Дочки-матери. Любовь-Ненависть
Шрифт:
7. Миллер А. Драма одаренного ребенка и поиск собственного Я: Пер. с нем.-5-е изд.-М.: Академический проект, 2015.-139 с.
8. Некрасов А. Материнская любовь/Анатолий Некрасов. – Москва: Изд-во АСТ, 2017.-249 с.
9. Овчарова Р. В. Психологическое сопровождение родительства. М.: Изд-во Института Психотерапии, 2003.С. 245-267.
Глава 2. Типы драматических отношений в системе «Мать-Дочь» и случаи психокоррекционной работы с ними
2.1. Мать навязчива и склонна к слиянию. Дочь покорна
Психоаналитические механизмы формирования булимии и способы ее коррекции
Пищевые аддикции в изученных нами ранее случаях [3,4] начинались с постепенно развивающихся ограничений количества потребляемой пищи, которые имели тенденцию к нарастанию с последующим переходом в голодание. Психологическая причина ограничения в еде заключалась в неудовлетворенности клиенток своим внешним видом, в искаженном восприятии своего тела и желании стать похожими на девушек-моделей, образ которых культивируется в средствах массовой информации. Мотивация «стать похожей на звезду» постепенно становилась доминирующей в психике, приобретая характер сверхценной идеи. Сила мотивации к ограничению в еде была настолько выраженной, что преодолевала биологическое сопротивление, связанное с удовлетворением инстинкта (драйва) голода.
Описывая психоаналитические механизмы, которые могут приводить к развитию аддиктивных пищевых реализаций, следует отметить, что пища в таких случаях оказывается особенно хорошим средством удовлетворения интенсивного аддиктивного драйва [3, 4, 8-11]. Это связано с особенностью инфантильных переживаний, когда чувства безопасности, психологического комфорта были связаны с актом употребления материнского молока. Пищевые аддикты используют перенос значения питания, выходящего за пределы утоления голода, с детского периода в подростковый и взрослый периоды жизни. Пища становится эквивалентом комфорта, безопасности и наслаждения, любовных отношений в широком смысле. Прием пищи активизирует возбуждение, страсть и даже чувство опасности, так как отношения с ней часто принимают форму любовной связи. Имеет значение не только сам период непосредственного употребления пищи, но также и предвосхищение ее приема, воображение и мысли, ассоциированные с ним. Порою интенсивность предвосхищения приема пищи бывает настолько сильной, что приводит к немедленному пищевому эксцессу даже в неподходящих местах (приему пищи, например, в туалете) [3, 4].
Употребление пищи имеет особую привлекательность также в связи с тем, что оно более безопасно, чем многие другие аддиктивные реализации. Многие лица с булимией сексуализируют еду, входя в трансоподобное состояние при ее употреблении. Некоторые из них входят в транс даже при описании своих переживаний во время еды. Эти переживания часто носят настолько интимный характер, что пищевые аддикты стараются не говорить о них. В то же время спектр эмоций, связанных с едой, выходит за пределы сексуальных переживаний. Они разнообразны, имеют много нюансов и не могут быть сколько-нибудь полно вербализованы. Аддикты к еде используют ее как средство удовлетворения репрессированных потребностей в защите, интимности и сексе. Повышение веса является фактором, вызывающим чувство глубокой потери, с чем связано также нарушение связи со своим духовным я (духовным началом) [3, 4].
По мнению Greesson (1993), это чувство является чувством потери, оно мешает радоваться жизни, вторгается в само существование. Пища при аддиктивном употреблении трансформируется,
переставая быть простым источником питания, превращаясь в символ награды, положительной оценки, наказания. Пища становится любовным объектом, интимным другом, с ее помощью становится возможным контролировать свое эмоциональное состояние, избавляться от чувства бессилия, беспомощности и безнадежности. Желание есть начинает появляться как реакция на все раздражающие, беспокоящие в широком смысле события [10].Еще одним фактором, способствующим развитию пищевой аддикции, является неспособность отличать физиологический голод от эмоционального. Gould (2007) пишет, что в случае эмоционального (фантомного) голода, когда давление на психику неуправляемых эмоций и нерешенных проблем начинает осознаваться, фантомный желудок посылает сигнал, требующий пищи. Если человек внезапно чувствует голод вскоре после приема пищи, можно логически предположить, что имеет место эмоциональный голод, связанный с каким-то домашним конфликтом, дискомфортной ситуацией, неприятными воспоминаниями, тревогой о будущем, снижением самооценки [8].
Отношения с едой у человека с пищевой аддикцией приобретают очень интимный характер, который иногда сравнивают с переживаниями любви (Roth, 1992). Пациентки с пищевыми аддикциями утверждают, что они не в состоянии вовлекаться в сколько-нибудь глубокие отношения с другим человеком, а еда заменяет им эти отношения. Привлекательность еды для них заключается в том, что она не может их покинуть, не может противодействовать им, не имеет своей точки зрения, в отличие от людей, с которыми клиентки вступали в отношения [11]. Одна из обследованных нами интровертированных пищевых аддиктов говорила, что еда была эквивалентом отсутствующего любовного партнера в течение 17 лет. Еда не требовала ничего взамен, что как раз и соответствовало ее ожиданиям [3,4].
Для женщин с пищевой аддикцией эмоциональная фиксация на еде позволяет отвлечься от присутствующих в бессознании чувств угрозы безопасности и интимности. Пищевым аддиктам было легче фиксироваться на потере веса, чем на осуществлении стремления быть ближе к другому человеку, проще концентрироваться на своем теле, чем на любви или стремлении быть любимой. Концентрация на еде более безопасна: человек знает, откуда исходит боль, и ему легче контролировать себя. Люди злоупотребляют едой, поскольку они не знают, что заслуживают лучшего. В результате они превращаются в несчастных, презирающих себя взрослых не потому, что они переживают травму, а потому, что репрессировали ее.
С нашей точки зрения, традиционная психоаналитическая идентификация пищевых проблем с сексуальными проблемами не является правильной, в связи с редукционистским подходом. Пищевые аддикции имеют более сложные психодинамические механизмы, не осознаваемые самими пациентами/ пациентками [3,4].
Green (2006), анализируя нервную анорексию и булимию, описывает психоаналитические аспекты ингибиции и компульсии. Ингибиция рассматривается как один из механизмов нервной анорексии. Компульсия оценивается как основной инструмент, присутствующий при пищевых эксцессах, свойственных булимии [9].
Еще сравнительно недавно считалось, что нервная анорексия (аддиктивное голодание) возникает главным образом у девочек-подростков – представителей среднего класса с достаточным уровнем дохода родителей. Тем не менее, сегодня оно регистрируется у женщин всех возрастов и различных классов. Это относится как к нервной анорексии, так и к булимии. Более того, многие аноректики периодически переедают. Таким образом, анорексия и булимия являются разными сторонами одной «медали» (проблемы), представляя собой варианты злоупотребления едой. Учет вышеперечисленных механизмов формирования булимии в психотерапии этого состояния сделает ее более эффективной. Терапия, направленная только на снятие симптомов пищевых аддикций является недостаточной. Необходима работа с более глубинной, неосознаваемой проблемой (конфликтом) средствами психоаналитической, психодинамической, когнитивно-поведенческой терапии с использованием инновационных инструментов, к числу которых относятся ассоциативные карты [1-4].