Доктор Голубев

Бойцов ответил, что он не специалист, но слышал, что такие больные, как Сухачев, если и выживают в острый период, то затем все равно умирают. И потому ему кажется, что мысль Голубева заслуживает внимания.

Генерал удивился, услышав правильные, хотя и общие суждения о той болезни, которой страдал Сухачев.

— Н-да… — протянул он, внимательно разглядывая Бойцова.

Генерал был моложавый, весь начищенный, блестящий, он, видно, недавно побрился, от него пахло одеколоном и здоровьем, именно здоровьем. Бойцов был уверен, что здоровье и болезнь имеют свои запахи.

— Повторяю, я плохо разбираюсь в медицине, — сказал Бойцов. — Но в людях я кое-что понимаю, товарищ генерал.

— Решим так, — проговорил генерал, вставая из стола. — Я выясню, что и как, и сообщу вам о своем решении.

Генерал Луков вызвал к себе Пескова. Когда Ива Владимирович явился, генерал вышел ему навстречу, тепло поздоровался, усадил рядом с собой на мягкий диванчик:

— Как, Иван Владимирович, здоровье?

— Здоровье, гм… не жалуюсь.

— А работа?

— Как всегда, товарищ генерал.

— Я слышал, у вас тяжелый больной.

Песков покраснел, лицо его покрылось пятнами, брови сошлись на переносье. «Уже сюда дошел слух, — подумал он с раздражением. — Не на шутку взялся молодой человек».

— Так точно, товарищ генерал. С выпотным перикардитом.

— Ну и как он?

— К сожалению, надежд мало.

— Мне доложили — есть какое-то предложение? Песков покачал головой, иронически улыбнулся:

— Ах эти молодые врачи! Шумят, предлагают, что-то пытаются изобрести… А сами… даже диагноза не могут правильно поставить…

— Быть может, надо собрать консилиум?

— Как прикажете, товарищ генерал. Но я, простите, не понимаю, к чему весь этот шум. Зачем лишний раз травмировать больного? Случай вполне ясный.

— Вы не волнуйтесь, Иван Владимирович.

— Я не могу не волноваться, товарищ генерал, это, простите, касается моего авторитета…

Генерал Луков не любил длинных разговоров.

— Давайте соберем консилиум: всякое бывает.

После этого разговора генерал пригласил Бойцова:

— В одиннадцать ноль-ноль двадцать первого соберем Консилиум.

— Отлично.

— И все-таки я не думаю, — сказал генерал, — чтобы Иван Владимирович дал маху. Я даже уверен, что он прав. Ведь Голубев, оказывается, даже диагноза — выпотной перикардит — не поставил.

Бойцов пропустил это замечание мимо ушей: он уже слышал об этом…

— Разрешите пригласить профессора Пухова?

— А вы его откуда знаете?

— Знаю, товарищ генерал.

Бойцов знал профессора как страстного охотника. На охоте они и познакомились. Юркий, выносливый старичок измучил тогда Бойцова. За день они отмахали по лесам и болотам километров двадцать.

Генерал сел, перелистал настольный календарь и на листочке «21 октября» написал красным карандашом: «11–00 консилиум».

— Занят он очень, сможет ли приехать?

— Я попытаюсь, товарищ генерал.

Клиника профессора Пухова жила своей жизнью. Был седьмой час, и нянечки разносили ужин, несколько больных стояло у окна, с завистью разглядывая по-вечернему оживленный город: их тянуло на воздух, под открытое небо, на ярко освещенные улицы.

У профессора шло совещание.

Бойцов сел возле дверей кабинета и начал обдумывать план разговора с Сергеем Сергеевичем.

Сергей Сергеевич Пухов всегда тщательно готовился к выезду на охоту. Он любил все делать своими руками: почистить, проверить и смазать ружье, впрок наготовить патронов, подогнать и починить одежду и обувь. Делал он все это неторопливо, старательно, с удовольствием. Однако последние недели в клинике были настолько трудными, что пришлось перенести из дому в свой служебный кабинет аккуратно увязанные мешочки с порохом и дробью, коробки с пистонами, два патронташа, набитых пустыми гильза» ми, и прочее, что относилось к разделу боеприпасов. Все Это хранилось у Сергея Сергеевича в столе, в нижнем ящике, и в свободную минуту он занимался своим хозяйством.

Сегодня Сергей Сергеевич рассчитывал набить патроны и после совещания поспешил всех выпроводить из кабинета, вынул из ящика все, что требовалось, и только было взял первую гильзу, как в дверь постучали. Свои, конечно, стучать бы не стали: Сергей Сергеевич дал им понять, что в кабинете будет происходить нечто такое, чему нельзя мешать. Стучался кто-то чужой.

«Сколько раз говорил, чтобы посторонних после пяти часов в клинику не пускали. Хоть кол на голове теши!», ворчал Сергей Сергеевич, укладывая охотничьи принадлежности в ящик.

Он, видимо, не узнал Бойцова и, не пропуская его кабинет, остановил вопросом:

— Вы ко мне?

— Да, к вам, товарищ генерал.

— Обязательно ко мне?

— Да, обязательно к вам, товарищ генерал. — Бойцов широко улыбнулся: — Не узнаете?

Сергей Сергеевич наклонил абажур настольной лампы так, чтобы свет падал на пришельца.

— Ну-ка, ну-ка!

Увидев знакомую улыбку, он быстро вскочил из-за стола и мелкими, скорыми шажками побежал к Бойцову.

— А-а! — воскликнул он, протягивая свою маленькую крепкую руку. — Какими судьбами? Милости прошу! — Он ловко повернулся и потащил за собой Бойцова.

Усадив гостя в кресло, он подхватил стул и сел рядом.

— Очень рад, очень рад, — повторял он, похлопывал Бойцова по коленям. — Как охота? Ездили или нет? — не давая Бойцову ответить, продолжал: — А я все вырваться не могу. Уйма работы. Засосала работа. Лекции, совещания, диссертации — прямо дохнуть некогда…

Говорил он быстро, словно боялся, что не поспеет мыслью.

«Огонь старик», — с уважением подумал Бойцов.

— А вы-то как? — словно спохватившись, спросил Сергей Сергеевич.

— Я теперь в госпитале служу, товарищ генерал.

— У-у, батюшки мои, куда вас махнуло!

— Мы — люди военные.

— Позвольте, позвольте, — перебил Сергей Сергеевич, — так вы у генерала Лукова?

— Так точно.

Сергей Сергеевич вдруг закинул назад голову и звон захохотал. Бойцов, еще ничего не понимая, тоже невольно рассмеялся. Сергей Сергеевич хохотал до слез, потом так же неожиданно остановился, утер слезы платком.