Договор на одну ночь

Он приехал.

Мы не списывались. Не созванивались. Не общались.

Я решительно верю в то, что нас связывают успешные деловые отношения. Без далекоидущих планов и ненужных обоим чувств. Но видеть его в Кали Нихта – это…

Взяв себя в руки, украдкой снова слежу за мужчинами.

Обнять Андрея мой дядя не решается. Они жмут друг другу руки и улыбаются. Обсуждают что-то (за гулом не слышно). Дядя кивает на сцену и на меня. Наверное, хвастается, что удачная инвестиция сегодня будет петь. Не знает, что в его "векселе" пробита обесценивающая дыра господином депутатом.

Я не представляю, зачем он приехал, и не фантазирую, что ради меня. Уж тем более, никак не связываю это со своим Днем рождения. Но взглядом до столика всё равно провожаю.

Делаю вдох-выдох и возвращаюсь в реальность, где в главных ролях не заезжий депутат, а мы с микрофоном.

Настраиваюсь. Произношу про себя привычные слова. А потом добавляю: при тебе я спою еще лучше, поверь.

И, не боясь пристальных взглядов, не слыша равнодушного звона приборов, забыв напрочь про все невзгоды, беру первую ноту, которую подхватывают бузуки Лисандра.

***

Я пою с огромным удовольствием и полной отдачей. Прощаюсь от всей души.

Благодарю всех без слов благодарности. Вспоминаю свои первые выступления. Свой путь борьбы, потому что дядя никогда в меня не верил.

Понимаю, что многие хлопают по инерции, но мне кажется, зал я зажгла. Спустившись со сцены, наслаждаюсь ускоренным пульсом и выплеском эндорфинов в кровь. С этими ощущениями соревноваться может только секс.

Взгляд сам собой скользит по продолжающему хлопать, как и все, Андрею Темирову.

Он смотрит на меня вполне легально, а я на него – немного по преступному.

Конечно же, я не пела для него. Я пела для себя. Но оторвать взгляд от него сложно. Заставив себя, слышу громкое:

– Еленика, подойди к нам!!!

Дядя встал и идет мне навстречу.

Берет за руку, обнимает и ведет к самому козырному сегодня столику.

Поразительно, но сидящие за ним люди даже поднимаются, чтобы выразить мне свое уважение.

Я ловлю на себе по-хозяйски самодовольный взгляд Жоры.

Неужели тебе приятно, когда твою будущую пожизненную заложницу хвалят?

А меня хвалят, черт! Старосты, районные депутаты, просто богатые местные греки. С теплой-теплой улыбкой это делает Петр. Я улыбаюсь в ответ и розовею. Только не из-за приятных слов, а потому что щеку жжет внимательный взгляд человека, который с похвалой не спешит.

А я не могу удержаться и на него не посмотреть.

Пользуюсь тем, что дядя во всеуслышанье рассказывает неправдоподобную историю, как обнаружил мой талант и настоял на том, чтобы я выступала, поворачиваю голову и, нарочито гордо вздернув подбородок, смотрю горящими глазами на строгого Темирова.

– Очень рада вас видеть в Кали Нихта, кирие Андрей.

Он медленно кивает в ответ. И знай я его чуточку хуже, не умей я отмечать, как подрагивают уголки губ, подумала бы, что он холодный сноб. Но он… Другой.

– Давно на Юге не был просто.

– Соскучились?

– Дела заставили.

Нет. Он всё-таки непрошибаемый! Но я не обижаюсь и не расстраиваюсь.

У меня кожа горит. Сначала на лице. Потом, когда Андрей съезжает взглядом, и на шее тоже.

Дядя меня отпускает. Я тут же делаю шаг в сторону. К нему. Этого делать нельзя, но не могу сдержаться: незаметно скольжу пальцами по раскрытой депутатской ладони.

Я тоже соскучилась. Думала о тебе. И рада видеть.

– Лена, присядь с нами! – Это предложение от дяди звучит крайне щедро. Жора начинает суетиться, чтобы найти для меня стул, но я не стану.

Расправив плечи, «случайно» задеваю ягодицами депутатское бедро, отступая ещё ближе и ощущая спиной его тепло. В ноздри заползает запах, из-за которого волоски по телу становятся дыбом. Я чуть-чуть. Совсем чуть-чуть…

Чувствую дыхание виском. Хочу откинуться и вжаться. Нельзя.

– Спасибо, тейе Димитрий, но я бы хотела подняться к себе. Разволновалась. Голова разболелась.

– Так может тебе таблетку?

– Нет! Вы сидите, а я…

Жора так и застывает со стулом, не понимая, ставить его или нет, а я беру себя в руки и, не оглядываюсь, быстрым шагом ухожу, лавируя между столиками.

Я сегодня только артистка. Не официантка. Не блюдо за столом. Могу позволить себе вспорхнуть на второй этаж, закрыться в спальне и рухнуть на кровать, безосновательно широко-широко улыбаясь.

***

Ко мне дважды приходит тетя Соня с предложением спуститься, но я отказываюсь. Думала, последний свой вечер в Меланфии проведу вдвоем с меланхолией, в итоге – меня трясет от нетерпения.

Я притворяюсь спящей, выключая свет. Дожидаюсь закрытия ресторана. Не выхожу попрощаться с Жорой. Слушаю, как дядя тяжелым шагом поднимается и следует себе в кабинет. Выпил, наверное. Его переполняет такое близкое и вроде как неотвратимое счастья.

Но я и злорадствовать сейчас не в состоянии.

Выжидаю двадцать минут после того, как щелкнет замок в двери дядиного кабинета, и повторяю свой трюк. Незаметно спускаюсь и спешу по пустым улочкам в нужную мне точку. Чем ближе к ней – тем больше волнуюсь. А вдруг придумала?

Но когда ныряю в ту же подворотню и вижу приглушенный свет фар – взрываюсь фейерверком.

С Днем рождения тебя, Лен. Это лучший подарок.

Поочередно покусывая щеки, чтобы не улыбаться на все тридцать два, ныряю в черный Мерседес и тут же съезжаю вниз по сиденью.

Поворачиваю голову.

Андрей не изменился, а может быть стал еще красивее. Оторваться сложно.

– Пристегнись, Лен.

Командует вместо приветствия. Не тянется за поцелуем. Не смотрит даже. Я слушаюсь и отворачиваюсь к лобовому, все же немного улыбаясь.

Машина сдает назад и, вырулив из нашей подворотни, агрессивно рвет на выезд из прибережного поселка, выдавая в безразличном хозяине не меньшее нетерпение, чем испытываю я.

Глава 25