Дочки-матери
Шрифт:
– И что? – вынужден был, как попугай, повторять он.
– Она сказала, – девочка мстительно замолчала, – что не желает вас больше видеть. Совсем. Поэтому поменяла телефон. Даже старый аппарат не стала забирать, как видите.
– Не может этого быть…
– Почему же? – уверенно продолжала Мака, постепенно вживаясь в роль. – Вспомните, может, вы чем-то ее обидели?
– Не думаю…
– А вы подумайте, – строго предложила она.
– Она хоть намекнула на что-то?
– Намекнула, – заверила Мака и осеклась: не успела придумать, что именно Инна могла сказать сотруднице
Зная характер матери, она прекрасно понимала: постороннему человеку та не сказала бы и десятой части того, что она уже наплела этому Игорю. Просто забрала бы телефон и выкинула сим-карту, если представить себе, что старый номер и Игорь заодно ей были больше не нужны.
– Простите. Александра? – осторожно уточнил он, и Мака снова взвилась. Неужели так трудно запомнить ее имя?! Третий раз уже с ней разговаривает!
– Да, – с достоинством ответила она.
– А вы давно знаете Инну?
– Давно, – Мака споткнулась на этом слове, – дольше, чем вы думаете.
– Вы подруги? – попытался угадать он. – Она не забыла, специально оставила вам телефон?
– Нет, – отрезала Мака, начав нервничать и намеренно пропустив первый вопрос мимо ушей, – она забыла телефон в спортзале! Я уже говорила!
– Вы приятельницы? – не успокаивался он.
– Не в тему!
– Что?
– Я говорю, – опомнилась Мака, – вы ошибаетесь.
– Не понимаю, – в его голосе звучала обида, – не понимаю, что происходит.
– А хотели бы знать? – В голову пришла вдруг шальная мысль.
– Конечно!
– Давайте встретимся…
Мака услышала в коридоре шаги, резко нажала «отбой» и, сунув телефон в карман, сделала вид, что моет руки. В туалет вошла Валентина Сергеевна.
– Маковецкая, – с порога начала она воспитательную работу, – ты почему не на уроке?
– Вызвали, – Мака закатила глаза к потолку.
– Уже отпустили?
– Да.
– Тогда беги на урок! Что у тебя сейчас?
– Кажется, русский.
– Проводить? – участливо поинтересовалась англичанка.
– Пока еще помню дорогу.
Мака вышла из туалета и поплелась нога за ногу к кабинету русского языка. Зайдя за угол, остановилась и, подумав пару секунд, написала Игорю сообщение: «В пятницу, 19.00, место назовите сами. Александра». Не успела она дойти до нужной двери, а Игорь уже прислал ответ.
Улыбаясь, как удав, проглотивший кролика, Мака постучала и распахнула дверь.
– Можно?
– Входи, – со вздохом разрешила учительница, как и все, ошалевшая за две недели от постоянных блужданий учеников между уроками.
Мака нашла глазами свою сумку – верный сосед по парте и на этот раз не подвел, – плюхнулась на стул и уставилась на доску непонимающими глазами. Сейчас ее интересовало только одно: предстоящая встреча с Игорем. Не терпелось посмотреть в глаза мужчине, ради которого Инна наплевала на собственную дочь.
Об Игоре она думала и поздно вечером, уже лежа в постели, пока мать возмутительно долго трепалась с кем-то по телефону. А потом, уже засыпая, Мака вдруг почувствовала, что Инна сидит рядом с ней.
– Зачем? – произнесла мать загробным,
неузнаваемым голосом. – Зачем ты, сумасшедшая идиотка, сожгла эти журналы?!Мака вытаращила на нее глаза, сон прошел моментально. Но от страха, перемешавшегося с гневом, она не могла выдавить из себя ни слова.
Неужели тот самый человек, которого хотели подставить, – это она? И мать им так сразу поверила?!
Глава 10
Инна, словно в замедленной съемке, видела, как Сашка вскакивает на кровати, отбрасывает одеяло к стене. Следом полетела подушка.
– Я, – девочка орала, задыхаясь от гнева; перевязанные белыми бинтами коленки светились в темноте, – я не трогала эти журналы!
– Ты никогда, – Инна тоже кричала, ее колотило от ярости, – не говоришь правду! Вся школа знает!
– Дура!!!
Она соскочила на пол и ринулась в ванную комнату, но не успела запереть дверь. Ополоумевшая Инна потянула за ручку, разверзая дверной проем, словно пропасть, между собой и дочерью.
– Отпусти! – визжала Сашка как сумасшедшая. – Оставь меня в покое!
Инна вцепилась в ручку мертвой хваткой, изо всех сил вытягивая ее на себя. Намертво приклеившаяся с другой стороны дочь ехала вслед за дверью по полу в своих махровых носках.
– Не смей, – орала Инна, – не смей!
Выехав за пределы ванной комнаты, Сашка поняла, что с матерью ей не сладить.
– Больная! – проорала она.
И, как была, в одной длинной футболке, бросилась в коридор. Сорвав с вешалки куртку, стала ее натягивать. Инна схватила куртку за капюшон, стала со всей яростью тянуть на себя, и не сохранившая равновесия Сашка упала на пол. Инна рухнула вслед за ней.
Визжа и выкручиваясь, дочь сучила по полу руками, ногами. Крупные слезы катились из ее раскрытых глаз.
– Зачем тебе это было надо? – хрипела Инна сорванным голосом. – Показать, что ты круче всех?!
– Ты ни хера не понимаешь! – рыдала девочка. – Никогда не поймешь!
Обессилев, она перевернулась на живот. Только ее плечи продолжали вздрагивать. Инна сидела рядом, прислонившись спиной к стене, и кляла свою никчемную жизнь. Она так и не научилась быть матерью. А из-за дочери не достигла успеха ни в чем другом. Легко болтать о том, как перерезать себе пуповину, если у тебя нет, не было и никогда не будет детей!
Они обе провели так немало времени – Сашка вздрагивала и в отчаянии повторяла только два слова: «Дура. Поверила», а у Инны больше не было сил ни на обвинения, ни на сочувствие. Она каждым нервом, каждый клеточкой кожи чувствовала собственную никчемность в этом чертовом мире.
В какой момент и как они встали, чтобы разбрестись по своим комнатам, Инна не помнила. Она ощущала только абсолютную пустоту и сразу же провалилась в сон…
Дисциплинированный будильник поднял ее в семь утра. Инна открыла глаза и тут же вспомнила об ужасе, который они с Сашкой вытворяли здесь ночью. И если дочь еще можно было понять – буйство гормонов, неустойчивая подростковая психика, – то как Инна могла позволить себе эти постыдные выверты, в голове не укладывалось!