Доказывание истины в уголовном процессе: Монография
Шрифт:
Однако надо помнить о том, что зло — это победившее добро. Концепция «объективной истины», как показывает советский опыт, может стать ядром идеологии правового авторитаризма, то есть системы «инквизиционных» ценностей. С его помощью может оправдываться система, в которой государство в лице органов следствия и суда пренебрегает формальностями, ритуалами состязательности и прочими техническими элементами, в которых видится прибежище индивидуалистического начала, ради защиты абстрактно понимаемого общественного блага (коммунизма, социализма).
Как и любую идеологию, инквизиционную идеологию можно принимать и можно не принимать. Но в любом случае из признания идеологичности концепции объективной истины следует, во-первых, последовательность в употреблении знаков уголовно-процессуального языка согласно романо-германской и русской культурно-правовой традиции и, во-вторых, осознанный выбор в пользу инквизиционности или состязательности. В противном случае процессуальные термины превращаются в опустошенные знаки, которые могут произвольно использоваться для фальсификации правовой реальности в угоду сиюминутным интересам. Как правильно пишет Н. Подольный, «стремление к истине в рамках уголовного процесса не всегда обеспечивало действительное ее достижение нечасто оборачивалось злом, как для отдельных людей, так и для общества в целом» [1303] .
1303
Подольный Н. Фантомы уголовного судопроизводства // Российская юстиция. — 2004. — № 4. — С. 49.
По словам Е.Б. Мизулиной,
Когда сегодня в один понятийный ряд, призванный отразить либерально-правовые ценности «естественного» происхождения, включаются «объективная истина», «состязательность», «законность», «гуманизм», «презумпция невиновности», «нравственность», «обеспечение интересов личности», «здравый смысл» — это свидетельствует или о полной утрате ориентиров в пользовании уголовно-процессуальной терминологии, или намеренном введении в заблуждение для навязывания ценностей следственного процесса [1305] . Как пишет А.С. Александров, «нам все уши прожужжали о том, что отказ от принципа «объективной истины» означает оправдание судебных, следственных ошибок. Однако разве в период безраздельного господства теории объективной истины в теории и на практике она помогала избегать их? Никакие заклинания на тему о социалистической законности, объективной истине, искоренении обвинительного уклона не помогли» [1306] .
1304
Мизулина Е.Б. Технология власти: уголовный процесс. — С. 55.
1305
См. об этом: Александров А.С. Концепция объективной истины. — С. 23–24.
1306
Там же.
Режим множественности истин, то есть когда имеется их конкуренция и право голоса убеждать в истинности своего дела (а в уголовном деле всегда как минимум две истины) перед лицом народа (универсальной аудитории), является неотъемлемым свойством демократии. И этот режим является противоположностью тому, при котором следователь/судья проводит объективное, всестороннее (но в отсутствии сторон) полное расследование и, конечно, находит «объективную истину», главное достоинство которой в том, что ее приветствует власть. Абсолютное понимание «объективной истины» как инквизиционного концепта исключает равноправное состязание сторон, одной из которых является обвиняемый со своей истиной. Состязательное правосудие, квинтэссенцией которого является суд присяжных, подразумевает конкуренцию мнений в результате борьбы интерпретаций закона, фактов и прочих составляющих судебного спора, побеждает сильнейшее мнение, то есть наиболее привлекательное, убедительное, а равно нравственное, логичное мнение. Суд присяжных в своем решении содержит срез общественного мнения, то есть соответствует представлениям этого народа в это время о правильном, справедливом разрешении этого спора. Судебная истина — это мнение обычных здравомыслящих свободных людей, высказанное без принуждения, а под влиянием судебной речи и по зову совести. Только в режиме свободной конкуренции истин возможен такой элемент «открытого общества», как состязательный процесс. Стороны и суд в уголовном процессе имеют единую цель — установление предмета доказывания, хотя и с разных позиций. Несмотря на различие в целях доказывания, стороны в уголовном процессе стремятся к достижению одной цели, изложенной в статье 2 Конституции России [1307] .
1307
См.: Головко Л.В. Новый УПК РФ в контексте сравнительного уголовно-процессуального права // Государство и право. — 2002. — № 5. — С. 81.
На настоящий момент ортодоксальной позиции в понимании природы объективной истины придерживается, пожалуй, меньшинство процессуалистов [1308] , гораздо больше тех, кто избрал с различными оговорками позицию трактовки процессуальной истины как вероятного знания [1309] . Приводимые суждения и их аргументация является вариациями трех уже давно известных и описанных нами концепций.
Скажем, модным является формалистский подход, соответствующий второй (когерентной) концепции истины. Так, В.В. Никитаев приходит к выводу, что «объективная (материальная) истина есть фикция, точнее юридическая фикция, позволяющая использовать Уголовный кодекс для постановления приговора: а потому ее сохранение как средства уголовного процесса предполагает, что на первое место будет поставлена процессуальная истина» [1310] . Под процессуальной истиной он понимает «соответствие судебного процесса (а значит, и его результата) требованиям процессуального права». Однако необходимо вспомнить, что в своей сущности фикция есть «прием законодательной техники, состоящий в признании существующего несуществующим и обратно» [1311] .
1308
См., например: Петрухин И.Л. Теоретические основы реформы уголовного процесса в России. — М., 2004. — Ч. 1. — С. 148–153, 203; Уголовно-процессуальное право РФ: Учебник / Под ред. И.Л. Петрухина. — С. 244–248; Баранов А.М. Понятие и назначение уголовного судопроизводства. Источники уголовно-процессуального права: Учебное пособие / А.М. Баранов, Ю.В. Деришев, Ю.А. Николаев. — Омск, 2003. — С. 24, 25, 26; Тарасов А.А. Еще раз об истине в уголовном судопроизводстве // Новый УПК России в действии: Материалы круглого стола, 13 ноября 2003 г., Москва / Отв. ред. И.Ф. Демидов. — М., 2004. — С. 71–78. — С. 75–76.
1309
См., например: Быков В.М. Об установлении истины в уголовном судопроизводстве / В.М. Быков, Г.А. Печников // Журнал российского права. — 2004. — № 3. — С. 48–53; Ковтун Н.Н. Спорные вопросы в теории доказательств (Об устранении действительных и мнимых противоречий в уголовном процессе) // Государство и право. — 1997. — № 6. — С. 70–75; Печников Г.А. О вероятной и объективной истинах в уголовном процессе. — С. 122–125; Белоносов В.О. Истина в уголовном судопроизводстве // «Черные дыры» в Российском Законодательстве. — 2008. — № 6. — С. 133–137.
1310
Никитаев В.В. Проблемные ситуации уголовного процесса и юридическое мышление. — С. 254.
1311
Панько К.К. Фикции в уголовном праве и правоприменении. — Воронеж, 1998. — С. 28.
И.Б. Михайловская заключает, что юридическая истина имеет в своем основе принцип: «То, чего нет в материалах дела, не существует в мире». В силу этого принципа судебное решение может быть основано только на той информации, что содержится в деле и ни на чем ином [1312] .
По мнению В.В. Золотых, «современное законодательство ставит «непреодолимые препятствия» для достижения судом материальной истины», в числе которых он называет положение о недопустимых доказательствах, толкование сомнений в виновности лица в его пользу, свидетельский иммунитет, право обвиняемого пользоваться помощью адвоката и другие. Все эти названные положения ни в коей мере не могут способствовать достижению материальной истины, но законодатель пошел на это, отдав предпочтение достижению истины «во что бы то ни стало» законности и соблюдению прав человека. Соглашаясь с высказываниями С.А. Пашина,
автор отмечает, что «судье необходимо акцентировать внимание не на цели доказывания, а на процедуре доказывания, поскольку он отвечает не за обнаружение истины, а лишь за то, чтобы результат судоговорения был достигнут определенным образом» [1313] , то есть речь идет о формальной, условной истине [1314] .1312
См.: Михайловская И.Б. Настольная книга судьи по доказыванию в уголовном процессе. — М., 2007. — С. 17.
1313
Золотых В. В. Проверка допустимости доказательств в уголовном процессе. — С. 164.
1314
Получается, объективной истины нет, а есть лишь стремление к познанию, соответствующему данному уровню познавательных сил. Категорию «истины» пора заменить категорией метода, процесса познавания. Поскольку действительная истина недостижима, постольку мы должны довольствоваться лишь случайными взглядами в ее направлении и не очень беспокоиться о конечном результате. Главная забота не материал, а техника обращения с ним. Манипулирование с материалом. Такого рода рассуждения известны с древнейших времен, но и тогда, и сейчас их можно отнести к числу маргинальных.
Наконец, авторы работы, посвященной институту особого порядка судебного разбирательства, пишут: «Критерии достоверности судебной истины — формально-юридические. Если вышестоящий суд усмотрит кассационное или апелляционное основание для пересмотра приговора нижестоящего суда, значит судебная истина не была установлена. Если таковые не обнаружатся, значит истина была установлена судом» [1315] .
Как уже указывалось, такое понимание истины легко можно упрекнуть в безнравственности и отрыве от реальной действительности. Получается, что за истинное может быть принято и такое положение, которое заведомо таковым не является, не отражает событие, произошедшее в действительности, с необходимой для области уголовного судопроизводства достоверностью. Получаем, что допустимо построение фиктивной модели несуществующей действительности, в том числе осуждение невиновного.
1315
Уголовно-правовые и уголовно-процессуальные аспекты сделки о признании уголовного иска/И.А. Александрова, И.В. Круглов, А.Ф. Кучин, А.Г. Смолин. — С. 133.
Вряд ли можно расценивать положения закона как «непреодолимые препятствия» для установления объективной истины. Это явное преувеличение. Современные правила состязательного уголовного судопроизводства — это продукт многовекового развития европейской цивилизации, которая показала свою устойчивость и эффективность. Ошибочно утверждать, что они не позволяют сконструировать адекватную модель произошедшего события.
К сторонникам «процессуальной, формальной» истины примыкают и те, кто проповедуют «новый софизм» (А.С. Александров и некоторые из его последователей) [1316] . По мнению А.С. Александрова, истина представляет собой «то, что принимается за истину всеми здравомыслящими людьми», «правдоподобное суждение, вероятность которого не вызывает разумных сомнений у здравомыслящего человека». Доказывание «будет считаться истинным в той мере, в какой оно показывает (удостоверяет) то, что мы уже знали» [1317] . Это достаточно известная точка зрения, которой придерживались в отечественной науке даже некоторые советские авторы. «Наибольшая достоверность выводов суда обеспечивается порядком, при котором всякий «рассудительный и здравомыслящий» представитель класса при тех же данных пришел бы к одинаковому заключению» [1318] . Это парафраз известной английской концепции «разумных сомнений», о которой пойдет речь в следующем параграфе.
1316
В предыдущих частях нашей работы уже содержалась критика этого направления.
1317
Уголовный процесс России: Учебник / А.С. Александров, Н.Н. Ковтун, М.П. Поляков, С.П. Сереброва. — С. 94.
1318
Громов В. Уголовно-судебные доказательства. Теория доказательств и практика применения норм доказательственного права / В. Громов, Н. Лаговиер. — С. 56.
А.В. Аверин, много и витиевато рассуждая о судебной достоверности, в конце-концов тоже приходит к заключению, что достоверность (как убедительная вероятность) имеет, кроме субъективной стороны (в виде совести, личного сознания, убеждения судьи), и объективную сторону, поскольку должна формироваться в сознании человека не сама по себе, а на основании фактов действительности, которые как раз и существуют независимо от судейского убеждения. Всякая судебная достоверность, ставшая таковой вследствие превращения вероятности посредством убеждения судьи, должна быть разумна, а разумность в свою очередь должна иметь возможность доказать свое право на существование в юридической жизни, как и любая победившая версия [1319] . А.В. Аверин приходит также к давно известной мысли о том, что «должна быть возможность критически оценить основания, из-за которых вероятность посредством убежденности стала судебной достоверностью, «когда я, другой, третий, десятый, когда весь народ, когда общественное мнение, вникая в существо дела и восстанавливая в своем сознании ту цепь умозаключений, посредством коей судья установил достоверность вины или невиновности подсудимого, можем сказать: мы бы точно также судили, если бы были на месте судьи» [1320] . Как пишет А.С. Александров, «судебная истина — это то, что принимается за истину всеми здравомыслящими людьми» [1321] .
1319
См.: Аверин А.В. Судебная достоверность. (Постановка проблемы). — Владимир, 2004. — С. 302, 303.
1320
Там же. — С. 303.
1321
Александров А.С. Введение в судебную лингвистику. — С. 117.
Приговор суда должен восприниматься общественным мнением как справедливый, только тогда цель правосудия — обеспечение определенности, стабильности в обществе — может считаться достигнутой. Концепция судебной истины исходит как раз из этого. Дело должно быть разрешено сообразно тем обстоятельствам, которые были установлены сторонами в суде согласно требованиям уголовно-процессуального права. Все эти моменты в трактовке судебной истины являются привлекательными. Одни они должны быть, на наш взгляд, не противопоставлены, а сопряжены с требованием установления объективной истины, то есть с требованием познания события преступления, так как оно было.
А.С. Барабаш считает, что неприемлемо в качестве цели уголовного процесса рассматривать истину в силу того, что невозможно в каждом конкретном случае достичь точного соответствия знаний действительности. Общим в определении истины является оценочный момент, если знание точно соответствует действительности — оно истинно, если нет — ложно [1322] . «Обращает на себя внимание тот факт, — пишет А.С. Барабаш, — что в любом случае речь идет о знании, знании о чем-то. Применительно к необходимости получения его и формулируется цель, и когда она реализована, мы получаем знание» [1323] .
1322
См.: Барабаш А.С. Публичные начала российского уголовного процесса. — С. 10.
1323
Там же.