Долг чести

— Находясь здесь, ты многое можешь сделать, но многого и не можешь. Например, не имеешь права вмешиваться в уголовное расследование.

— Только не говори мне об этом! Столько до тебя…

— Это верно, и все до одного жестоко расплачивались за такие необдуманные поступки. — Роджер Дарлинг не сказал Келти: в прикрытии нуждается не мой зад, а твой. Я не собираюсь из-за тебя рисковать своей политической карьерой. Это было ясно и без слов. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Послушай, Роджер!.. — угрожающе прошипел вице-президент, но Дарлинг остановил его, подняв руку, и спокойным голосом проговорил:

— Эд, у меня разваливается экономика. В Тихом океане погибли экипажи двух подводных лодок. У меня нет ни времени, ни желания заниматься спорами. Я не могу ставить на карту политическую стабильность страны. Отвечай на вопрос. — Тон президента сделался повелительным.

Келти покраснел и, прежде чем ответить, склонил голову вправо.

— Ну хорошо, я люблю женщин и никогда не скрывал этого. Мы с — женой понимаем друг друга, она не имеет возражений. — Он снова посмотрел на Дарлинга. — Но я никогда, слышишь, никогда за всю свою гребанную жизнь никого не преследовал, не принуждал и не насиловал. Никогда. В этом не было надобности.

— А Лайза Берринджер? — спросил Дарлинг, отыскав имя в лежащих перед ним записях.

— Она была прелестной девушкой, такой искренней, такой умной, и уговаривала меня пойти на… ты понимаешь на что. Я объяснил ей, что это невозможно. В том году мне предстояли перевыборы, да и вообще она была слишком молодой. Ей нужен был мужчина ближе по возрасту, чтобы женился на ней, чтобы у неё были дети и хорошая семья. Она очень расстроилась, начала пить — может быть, пристрастилась к наркотикам, но в этом я не уверен. Как бы то ни было, однажды вечером она ехала по кольцевой автодороге и врезалась в устой моста, Роджер. Я присутствовал на её похоронах. Я в хороших отношениях с её родителями — по крайней мере был до недавнего времени, — поправился Келти.

— Она оставила записку, предсмертное письмо.

— И даже не одно. — Келти сунул руку в карман пиджака и достал два конверта. — Меня удивляет, что никто не обратил внимания на дату на том письме, которое находится в ФБР — оно написано за десять дней до смерти. Вот это написано за неделю, а это — в день смерти. Мои сотрудники нашли их. Полагаю, что третье обнаружила Барбара Линдерс. Ни одно из писем не было отправлено по почте. Думаю, ты заметишь разницу в тексте этих писем, в тексте всех трех писем, по сути дела.

— Линдерс утверждает, что ты…

— Дал ей наркотик? — Келти покачал головой. — Ты знаешь о том, что я много пил, знал об этом, когда пригласил войти в твою команду. Это верно, я был алкоголиком, но последний раз пил два года назад. — По его лицу промелькнула кривая улыбка. — Теперь моя сексуальная жизнь даже улучшилась. Но вернёмся к Барбаре. В тот день она чувствовала себя больной — гриппом, по-моему. Она пошла в аптеку на Капитолийском холме, получила рецепт и…

— Откуда тебе это известно?

— Может быть, я веду дневник. А может, у меня просто хорошая память. Как бы то ни было, я помню день, когда всё это произошло. Один из моих сотрудников проверил рецепты в аптеке, и, возможно, на флаконе была надпись, запрещающая принимать спиртное в сочетании с таблетками. Этого я не знаю, Роджер. Когда у меня бывала простуда — давно, несколько лет назад, — в качестве лекарства я пил бренди. Чёрт возьми, — признался Келти, — я прибегал к алкоголю во многих случаях жизни. Вот я и налил ей немного, и она стала очень послушной. Пожалуй, слишком послушной, но в тот момент я изрядно набрался сам и решил, что это объясняется моей широко известной привлекательностью для женщин.

— Так что же ты хочешь сказать мне? Что ты не виноват?

— А ты считаешь, что я похотлив, как старый козёл, никогда не застёгиваю штаны? Пожалуй, дело обстоит именно так. Я беседовал со священниками, с врачами, даже обращался в больницу — потратил много времени на это. Наконец, обратился к ведущим нейрохирургам на медицинском факультете в Гарварде. По их мнению, в человеческом мозгу есть участок, управляющий нашими желаниями, — это теория, но достаточно обоснованная. У некоторых людей такое поведение связано с гиперактивностью. В детстве я был гиперактивным ребёнком. Даже сейчас не сплю больше шести часов ночью. Да, Роджер, меня можно обвинить во всём этом, но я не насильник.

Так вот как обстоит дело, подумал Дарлинг. Сам он не был юристом, но ему довелось консультироваться с ними, выслушивать и назначать так часто, что он понимал смысл сказанного. Келти мог защищаться по двум направлениям: во-первых, представленные доказательства не были столь убедительными, как это казалось следствию, и могли быть истолкованы по-разному, и во-вторых, случившееся не зависело от него. Президент не мог прийти к выводу, какое из объяснений является правдой. Первое? Второе? Или оба?

— Так что же ты намерен предпринять? — спросил он вице-президента таким же голосом, каким несколько часов назад разговаривал с послом Японии. Дарлинг чувствовал, что, несмотря ни на что, все больше симпатизирует сидящему напротив мужчине. Что, если Келти действительно говорит правду? Откуда он мог знать — и в конце концов, именно об этом будут говорить присяжные, если дело зайдёт так далеко; а если они признают его виновным, каким будет заключение сенатского комитета по расследованию? У Келти все ещё оставалось много друзей на Капитолийском холме.

— Знаешь, мне кажется, что этим летом на бамперах автомобилей не будет наклеек со словами «Голосуйте за Дарлинга и Келти», верно? — По лицу вице-президента промелькнуло что-то похожее на улыбку.

— Если это зависит от меня — не будет, — холодно согласился президент. Сейчас не время для шуток.

— Мне не хочется вредить тебе, Роджер. Пару дней назад у меня была такая мысль, но я передумал. Если бы ты предупредил меня заранее, я бы мог объяснить тебе это и избавить всех от многих неприятностей. Включая Барбару. Она как-то выпала из моего поля зрения. Барбара отлично проявила себя в сфере гражданских прав, у неё умная голова и доброе сердце. Такое случилось с нами лишь однажды, понимаешь. И после этого она продолжала работать со мной, — напомнил Келти.

— Мы уже говорили об этом, Эд. Скажи, чего ты хочешь.

— Я уйду. Подам в отставку. Взамен меня не станут привлекать к ответственности.

— Этого недостаточно, — бесстрастно заметил Дарлинг.

— Ну хорошо, я признаюсь в своих слабостях. Принесу публичное извинение тебе, слуге и защитнику нации, за тот вред, который причинил твоей администрации. Мои адвокаты встретятся с их адвокатами и договорятся о компенсации. Я уйду с политической арены.

— А если и этого недостаточно?