Догоняя прошлое

Прочитал в газете заметку об открытии в одной из нью-йоркских галерей первой персональной выставки молодого перспективного художника Джастина Тейлора.

Я всегда говорил, что он гений.

Я старался избегать всяческого упоминания о Тейлоре, и это был первый раз за два с лишним года после нашего расставания, когда я все же наткнулся на его имя.

Я прислушался к себе и внезапно осознал, что внутри ничего не шелохнулось и ничего не дрогнуло. Я не ощущал ничего. Пульс не зашкаливал, а сердце стучало ровно,. У меня получилось снова восстановить свою стену вокруг него, еще более прочную, непроницаемую, чем раньше. Ведь когда любишь, твое сердце открыто для боли. А теперь я защищен…

Но, блядь, это полнейшая хуйня, мираж, иллюзия! Сколько бы стен я не выстраивал, сколько бы времени не прошло, мое сердце всегда будет принадлежать Джастину, только ему одному. Только он сможет одним взмахом ресниц снести все эти ограждения. И я знаю это. Но также я знаю и другое, он никогда не вернется в мою жизнь. Поэтому я спокоен. Все мои чувства надежно упрятаны.

Конец февраля 2010 г. Питтсбург

Завтра улетаю в Филадельфию.

2018 г. Версаль

Джастин

Боже! Как же Брайан ошибался в том, что мне будет легко разбить все стены и вернуться в его жизнь, вернуться домой, туда, где мое место. Но сначала мне нужно было понять это.

Я прервался и закрыл глаза, погружаясь в воспоминания.

Был ли я тогда счастлив? Думаю, что покривлю душой, если скажу - нет. Я был счастлив. Уже два года мы с Джеком жили в браке. Моя жизнь бурлили, насыщенная разными событиями, встречами и выставками. Я просто не успевал ни о чем другом думать. Я занимался любимым делом, постепенно завоевывая признание, и со мной рядом находился мужчина, который любил и хотел лишь меня. Тогда мне казалось, что большего и не надо желать. И все же, думаю, счастье у каждого свое. Вряд ли можно подобрать единое определение. Кому-то для него хватает самой малости, а кому-то нужен целый мир.

Правда, много позже я понял, что это оказалась лишь передышка, которую подарила мне судьба. Я как будто уснул и видел прекрасный сон. И как бы странно не прозвучало, но это была не моя жизнь, не та, которую я хотел бы прожить, и непременно наступит момент, когда я пойму, что двигаюсь не туда.

Я привык бороться – за себя, свои убеждения, за Брайана, за нашу любовь и даже за свои картины. И моя борьба еще впереди. Всегда.

Я помнил ту выставку. Еще бы! Она стала моей первой персональной выставкой. И я так гордился ею. Почти пять лет я шел к этому. Потом, конечно, были и другие, но первая навсегда осталась в памяти, как и та, в Центре геев и лесбиянок в Питтсбурге.

Когда я только приехал в Нью-Йорк я мечтал, что посвящу свою первую персоналку Брайану. Но судьба распорядилась иначе. А еще, мы тогда с Джеком впервые серьезно поссорились, и как бы странно это не прозвучало, из-за Брайана. Хотя ссора выросла, честно говоря, на пустом месте.

Февраль 2010 г. Нью-Йорк.

– Вставай, лежебока! Сегодня твой день! – Джек сорвал с меня одеяло и пощекотал левую пятку.

– Эй, какого хрена? – дернулся я, пряча ногу и безуспешно стараясь нащупать одеяло. Я ненавидел, когда Джек с утра был такой бодрый и жизнерадостный.

– Он еще спрашивает? Сегодня твоя первая персональная выставка!

– Но она же не в восемь утра, а в шесть вечера, - проворчал я.

– И что с того? Ты же не собираешься проваляться в постеле весь день? – Джек снова попытался ухватить меня за ногу. – Сегодня ты станешь еще известнее, чем вчера!

– По настоящему известным я стану, когда мои работы будут висеть в Нью-Йркском музее современного искусства. А в данный момент я собираюсь действительно валяться. Вчера мы с Элис еще раз все проверили, и я вымотался, как собака, и ты мог бы меня пожалеть, - лукаво глянул я на супруга.

– О! Да ты манипулятор, знаешь об этом? И хотя я всегда готов оказать посильную помощь, но сейчас я должен…

– Ты должен быть со мной в постели.

Я ухватил Джека за рукав и потянул на себя. Я знал, что он не мог сопротивляться, когда я был в таком игривом, но решительном настроении. Он упал на меня, и мы забыли обо всем, с упоением целуясь. Когда мы, наконец, разорвали поцелуй, и Джек потянулся к тумбочке за смазкой, я ловко перевернул его и подмял под себя.

– Не так быстро, дорогой!

Он все понял и, улыбнувшись, отдал лубрикант мне. Джек в этом плане оказался довольно гибким. Ему нравилось быть, как сверху, так и снизу. И в зависимости от настроения, мы менялись ролями. Иногда он без слов понимал, что мне нужно. А сейчас я хотел его, хотел быстро, жестко, полностью входить и выходить, долбя по простате и вырывая протяжные стоны.

Когда мы, наконец, немного отошли от оргазма, Джек вскочил и все же засобирался в офис. Рабочий день никто не отменял, и у него сейчас намечались непростые переговоры. Я наблюдал за его сборами, когда он вышел из душа.

– Что? – он вопросительно взглянул на меня.

– Ничего. Просто смотрю, как ты одеваешься, - улыбнулся я. – Мне как-то не верится, что сегодня…

– Ты поверишь вечером, когда будешь принимать поздравления, - перебил меня Джек.
– Уверен, все пройдет просто замечательно. А потом мы пойдем в ресторан и отпразднуем твое достижение.

– Хм! Неверное, так и будет. Брайан всегда говорил, что праздновать надо только достижения, - ответил я, задумчиво водя пальцем по простыне и не замечая, как напрягся Джек. – Ведь я всегда хотел свою первую персональную выставку посвятить ему. Мы даже пытались придумать ей название. Брайан, как обычно предлагал только пошлые варианты…

Захваченный неожиданными воспоминаниями, я продолжал гипнотизировать простынь, и не видел, как замер Джек, но почувствовал, как что-то неуловимо изменилось.