Докричаться до мира

– А Ника? – забеспокоилась бруса. – Тоже настоящая и вот, все у них пока плохо.

– О, эта нахальная девчонка получила немало, да и отдавать она умеет, не сберегая про запас, – вздохнул Дан. – Как и твой Йялл. Они признаны двумя мирами. Я зашел сказать, что и ты тоже.

– То есть вы дракон? Вы болели, когда нас украли из мира, мне Ника рассказала, – распахнула глаза Сидда, наконец признавая очевидное. – Вы Великий и так далее… учитель.

– Насчет и так далее – не знаю. А вообще, это твой сон, – развел руками Дан. – Как решишь, так и будет. Только выкать больше не смей, и «господин» – тоже не для меня слово. За айков не переживай, Ника упрямая, она их вытащит. Всех, кого надо, позовет ребят спасать. Главное – ты очень постарайся докричаться до вашего дракона. Он еще молод, толком себя не сознает, ему трудно успевать всюду. Зато, я полагаю, ты одна и знаешь, кто он.

– Мне так показалось, – смутилась Сидда.

– Постарайся уверенно разбираться в том, что говорит тебе дар. Впрочем, пока ты только в начале пути. Отдыхай, у вас будет трудная ночь.

Сидда снова улыбнулась – и проснулась. Рядом пульсировал взгляд Йялла. Она долго не могла привыкнуть к его умению видеть в полной темноте. Даже стеснялась, смешно вспомнить, суетливо прихорашивала грязные сосульки волос. Лишь постепенно осознала, что переживает по иному поводу: она для него всегда открыта, полностью, до последней мысли. Души соединились, и такое куда сложнее принять. И отдать. Вот теперь ее Йялл знает сон так, словно сидел на холме рядом.

Обнял, уткнулся в макушку, знакомо взъерошил носом волосы. Усмехнулся и повел плечами. Понятно, опять по привычке греет ее, а здесь уже нет нужды, в комнате тепло. Когда у него ладони такие горячие – и жарко, пожалуй. Правда, она тоже привыкла и вечерами специально настраивает погоду в комнате попрохладнее, Ника научила. Йялл приходит, принюхивается к опасному холоду и начинает опекать и согревать. Боится простуды и кашля, он заботливый. Конечно, муж знает ее маленькую хитрость, но усердно не замечает, ни разу не поворачивал регулятор к теплу.

– Красивый ковыль, – сообщил Йялл то, что разнюхал в ее волосах. – Только почему он считает, что я не знаю нашего Великого? Старый Второй, который погиб в Гнезде. Его Нимар лепит, мы все знаем.

– И Второй тоже.

– Как же так, – возмутился Йялл, плотнее устраиваясь у бока жены и знакомо подрыкивая от наигранного возмущения. – Хитрющая моя Сидда, ты опять знаешь больше прочих. Не зря к тебе драконы во сны прилетают. Чужие, я даже забеспокоился сперва. Из нашей подушки делать посадочную площадку, вот еще новость!

– Волвеки настоящих любимых жен не ревнуют, – назидательно пояснила Сидда.

Завозилась, тряхнула головой, извлекая свою расплетенную косу из-под одеяла. Поделила волосы надвое и, довольно хихикая, связала «веревки» на затылке мужа. Все же здорово, что волосы не вылезли окончательно в жутком Гнезде Вечных. И спасибо Нике, истратившей немало сил на восстановление косы. Арагни умница, сама догадалась, как это для Сидды важно. Йялл для вида подергался в путах, сдался и смиренно погладил ее пальцы. Не получилось пошуметь – он тихо раздобудет нужное. Вот, например, можно для начала поцеловать мизинец.

Сидда фыркнула и потянула к губам ухо любознательного волвека.

– Я думаю, дракон жил в стае всегда. Жил, умирал, возвращался. Я знаю, потому что сама живу уже четвертую жизнь, самую счастливую. Он менял вас, уговаривая богов не отворачиваться от тех, кто погибает в жестоком рабстве. Ему было тоже больно. Как тебе, когда ты докричался. Душу отдавать кому-то целиком – дело серьезное. А он отдавал, даже не зная еще, кому. Всем волвекам.

– Я тебя укушу, – нервно пообещал не слишком терпеливый Йялл. – Что, все Вторые? Не томи, я в таком состоянии опасен.

– Не знаю. Только наш Великий – тоже дракон. Бывший, – она пискнула и уверенно всадила маленький кулачок под железной прочности ребра. – Не кусайся, уже давно не дикий!

– Хочешь, извинюсь? Сползу и перецелую мизинцы на твоих вечно замерзающих задних лапах.

– И так уже говорю. Нимар умеет видеть, он необычный, вот и лепит двоих. Первое и последнее из живших в мире воплощений дракона.

– Я пополз. Потому что ты права, о мудрейшая. И мне очень жаль нашего дракона, ему досталось с нами. Что, велено звать к айкам?

– А то не слышал! От тебя тайком и одной мысли подумать не удается. Ну куда ты ползешь, одевайся. Скоро звать, а ты у нас особо крикливый, пригодишься. Да, как управимся, пойдем тесто месить, так что надень старую майку, обязательно извозишься. Все дети стаи так не пачкаются, как их воспитатель.

– Я по другому поводу ползу. Ты ночами с залетными драконами болтаешь, вот, пожалуйста, постарайся с пользой: чтобы второй у нас была девочка. Волки, конечно, это хорошо. Но хотелось бы еще одну ма-аленькую сиддочку. Сиддочурку. Ар-р, не лягайся. Могу озвереть, я серьезно…

Ночь на 4 апреля, Хьёртт

Ника

Сигнал о сбое процесса прошел ночью, когда корабль спал. Тиэрто ушел к себе, Яли всхлипывала в навеянной снотворным дреме.

Я отключила тревожный звук и вздохнула глубоко, разводя руки и выпуская чутье. Вот и дождались самого страшного.

Это было похоже не степной пожар. Минуту назад шелестела под ветром трава, свежая, зеленая и живая, небо было безоблачно, день полон покоя и жизни. И вот – случайная искра, сухой треск и взметнувшееся пламя, подхваченное только что мирным и враз взбесившимся ветром, оставляющее позади черную мертвую пустыню.

Только что айри жили и дышали, расслабленные и вроде бы вполне здоровые, кажется, позови – и они проснутся. А теперь отдельные «голодные» клетки разгораются очагами, сжигая здоровые ткани вокруг, и вся структура колеблется, явно переходя в крайне нестабильное состояние. Еще несколько мгновений – и процесс полностью изменится, из преобразования отмирающего в живое станет себе же обратным – уничтожением уже созданного. Рельеф энергетики, прежде ровный и вполне здоровый, рвался узкими щелями и воронками, опадал до опасного уровня границы жизнеспособности. Я наполняла провалы, заращивала их, но слишком медленно и частично. Не успеть. Не осилить. Я почти задыхалась сама, пламя в сознании шло навстречу и росло, захватывая и слизывая все вокруг, превращая в пепел и смерть.

Тиэрто прав, дар тут – как капля воды над пожаром. Дома я бы попробовала попросить мир и Великого. Отсюда до них очень далеко.

И тогда проснулась и включилась в дело стая. Лайл говорил, что мы – ее часть, но я не понимала, насколько. Я вообще ничего не понимала из того, что он мне говорил. Даже самого простого, что они именно стая, единое существо в самые трудные минуты. Они стая, а Первый – вожак. Волвеки не просто приходили день за днем, взрослые, дети и старики, не зря приносили совсем маленьких и смотрели на меня и Яли, вслушивались в айри, ощущали и принимали нас. Волвеки запоминали, осознавали, роднились.