Дочка папы Карло

– Вы в самом деле готовы тратить собственное личное время для того, чтобы я… подтянула учёбу? Но почему? – ошарашенно спросила я.

– Натеюсь, фы опрафтаете моё тоферие. – игнорируя мой вопрос, ещё сильнее выпрямляя и без того прямую спину, ответила она. – Та, не нушно растрашать отноклассниц и учителей потропностями фаших санятий. Натеюсь фы меня понимаете? – она внимательно, многозначительно посмотрела на меня своими красивыми, хоть и немного "птичьими" глазами.

Я молча покивала, глядя на неё такими же круглыми очами, не зная, какие слова сейчас будут уместны. По всей видимости, "таможня" в лице маман "дала добро", но неофициально. И болтать об этом на каждом перекрёстке не стоит.

– Приступайте. – удовлетворённая моей реакцией, не смотря на её, прямо скажем, скудность, предложила она.

Я села за стол. Сегодня это были учебники по французскому языку и литературе.

Так началось покорение наук в институте благородных девиц.

Естественно, моё регулярное отсутствие на несколько часов не осталось незамеченным в кругу одноклассниц. Поскольку я крепко держала слово и не рассказывала, какого свойства у меня случаются отлучки, а то, что в это время посещаю именно комнату классной дамы быстро разузнала наша "разведчица" Русакова – очень быстро вся эта ситуация вокруг меня обросла кучей домыслов и сплетен.

Единственным человеком, кроме части педагогического состава, который знал истинное положение вещей – была княжна. Поскольку она продолжала активно помогать мне грызть пресловутый гранит учёности, к тому же вызывала доверие не только у меня, но и у фройляйн Марты, решено было посвятить её в этот секрет.

За это время мы очень сдружились с умницей-Саломеей. На сей момент она была главной претенденткой будущего выпуска на первую премию. "Обойти" её в этом первенстве, если честно, я даже не мечтала.

Она же очень спокойно относилась к соревновательному моменту, не нуждалась в деньгах и просто реально была толковой и начитанной. Ну, для своего возраста и в сравнении с остальными – просто очень.

Остальная же часть компании свято уверовала, что я три раза в неделю наушничаю классной даме, являясь к ней с подробным докладом обо всём, что делается и говорится в дортуаре.

Обстановка складывалась ужасная. Девочки поджимали губы в моём присутствии, прямолинейная Ангелина вообще волком смотрела в мою сторону. Однажды она и не выдержала:

– А ловко ты обделываешь свои делишки, любимица нашей железной фройляйн!

– Что ты имеешь ввиду? – отрываясь от тетрадки, рассеянно спросила я.

– Да то и имею, что все понимают. – размыто ответила та.

– Похоже, я одна не понимаю. Скажи уже прямо, что обвиняешь меня в том, что я доношу на вас классной даме. Так? – в лоб спросила я.

– Ну… да. – с вызовом в голосе заявила наша правдолюбка.

– А на каком, простите, основании вы все тут сделали такой вывод? – я обвела присутствующих спокойным взглядом, – Кому-то навредили мои посещения фройляйн Марты? Или я чего-то не знаю? Думаю, дамочки, вам просто очень хочется почесать языки. Ну так, что называется, бог в помощь. Не считаю это своей проблемой. Наслаждайтесь в своё удовольствие сиим унизительным базарным развлечением.

И уткнулась обратно в тетрадь.

– Но как объяснить эти визиты? – покрасневшая от возмущения Русакова не могла оставить последнее слово за мной.

– А с чего ты взяла, что их для вас кому-то обязательно объяснять? – спросила я, прямо посмотрев ей в глаза и смутив окончательно, – К тому же, кто-кто, а ты уж при желании точно можешь докопаться до истины. Я тебе её не скажу, потому, что обещала.

Всё время этой короткой перепалки княжна молча улыбалась, поглядывая в нашу сторону.

Больше никто слова так и не промолвил.

*doux – сладкий (фр.)

15

Как я уже говорила, главной претенденткой на первую премия попечительского совета была Саломея.

Второе место, по мнению педагогического состава пока держала барышня из нашего же класса, проживающая в другом дортуаре, но активно дружившая со святой белокурой троицей. Богатая наследница родовитых родителей с неплохим, судя по результатам, интеллектом и дурным характером.(За какие грехи, интересно, этих курочек вполне благополучные семейства сослали в жёсткие условия института – непонятно. На перевоспитание что ли?)

Третье – какая-то довольно тихая девчонка из того же дортуара.

Мне, чтобы добраться до этих вершин, было ещё пахать и пахать. Что я и делала. По большому счёту, заниматься здесь больше даже при всём желании было особо нечем. Ну не чесать же языки с досужими старшеклассницами. Тем более, поговорить здесь на в самом деле интересные темы было вообще мало с кем возможно.

В общем, по результатам небольших тестирований, регулярно проводимых мне Мартой, я упорно шла в гору. Как изначально ни пугал французский – с ним я разобралась на удивление быстро.

Учебник по литературе был до невозможности куцый. Из произведений буквально вырезали куски текста, предоставляя институткам неполный, усечённый вариант. Уж я-то знаю. В своё время, под настойчивым и бдительным наблюдением отца перечитала многое из классики, обсуждая с ним особенности времён и языка. Так что тут мне в институте равных не было. Возможно, в этом вопросе я могла оказаться даже более подкованной, чем сам преподаватель. Главное наоборот, "не спалиться" на собственной начитанности.

Преподавателем литературы оказался толстый безобразный дядька с жёлтым пятном над верхней губой, являвшимся следствием глубокого пристрастия к нюхательному табаку. Тем не менее, сей товарищ оказался предметом тайной и бурной страсти доброй половины ученического состава.

Симпатичных мужиков сюда, кажется, просто не брали. Но самым ужасным в нём были – его стихи. Простите за прямоту, но это же в самом деле "кровь из ушей" – вытерпеть экзальтированные декламации его, с позволения сказать, напыщенных творений, наполненных "утончёнными" и "возвышенными" рифмами из разряда "кровь – морковь" и столь же глубокого содержания.

Причём, демонстрация собственного творчества занимала его лично и время занятий соответственно гораздо больше, чем произведения, включённые в программу. Стишки переписывались в личные блокнотики институток, заучивались наизусть, а само поэтическое дарование подвергалось бесконечным проявлениям преданного обожания, как то: обливание шляпы духами, одаривание подарками и молитвами за благополучие кумира и небожителя.

В итоге, конкретно по предмету, никто толком просветиться особого шанса не имел.