Документ "Ж" (сборник)
Шрифт:
— А что меня ждёт на Земле? — заплакал Фук.
— А ждёт тебя, яхонтовый, кисельная река, молочные берега, красавица жена и страна большой охоты, — мечтательно ответил Ихи Еврюжихи.
— Он, конечно, шутит, — сказал Попян. — Но работу в приличной кунсткамере экспонатом гарантирую.
— Что есть кунсткамера? — спросил Фук.
— Что-то типа ВДНХ, но меньше, — ответил Попян.
— Впереди дивизия альпийских стрелков «Эдельвейс», — объявил Талисман.
— Пошевели егерям своей пухлой ладошкой и крикни что-нибудь тёплое, —
Фук, всё время чувствуя между ягодицами охотничий нож Нисневича, вскинул руку в знак приветствия и тоненько крикнул:
— Сиська!
Альпийские стрелки от удивления даже забыли выстрелить в воздух и продолжали, вытаращив глаза, смотреть вслед машине.
— Почему ты крикнул «сиська»? — спросил Аванес у Фука, когда машина отошла достаточно далеко.
— Она тёплая, — вздохнул канцлер и вдруг заволновался.
— Смотрите, — сказал он, — это мой личный оркестр маршевой музыки с дрессированными овчарками, они сразу учуют, что вы инопланетяне.
— Жми, Миша, жми, дорогой! — закричал Аванес и дал по оркестру из десяти стволов.
Одна пуля попала в бас-барабан. Раздался оглушительный взрыв, сопровождаемый паникой музыкантов. Оставшиеся в живых нестройно заиграли вальс «Шпацирен», вокруг в горящем фраке носился дирижёр. Не растерялись только злые доберманы и огромной стаей бросились за машиной.
— За неньку Украину! — в восторге заорал Скабичевский и далеко высунулся из кузова.
— Назад, лысый, — крикнул Вдуич, но огромный чёрный кобель уже вцепился астроному в кадык.
Скабичевский захрипел и забился, но тут ещё четыре бультерьера повисли на ушах и руках учёного, а мохнатый ньюфаундленд в клочья разорвал пухлые ягодицы. Скабичевский выпал на дорогу, его голова на секунду показалась из-под груды собачьих тел и крикнула:
— Я задержу их, ничего!
Нисневич в ярости треснул канцлера об острую лопатку Талисмана.
— Ишь как, — заорал он, — ловко у тебя получается. Уже сколько наших шлёпнули!
Фук, естественно, молчал, потому что после удара находился в коме.
— Курсант Нисневич, отставить! — приказал Попян. — Смотрите, впереди командный пункт.
— Фук, вы слышите меня? — потряс канцлера Золтан. — Это командный пункт?
Фук тревожно оглядел местность и важно сказал:
— Это не просто командный пункт — это мой командный пункт.
— Веди себя тихо, гнида, — сказал Золтан, — перестань шипеть газом.
Двери подземной шахты бесшумно открылись. Талисман ввёл машину в огромную подземную галерею. Проехав триста метров, машина остановилась и вся группа во главе с канцлером вышла наружу.
Их встретил директор секретной кнопки Вольфганг Фюр и два дивизиона охраны. По стенам были развешаны кожаные головы тех, кто когда-либо пытался нажать на дьявольский механизм. Последним в ряду висела набитая песком голова доктора Фишера.
— Как он тут оказался? — шепнул Золтан Попяну.
— Выясним позже, — ответил Попян и пнул Фука в колено. —
Не молчи, дегенерат, на тебя смотрят.— Я и мои друзья прибыли, чтобы осмотреть наше сокровище и протереть ветошью, — объявил Фук. — По этому случаю все могут отдыхать.
И тут случилось то, чего не ожидал опытный Вдуич: проснулся гражданин Уго Раушке и узнал в Вольфганге Фюре своего дядю-гестаповца.
— Так вот ты какой, цветочек аленький! — крикнул президент и достал из кармана сложенный вчетверо пожелтевший лист бумаги. — За преступления против человечества в особо крупных размерах, а также геноцид, апартеид и расовую дискриминацию мой дядя-гестаповец приговаривается к расстрелу, — запищал Уго Раушке, сложил листик и сказал: — Можно оправиться и сказать последнее слово.
— Я не ваш дядя, — пожал плечами Фюр. — Господин канцлер, скажите ему, что я сирота.
— Он сирота, — сказал Фук и сделал это, безусловно, зря.
Уго Раушке внимательно посмотрел на него и объявил:
— Тогда ты мой дядя.
С этими словами он в полной тишине снял с плеча трёхлинейку и выстрелил канцлеру в живот.
— Разрыв аорты! — завизжал Фук и вытянулся вдвое.
— Провокация! — в унисон с канцлером закричал Вольфганг Фюр и хотел было свистнуть в боцманскую дудку.
Вместо этого он свистнул в дуло «вальтера», который ему поднёс Юозас Гейдукис, и «вальтер», естественно, выстрелил. Взвыла сирена, вспыхнули прожектора, раздались отрывистые команды.
— Вперёд, чудо-богатыри, — гаркнул Уго Раушке, и в него тут же выстрелили из огнемёта. Президент вспыхнул, как красна девица, и через минуту стоял в позе тяжеловеса Попенченко на Олимпийских играх в Саппоро.
Группа с боями продолжала продвигаться к торцу туннеля, где блестела под стеклом желаемая цель. Стоял страшный грохот и свист пуль. Где-то в дыму орал Бен Нисневич, придавленный сорокатонным «тигром».
— Великан Нисневич погиб, — доложил Вилли после короткой разведки.
— Ваньюшка с «Мисхора», сдафайся! — кричал где-то репродуктор. — Ты получишь эрзац-колбасу, кок-чай и зауряд-балык!
— Вот тебе балык, — прошептал Юозас и выстрелил на звук.
— Попал, — сказал репродуктор и затих.
До кнопки оставалось всего тридцать метров, когда Ихи Еврюжихи головой заткнул вражеский дзот и даже успел смертельно искусать пулемётчика. Попян внешне оставался совершенно спокоен, хотя был уже трижды ранен в висок.
— Держись, ребята, — подбадривал он состав, — прищучим их за старика Ихи!
Как бы подтверждая его слова, Юозас Гейдукис подорвался на противотанковой мине.
— Это тебе не на практических занятиях, — злобно прошипел Вдуич и приказал:
— Курсант Кенис, дави ее, проклятую!
Вилли как кенгуру запрыгал между трупов и обломков машин к стене с кнопкой, разбил оградительное стекло и вдруг замер неподвижно. Одежда на нём исчезла.
— Высоковольтный разряд, — пояснил Золтан Попяну.