Доказательства существования ада. Свидетельства переживших смерть

После того добрый Апраксин был особенно внимателен к нуждам бедных и радовался всякий раз, когда представлялся ему случай к благотворительности.

Прошло 42 года, и, верный своему обещанию, князь Долгоруков вторично посетил старца-генерала, в десять часов вечера. Прежде всего, князь счел нужным напомнить о себе и о том благодеянии, какое ему было оказано много лет тому назад, потом увещевал своего друга готовиться к смерти, имеющей последовать чрез 20 дней, обещался еще раз посетить его за три дня до его кончины и вдруг вышел из комнаты.

Апраксин поверил словам загробного вестника: исповедался, причастился и освятился елеем. За три дня до смерти он пригласил к себе на ночь одного своего друга. В 11 часов ночи явился Долгоруков и вступил в беседу со старцем Апраксиным. Присутствовавший его друг после рассказывал многим, что во время разговора Апраксина с Долгоруковым он ощущал невольный страх, хотя явившегося князя не видал, но голос его слышал.

Через три дня Апраксин скончался. После его смерти в Москве долго носилась молва о его свиданиях с покойным Долгоруковым («Душеполезное чтение», 1867 г., ч. 1).

Сон святителя московского Филарета

Один священник с особенным усердием поминал за литургией покойников, так что, если кто раз подавал ему записку о поминовении, он выписывал имена усопших в свой синодик и, не говоря о том подавшему, поминал всю жизнь. При соблюдении такого правила у него составился синодик с таким многотысячным перечнем имен, что пришлось ему разделить его на отделы и поминать по очереди.

Случилось, что он впал в какую-то погрешность, так что ему угрожало устранение от прихода. Дело было передано московскому митрополиту Филарету, и когда преосвященный уже собирался наложить резолюцию об устранении его, вдруг почувствовал какую-то тяжесть в руке. Митрополит отложил подпись журнала до следующего дня. Ночью он видит сон: перед окнами собралась толпа народа разного звания и возраста. Толпа о чем-то громко толкует и обращается с какой-то просьбой к митрополиту.

— Что вам нужно от меня, — спрашивает архипастырь, — и что вы за просители?

— Мы отшедшие души и явились к тебе с просьбой: оставь нам священника и не отстраняй его от прихода.

Впечатление этого сновидения так было велико, что Филарет не мог отделаться от него по пробуждении и велел позвать к себе осужденного священника. Когда тот явился, митрополит спросил его:

— Какие ты имеешь за собой добрые дела? Открой мне.

— Никаких, владыко, — отвечал священник, — достоин наказания.

— Поминаешь ли ты усопших? — спросил его митрополит.

— Как же, владыко, у меня правило: кто подаст раз записку, я уж постоянно на проскомидии вынимаю частички о них, так что прихожане ропщут, что у меня проскомидия длиннее литургии, но я уж иначе не могу.

Преосвященный ограничился переводом священника в другой приход, объяснив ему, кто был ходатаем за него («Странник», 1862, Май).

«Но кто может исчислить, — восклицает св. Иоанн Дамаскин, — все свидетельства, находящиеся в жизнеописаниях святых мужей, в описании мученичеств и в Божественных откровениях, ясно показывающие, что по смерти приносят величайшую пользу усопшим совершаемые о них молитвы и раздаваемая милостыня» («Слово о почивших в вере», Христианское чтение, 1827, ч. 26.).

Протоиерей Д. Г. Булгаковский

О молитве за усопших

Церковь объясняет нам, почему нужна молитва об усопших, какова польза от нее душам. Устами своих Отцов и Учителей вещает нам. Мы не знаем святоотеческой литературы и философии, которые бы мы должны знать более всех других наук. Так идемте же в Церковь!

Все, что нужно нам для спасения души, услышим мы с клироса и с амвона. В стихирах, канонах, тропарях, особенно же в синаксарях, прологах и Четьи-Минеях собраны истины, данные нам Церковью.

Велика сила молитвы! Молитвенными воздыханиями Церкви ослабляется сила адова и облегчаются души в том неопределенном состоянии, в каком они пребывают до суда. Кроме мучений и власти ада, еще нечто смущает нас в смерти: это невыясненность той нашей жизни. С моментом телесной смерти для души и перерыва не будет: душа, как жила до последней минуты земной жизни, так и будет продолжать жить до Страшного Суда. Но какова будет эта жизнь, не знаем мы… Кое-что тут указывают опять же наши Минеи и Триоди (в Церкви), и по их молитвам утешительный и успокаивающий ответ нашей душе слышится с церковного клироса.

В Православии ясно и определенно звучит исповедание личной жизни каждой души: как жила она здесь, отдельным «я» в оболочке тела, так будет жить и жизнью будущего века. До Суда — в предвкушении воздаяний, а после Суда — в прославленном и преображенном теле, в полной мере участвуя в райском блаженстве (если его сподобились). Мятущаяся душа наша в этом личном воздаянии и жизни, не в каком-то проблематичном «существовании», но именно в жизни находит себе великое утешение в православном понимании смерти.

На проскомидии иерей преобразует таинственное на дискосе Небесное Царство, торжествующую на небе Церковь: Агнца Божия, одесную Его Царица, Матерь Божья, девять чинов святых: и святители, апостолы, и преподобные, и мученики, и бессребреники. И к этим чинам святых, к сияющим небесной красотой ликам просиявших на земле православных христиан, к ним подходят и частицы, вынутые за всех-всех усопших, скончавшихся в вере и надежде вечной жизни, и они, эти прообразующие частицы евхаристического хлеба, омоются вместе с частицами святых в честной животворящей Крови Агнца. И этим грехи всех этих когда-то поживших людей очистятся, и души облегчатся от своих мучений.

Верим ли мы в это, верим ли, люди православные? Ибо это нельзя уразуметь, ни понять, — это можно только верою принять. Господи, верую, помоги моему неверию!

Велика сила молитвы нашей, даже для нас грешных. Будем же молиться за наших умерших, да и за нас помолятся после нашей смерти, которая вот-вот уже рядом, уже близка. Не венками и мраморными памятниками, не пышной бутафорией погребальных бюро, а горячей молитвой за их вечный покой. Легко будет тогда умирать при сознании того, что и за меня грешного будет возноситься молитва, и святая Евхаристическая жертва будет приноситься в мою память.

В Православии нет смерти, ибо смерть лишь узкая межа между жизнью здесь и смертью в будущем веке, смерть есть лишь временное разлучение души и тела. Нет смерти ни для кого, ибо Христос воскрес для всех. Там вечность, вечный покой и вечная память у Бога и в Боге.

Не мусульманский рай с гуриями перед нашими очами, не тусклая и нудная нирвана, не противное и скучное перевоплощение, — а тихие райские обители, немерцающий Свет в невечернем Дне Христова Царства. Вечное приобщение блаженства, вечная литургия, где херувимскую поют не человеческие голоса, а лики самих Херувимов и Серафимов. Вечная память, вечная литургия в Боге и у Бога!