Доказательство чести

В восемь вечера Антон ворвался в кабинет прокурора Пащенко, занося с собой запах сырости, хвои и грибов.

— Маслята пошли? — не поднимая головы, справился Пащенко.

— Какие маслята? — Копаев выдохнул волну свежести. — А, грибы. Я встретил пяток. Но ножа не было с собой. Приятель, я нашел кровать.

Прокурор медленно поднял взгляд и заявил:

— Поздравляю. Ну и как она?

— Кто?

— Та, что с кроватью.

Копаев налил из прокурорского графина стакан воды и залпом выпил.

— Ты не понял. Я нашел, где стояла та кровать, которую привязали к ноге Рожина. В трехстах метрах от места обнаружения тела находится санаторий. Название у него такое мутное — «Тихий причал». Я сегодня с утра пораньше туда проскочил и со сторожем побеседовал. Этот негодяй выморозил у меня сотню, но, когда раздобрел, забыл и о страхе перед администраторшей, и о служебном долге. Одним словом, когда выпьет — себя не контролирует. — Он осторожно присел на стул и с наслаждением вытянул ноги.

— Я мечтал об этом весь день.

— Найти кровать? — Пащенко подвинул к себе пепельницу.

— Нет, ноги вытянуть. Не протянуть, а именно вытянуть. — Не вставая, он стянул с себя куртку и бросил на спинку соседнего стула.

— Около десяти дней назад санаторий, открывшийся недавно и еще мало кому известный, посетила группа странных людей. Четверо мужиков, с которыми не было ни женщин, ни выпивки. Это сторож заметил сразу, потому как не угостили. Это выходило за рамки общепринятого поведения. Ни удочек, ни радости в глазах. Сняли домик и, несмотря на солнечную погоду, не выходили из него до самого вечера.

— Действительно странно.

— Сторож поутру проснулся, стал совершать обход. Возле домика подозрительных гостей он не обнаружил двух машин, стоявших там с вечера. Я спросил его, какие именно тачки там были, а он ответил, что две какие-то ванны. Значит, иномарки, — заключил опер УСБ, снова наливая себе воды. — Но нам от этого не легче. Я о номерах заикнулся, но дед заявил, что он сторож, а не гаишник. Справедливо, в принципе.

— Что потом?

— Дело было в шесть утра. А в девять, когда старуха, жена деда, пошла сменить белье в домике, покинутом мужиками, обнаружилось, что «эти гады увезли с собой кровать». Она так и сказала деду, дословно. А он — мне.

— То есть гости съехали, прихватив с собой кровать?

— Частично прихватив. Спинки металлической кровати культурно стояли у стены, а самой панцирной сетки не было. Я прикинул визуально, и стало ясно, что это как раз те спинки, которых не хватало в Исети. Я вот что думаю. Если Рожина везли сюда убивать, то неужели у братков не было в багажнике гири или трамвайного колеса? Вряд ли они надеялись на то, что найдут в домике кровать и незаметно вынесут ее оттуда. Если кто и увидит, то это все равно не вызовет никакого недоумения, да?

— А если трамвайное колесо по территории санатория катать, то это подозрения не вызовет, Антон?

Тот вынул из кармана две конфеты, одну толкнул по столу к Пащенко, вторую сунул в рот и заявил:

— Все правильно ребята делали, поверь мне. Не хочется это говорить, но я поступил бы точно так же.

— И что дальше?

— А дальше нужно ехать в санаторий и брать за ноздри адинистраторшу, — проговорил Копаев. — Сторож сказал, что баба она быковатая, муж у нее в каком-то райсуде работает. — Он подумал и добавил: — Потому, наверное, и быковатая.

— А фамилию-то ее ты знаешь? — Пащенко уже потянулся к телефону.

— Селиверстова. Но выяснить это было непросто. Когда мы с дедом дошли до данного момента, он уже рассказывал о том, как форсировал Неман, и очень сердился, когда я его перебивал.

Пащенко покривил уголки губ, указал на дверь.

— У меня в комнате отдыха панцирная сетка от кровати стоит. Прихватим ее с собой. — Пащенко встал, убрал со стола ключи, ручку, папку.

— Зачем?

— Вид будет, конечно, еще тот, — не замечая вопроса, сказал прокурор. — Но я и не то возил. Два года назад пришлось труп-подснежник в багажник пихать.

Он снял с телефона трубку и вызвал Меркулова. Тот появился через минуту, с папкой.

— Меркулов, собирайся, мы выезжаем.

— Я готов, — ответил тот. — В райотдел позвонить, чтобы начальник пару оперов выделил?

— Не нужно. С нами поедет этот человек. Он как раз пары оперов стоит.

«Нет, побольше», — усмехнувшись, подумал Копаев.

Через сорок минут машина въехала во двор санатория.

Копаев легко выбрался из салона, втянул полную грудь хвойного воздуха и покрутил торсом. Меркулов при этом услышал угрожающий хруст. Ему на мгновение представилось, как этот торс одним рывком разворачивается в его сторону, и челюсть… Он отмахнулся от неприятного наваждения и последним пошел к административному зданию.

Между тем Копаев уже стучался в дверь администратора. По всей видимости, он знал, что надо делать.

— Кто это? — шепнул Меркулов на ухо Пащенко.

— Хороший человек, — так же шепотом ответил начальник. — Бывший опер.

— А за что уволили? — Следователю не давал покоя вовсе не пенсионный вид этого крепыша.

Пащенко угадал интерес подчиненного, игриво посмотрел на него, предупредительно стрельнул глазами в спину Копаева и ответил:

— Применял на допросах грубую физическую силу.

— Я так и подумал, — поморщился Меркулов.

Дверь распахнулась без всяких вопросов. Перед глазами незваных гостей предстала сорокапятилетняя на вид женщина с мощным пучком волос, собранным на затылке.

Она окинула взглядом всю троицу и обыденно поинтересовалась:

— Вам на троих домик?

— Нет-нет. — Пащенко отодвинул Антона плечом и полез в карман за удостоверением. — Мы не отдыхать. Скорее работать.

— Вот как? — без удивления промолвила дама, изучив документ прокурора. — А что случилось?

— У вас кровать пропадала? — врезался в разговор Копаев.

Женщина похлопала свеженакрашенными ресницами.

— Ну, пропадала.

— Мы ее нашли.

Та захлопала еще чаще и осведомилась:

— В Екатеринбурге перестали убивать и прокуратура занялась розыском санаторного инвентаря?

— Так вы кровать опознаете?

— Ну, пойдемте.

Она, конечно, опознала. Копаев посмотрел на Пащенко, который кивнул Меркулову. Тот тут же, под непонимающим взглядом дамы, вытянул панцирную сетку из багажника.