Доклад Юкио Мисимы императору
Шрифт:
(Ямабуси уходит. Женщины становятся на колени у огня, и Кейко разливает чай.)
Кейко: Они пришли по мосту сновидений, по диким травам, в густой тени гор сюда, чтобы увидеться со мной.
Мать: Говорят, что она потеряла рассудок и общается с духом моего сына. В прошлом году она убила женщину, но ее помиловали. У нее очень влиятельные друзья. Ямабуси дали ей приют здесь, в лесу, на горе Хагуро в Ямагате. Такой чести не могла бы удостоиться простая женщина. Ее хижина почитается как святилище в этом безлюдном месте. В деревне Саба мы видели паломников, которые проделали долгий путь, чтобы увидеться с ней. Но ямабуси священной горы не позволят им добраться сюда. Люди называют ее икигами – живой богиней. Правильно ли я поступила, явившись сюда? Эти паломники произвели
Кейко: Мое имя теперь не имеет никакого значения. Я была вдовой капитан-лейтенанта военно-морской авиации Омиёке Такумы, но с тех пор прошло много лет. Никто уже не помнит ту, какой я была когда-то.
Жена: Разве можно ее забыть? В течение двадцати лет она была подругой известного злодея, сенатора Ито Кацусиге, сегуна рэкетиров и вымогателей. Обо всем написано здесь, в этих бумагах. (Показывает папку Матери.) Что я должна сохранить, а что сжечь?
Мать: Не знаю. Раз уж мы решили повидаться с ней, давай послушаем, что она скажет.
Кейко: Вы, конечно, много слышали обо мне и правды, и лжи, но какое это имеет теперь значение? В течение двадцати лет я была, по существу, ничтожным созданием. Самые низкие воры и преступники окружали меня тогда. Они проникали ко мне, словно коты темной ночью, терлись о стены моего дома и мурлыкали. Но мой дом был давно покинут. В нем никто не жил. В 1966 году я отреклась от мира и вступила в женский монастырь Хоссо в Наре. И когда настоятельница обрила мою голову… (Кейко замолчала.) Прислушайтесь, вы слышите? Это крик лесного сорокопута, который накалывает свою добычу на шипы. У меня словно гора с плеч свалилась. Я ощутила прохладное прикосновение зеркала к своему темени и почувствовала облегчение. Но то была иллюзия. Я не заметила, как снова подпала под его власть. Четырнадцать лет назад я отправила свою горничную Коюми в женский монастырь Гессудзи. Семь тяжелых жестоких лет, после смерти моего супруга барона Омиёке и до 1952 года, когда был отменен оккупационный режим, она служила мне верно и преданно, слишком верно и слишком преданно. Ее чрезмерная преданность напоминала мне о моем позоре, о тех бесстыдных поступках, которые я совершала в течение этих семи лет и свидетельницей которых была Коюми, моя сообщница в любовных утехах.
Мать: Она признается в противоестественной связи с другой женщиной.
Жена: Лесбийская мерзость, вот что это такое.
Кейко: Я не предвидела, что мое появление в Гессудзи возбудит в Коюми чувства, которые дремали все эти четырнадцать лет.
Мать: Мирские грехи преследуют даже отшельников и аскетов.
Жена: В ней нет и следа раскаяния. Она намеренно воспламенила страсть в той глупой женщине. Представляю эту отвратительную парочку – мерзкую распутницу и моего мужа. Лесбиянка в объятиях содомита. Я никому – даже себе – никогда не позволяла говорить об отклонениях в поведении моего супруга. (Обращаясь к Кейко.) Мне было бы легче, если бы он изменял мне с какой-нибудь другой женщиной, а не с…
Мать: Простите ее, достопочтенная сестра. Жена моего сына говорит в порыве отчаяния.
Жена: Вы только послушайте ее! Я двенадцать лет состояла в браке с ее сыном, а она до сих пор называет меня его женой, а не своей невесткой. Она отказывает мне в этом праве! Но теперь я вдова, а не жена.
Мать: Лишь я одна достойна сострадания, достопочтенная сестра. Она была всего лишь его женой, но не матерью. Разве может моя скорбь сравниться с ее горем?
Кейко: Не называйте меня достопочтенной сестрой. Я потеряла свое монашеское имя. Мои волосы снова отросли.
Жена: И как же теперь вы предлагаете называть меня?
Мать: Тебе не следует обижаться.
Жена: Ей недостаточно быть его матерью, она считает себя его вдовой. Значит, мы здесь все три – его вдовы?
Кейко: Да, госпожа Хираока, видно, так распорядилась судьба. Я не чувствую себя из-за этого оскорбленной, но вы вправе обижаться.
Жена: О, я очень благодарна вам, жена номер три.
Кейко: Два года назад
меня арестовали за убийство Коюми.Мать: Но вмешался сенатор Ито Кацусиге, и вы наконец обрели покой в этом тихом убежище.
Жена: Мерзавец пришел на помощь мерзавке.
Кейко: (смотрит на Жену, которая говорит, обращаясь к зрителям.) Так распорядилась судьба. Впрочем, возможно, мне следовало оставаться в закрытой психиатрической лечебнице для совершивших преступление женщин. Послушайте… это снова сверчок. Мне кажется, что он ткет себе саван. «Почему вы это сделали?» – спросили меня. Но я отказалась разговаривать с ними, и меня признали безумной. Я никому не стала рассказывать о том, что произошло. Если бы я это сделала, люди только утвердились бы во мнении, что я сошла с ума. (Кейко поднялась, держа в руках мотыгу, словно оружие.) Но однажды, на пороге смерти, я нарушу молчание.
Мать: Живая богиня наводит на меня страх. Мне не следовало приходить сюда, теперь я это точно знаю.
Жена: Я хочу, чтобы вы рассказали нам обо всем.
Кейко: В полдень 25 ноября 1970 года я медитировала в своей келье. И вот мне явилось видение. Я увидела нечто, похожее на окровавленного новорожденного ребенка без головы. Нембуцу! Нембуцу! Я призвала Будду и попросила его избавить меня от этого отвратительного призрака.
Мать: Нембуцу! Нембуцу! В тот день, о котором вы говорите, в полдень я почувствовала страшную боль в утробе, как при родах. И у меня, старой шестидесятипятилетней женщины, пошла из матки кровь, как во время месячных. Мой возлюбленный возвратился ко мне.
Жена: Что они такое говорят? Суеверный бред получившей отставку любовницы и безумной матери, которая всю жизнь мечтала совершить инцест. И что же произошло потом?
Мать: Вы поняли, что означало это видение?
Кейко: Я не знала, что он умер. Известие об этом пришло ко мне позже.
Жена: Живая богиня лжет. Она защищает бывшую баронессу Омиёке Кейко, но ее неискренность сразу же выйдет наружу, если внимательно прочесть то, что написал мой муж. {Берет несколько листков из папки и бросает их в огонь.) Она знала о его замыслах, она знала, что он собирается убить себя, она все знала. (Замолкает, смотрит в огонь.) Я никогда никому не говорила и даже себе не признавалась в том, что, быть может, сама тоже обо всем знала. Он говорил мне о своих планах, но я отказывалась понимать смысл его слов. Я все забыла, я ничего не помню.
Кейко: Работа – лучший лекарь. Я хотела сжечь на костре свои воспоминания и избавиться от мыслей об ужасном, отвратительном младенце без головы. Поэтому я пошла в сад и стала обрезать сухие сучья. В моем саду было много сливовых деревьев, которые не цвели в том году. Стоял чудесный осенний день. Я обрезала засохшие ветки, и в голове у меня начало проясняться. (Снова опускается на колени, не выпуская из рук мотыгу. В хижину входит Мисима, одетый в белую униформу «Общества Щита» и фуражку с козырьком.) Коюми относила ветки в дальний конец сада, чтобы сжечь их там. У меня было легко на сердце. А потом из дыма от костра, разведенного Коюми, как будто вышел человек и стал приближаться ко мне. Я узнала его и догадалась, что это призрак.
Мать: Как он выглядел?
Кейко: Он был одет в униформу «Общества Щита» и выглядел так, как выглядел в жизни. (Ми с им а опускается на колени и обнимает Кейко сзади. Она, запрокинув голову, кладет ее ему на плечо и вздыхает.) Когда он заговорил, меня охватил ужас. Он сказал, что пришел заниматься со мной любовью.
Жена: Она все это придумала. Но я понимаю, что в основе ее фантазий лежат воспоминания о близости с моим мужем.
Кейко: И он начал раздеваться передо мной. «Делай то же самое, – приказал он мне. – Быстро раздевайся!» (Мисима тем временем расстегивает блузу Кейко и ласкает ее обнаженную грудь.) Его голос вдруг изменился, я не могу это объяснить, но теперь он был похож на властный голос старухи. Он снял китель, и я увидела сморщенную грудь старой женщины. Я очень отчетливо видела лицо этой старухи. (Мисима снова застегивает блузу Кейко.)