Долг. Мемуары министра войны

Несколько происшествий в сентябре почти полностью уничтожили и то малое доверие, какое оставалось между высокопоставленными военными и президентом и его администрацией. 4 сентября журналист Майкл Герсон опубликовал в «Вашингтон пост» интервью с Петрэусом, в котором генерал, что называется, рубанул сплеча и заявил: хотя нет никакой гарантии, что отправка дополнительных подкреплений приведет к успеху в Афганистане, но «если мы этого не сделаем, об успехе вообще можно забыть». Петрэус отверг стратегию «контртерроризм плюс» как недостаточную, отметив, что подобное предлагалось и ранее и что победа над террористами «обеспечивается разведкой на земле», а это требует «развитой инфраструктуры». В своем интервью Петрэус похвалил подход Маккристала, охарактеризовал его как «полностью обеспеченную ресурсами комплексную тактику противопартизанской кампании». Практически все в Белом доме Обамы восприняли это интервью как «наглое лоббирование», призванное заставить президента утвердить выделение дополнительных подкреплений. Подозрения в отношении Петрэуса и его политических амбиций усугублялись тем обстоятельством, что Герсон был спичрайтером Джорджа У. Буша, – а Петрэус отрицал, что знал об этом.

Тринадцатого сентября президент провел первое из девяти – по моим подсчетам – весьма длительных (по два-три часа каждое) совещаний, посвященных докладу Маккристала и нашей стратегии в Афганистане. Два дня спустя в сенатском комитете по делам вооруженных сил состоялись слушания по утверждению Майка Маллена на второй срок в качестве председателя Объединенного комитета начальников штабов (Майк как раз горячо отстаивал необходимость переброски подкреплений в Афганистан). Он даже косвенно раскритиковал взгляды вице-президента, заявив, что мы не сможем победить «Аль-Каиду» и предотвратить превращение Афганистана в прибежище талибов «из-за моря… Ты должен быть там, где все происходит, где находятся люди, которые нуждаются в тебе, пока они не могут сами обеспечить свою безопасность». Президент и все прочие в Белом доме, разумеется, усмотрели в этом заявлении очередную попытку Маллена – и всех военных в его лице – заставить главнокомандующего действовать. Рам Эмануэль сказал мне, что президент «заговорил на языке улицы», когда услышал слова Маллена. Пытаясь несколько успокоить страсти, на пресс-конференции вскоре после этого я сказал, что президент имеет полное право ожидать ответов на свои вопросы по докладу Маккристала, что сейчас ему предстоит принять одно из важнейших решений своего президентства, и потому не стоит его торопить. Я предложил всем участникам конфликта «просто вдохнуть поглубже».

И тут произошел, фигурально выражаясь, «большой бум». В понедельник, 21 сентября, газета «Вашингтон пост» опубликовала подробный материал Боба Вудворда – анализ доклада Маккристала, явно основанный на просочившейся в прессу копии. Под материал отвели четыре колонки, заголовок гласил: «Маккристал: больше войск или миссия провалена». Газета заранее уведомила нас о том, что собирается напечатать материал, и все выходные накануне понедельника Картрайт, Флурнуа и Джефф Моррелл вели переговоры с Вудвордом и другими сотрудниками «Пост», требуя удалить конкретные цифры, упоминания о промахах разведки, условные обозначения частей спецназа и тому подобное. Они добились некоторого успеха, но не могли обезвредить саму политическую бомбу, которая была заложена в этом материале. Статья заканчивалась цитатой из доклада Маккристала: «Отказ предоставить надлежащие ресурсы чреват рисками затягивания конфликта, возрастания потерь, увеличения общих расходов и в конечном счете критической потерей политической поддержки. Любой из этих рисков, в свою очередь, приведет скорее всего к провалу миссии». Уже покинув свой пост в министерстве обороны, я с огорчением узнал от осведомленного человека, что аппарат Маккристала намеренно допустил утечку, дабы «подстегнуть» Пентагон и Белый дом. Если это так, я сильно сомневаюсь, что сам Стэн знал об этом.

«Дровишек» в костер гнева и подозрений подкинули шесть дней спустя, когда в программе «60 минут» телеканала Си-би-эс показали интервью Маккристала: генерал в подробностях описал, насколько катастрофична ситуация в Афганистане и что должно было быть сделано, чтобы ее исправить. Интервью было записано в конце лета, задолго до того, как администрация углубилась в дебаты, но вот сроки выхода в эфир выбрали совершенно не ко времени.

За несколько недель до того Маккристала пригласили выступить с речью 1 октября в Лондоне; он уточнил у Маллена, следует ли ему выступать, учитывая шум, связанный с утечкой доклада. Майк сказал, что ничего против не имеет. Я тоже не возражал – хотя стоило бы. Речь Стэна была достаточно безобидной, но в ответ на один вопрос после выступления он фактически «похоронил» вариант, за который ратовал Байден.

Разъяренный президент вызвал нас с Малленом к себе. Мы втроем неоднократно обсуждали факты, которые он трактовал как попытки военных на него надавить. 16 сентября Обама спросил нас, почему все обсуждается публично. «Это свидетельство неуважения ко мне? Или они [подразумевались Петрэус, Маккристал и Маллен] пытаются меня подставить? Я хочу создать в администрации атмосферу доверия, где можно свободно высказывать и широко обсуждать любые точки зрения. Я готов посвятить важным вопросам столько времени, сколько понадобится, – многие часы и даже дни. Что не так? Проблема в процессе? Или они сомневаются в моей политике? Или им не нравится, что я никогда не служил в армии? Или считают, что я слишком молод, чтобы заметить, что они затевают?» Майк заверил Обаму, что о неуважении речи не идет. А я сказал, что мы должны «заткнуть всем рты», пока не завершится обсуждение доклада.

Потом мы с президентом поговорили наедине. Я сказал ему, что Маллен звонил Петрэусу и Маккристалу после их интервью и уверен, что на данный момент ситуация под контролем. Я добавил, что слушания по кандидатуре Майка оказались для меня сюрпризом, тем более что перед заседанием мы обговорили с ним потенциально «горячие» темы.

Снова и снова я пытался убедить Обаму, что не существует никакого тайного плана, никакого скоординированного заговора трех высокопоставленных военнослужащих. Я говорил, что, если бы такой план существовал, никто из пресловутых «заговорщиков» не вел бы себя столь вызывающе. Я напоминал президенту, что Маккристал никогда ранее не занимал публичную должность наподобие той, на которой находится сейчас, то есть не имеет соответствующего опыта и слегка наивен при общении с прессой и с политиками. А Маллен и Петрэус – надежные члены президентской команды и готовы служить, но, особенно на слушаниях в сенате или в беседах с журналистами, оба чувствуют себя обязанными говорить в точности то, что думают, невзирая на возможные политические осложнения. Я убеждал президента, что Майка отличает независимость суждений, которая досаждала и Бушу. Увы, все мои старания оказались в значительной степени напрасными, и я счел это чрезвычайно неприятным и обескураживающим.

В прессе сообщалось, что военные якобы готовят кампанию по «принуждению» администрации к принятию рекомендаций Маккристала. Рам Эмануэль сказал мне, что, если верить журналистам, сразу четыре независимых источника утверждают, что Маккристал подаст в отставку в случае несогласия с его предложениями. Словом, между военными и Белым домом росла стена непонимания. Это было плохо для страны, даже опасно. Требовалось вмешаться. В ходе телефонной конференции с Маккристалом и Петрэусом 23 сентября я сказал генералам, что решение, перед которым стоит президент, является для него предположительно самым важным за недолгий срок пребывания на посту. Эксперты и политики в Вашингтоне расходятся во мнениях относительно дальнейших наших действий в Афганистане. Президент предпочитает выслушивать все заинтересованные стороны и тщательно анализирует услышанное; он готов потратить столько времени, сколько нужно, чтобы принять конкретное решение. Если он согласится дополнительно выделить существенные подкрепления, то сделает все возможное, чтобы выполнить эту задачу, пусть даже это означает грандиозный политический скандал в Вашингтоне. Я попросил Маккристала прислать меморандум о силовых вариантах только мне, председателю ОКНШ, Петрэусу, Ставридису и генеральному секретарю НАТО. Больше, пожалуйста, никаких копий и никаких черновиков, гуляющих по рукам его сотрудников или показанных «сторонним экспертам», иначе, если снова произойдет утечка, она может оказаться фатальной для Стэна. Я заверил генералов, что президент не подвергает сомнению сам доклад и рекомендации о дальнейших шагах; он всего лишь хочет убедиться, что обстоятельства на местах требуют пересмотра стратегии, одобренной в марте. В завершение разговора я подчеркнул, что мы должны активно противодействовать стремлению прессы и кое-кого в конгрессе представить все так, будто президент конфликтует с военными.

Через четыре дня после оплошности, допущенной Маккристалом в Лондоне, я выступил с речью в Ассоциации сухопутных войск США и уделил много внимания утечкам информации. Я сказал, что важно не торопиться с решением относительно Афганистана, «и критически важно, чтобы все мы приняли участие в этом обсуждении – как гражданские лица, так и военные, чтобы президент имел возможность воспользоваться нашими лучшими советами, которые ему доложат без купюр, но в частном порядке». Большинство политических комментаторов сочли, что это намек на Маккристала, но вообще-то я «стрелял» сразу по нескольким целям. Мы регулярно слышали от представителей прессы, что Байден, Джонс, Донилон, Макдоно, Лют, Эмануэль и Аксельрод «изливали сокровенное» репортерам – зачастую не выбирая выражений, – о наших старших военачальниках, об Афганистане и о процессе принятия решений. Мне докладывали, что редакцию «Нью-Йорк таймс» буквально осаждают непрошеные информаторы из Белого дома, жаждущие поделиться своим ценным мнением. Я признал, что утечка произошла в Пентагоне. Но всякий раз, стоило мне упомянуть о возможности утечек в Белом доме, мгновенно поднимался шум, и администрация принималась горячо заверять всех вокруг в своей невиновности. Только президент признался – в разговоре со мной, – что подозревает о наличии «крота» в собственной «лавочке».

Меня снедало нетерпение и раздражение, совещания в Ситуационном центре обрыдли до предела – и кого бы не утомила пустая говорильня, час за часом и день за днем? – но в целом я был убежден, что мы занимаемся правильным и важным делом применительно к Афганистану. За всю свою карьеру я не могу вспомнить другого такого вопроса или проблемы, которые в одиночку отнимали бы столько президентского времени и требовали таких усилий руководства, да еще в сильно сжатые сроки. Мы досконально изучили все существующие и потенциальные трудности. Если и искать недостатки в таком всепоглощающем подходе, я бы отметил, что, на мой взгляд, мы чрезмерно фокусировались на военной стороне кампании – вопреки стараниям Донилона и Холбрука – в ущерб широкому контексту формулировки политических и гражданских задач. Слишком мало внимания уделялось проблеме дефицита гражданских советников и экспертов, определению точного числа людей с нужными навыками, поиску таких людей и устранению дисбаланса в распределении гражданских специалистов США между Кабулом и другими районами страны. Мы также упустили из вида напряженные отношения между «лицами Америки» в Афганистане – послом Эйкенберри и командующим Маккристалом. В Кабуле за все время моего пребывания на посту министра сменились три посла США, и ни один из них, как мне кажется, не снискал лавров. Никто из них не превзошел Залмая Халилзада, урожденного афганца и посла США в Афганистане в 2003–2005 годах, в умении налаживать контакты и выстраивать сотрудничество с Карзаем. Не сравниться им было и с парой начальников резидентуры ЦРУ в Афганистане. Даже госсекретарь Клинтон жаловалась на «вольности» Эйкенберри – мол, он не желает подчиняться и не выполняет ее распоряжения. Мы с Клинтон хотели заменить Эйкенберри – он умудрился полностью испортить отношения с Карзаем, да и с министерством обороны и Государственным департаментом не ладил – и неоднократно говорили об этом Джонсу, но Белый дом всякий раз вставал на защиту посла.

С сентября по ноябрь мы снова и снова анализировали, прикидывали и забирались все глубже в дебри – вдавались в подробности, которые нам не требовались или которые было нецелесообразно изучать. В целом дискуссия на многих совещаниях разворачивалась в трех основных направлениях. Первое: характер угрозы. Каковы отношения между талибами, «Аль-Каидой» и прочими экстремистскими группировками в афгано-пакистанской приграничной зоне? Означает ли разгром талибов поражение «Аль-Каиды»? Если талибы вновь придут к власти, вернется ли «Аль-Каида» в Афганистан? Укладывается ли стабильный Афганистан в стратегические расчеты Пакистана? Второе: какая стратегия противостояния угрозе будет наиболее эффективной и действенной – «обучение и контроль» или «контртерроризм плюс»? Ключевой вопрос относительно первой стратегии заключался в том, насколько текущая афганская модель управления «хороша» для достижения поставленных целей. Обладает ли афганское правительство достаточной легитимностью в глазах собственного народа, чтобы реализовать выбранную нами стратегию? А что касается «КТ-плюс», сработает ли она, если Соединенным Штатам не хватит ресурсов защитить мирное население? И насколько эффективными будут контртеррористические операции без надлежащей разведки? И третье: если мы и далее будем цепляться за мартовские решения президента, как мы узнаем, если – и когда – придет время менять курс?

Пакистан, безусловно, занимал центральное место в наших дискуссиях. Если Пакистан имеет настолько важное значение для успеха нашей стратегии, спрашивал Байден, почему мы тратим тридцать долларов в Афганистане против одного в Пакистане? Много раз возникала тема дополнительной военной и гражданской помощи пакистанцам. Их армия крайне подозрительно относилась к действиям американцев в Пакистане, полагая, что все усилия по увеличению численности нашего контингента на самом деле суть элементы коварного плана по захвату пакистанского ядерного оружия. Пакистанцы охотно принимали наши деньги и наше оборудование, но не наших людей. И не были особенно заинтересованы в том, чтобы мы обучали их ловить террористов и повстанцев на пакистанской территории. Что касается гражданской помощи, их паранойя и наша политическая упертость стоили друг друга. После долгих политических прений и усилий сенаторов Джона Керри и Дика Лугара, а также конгрессмена Говарда Бермана, конгресс одобрил пятилетний пакет помощи Пакистану на общую сумму 7,5 миллиарда долларов. Это было серьезное достижение, ровно то, что требовалось в данной ситуации, а долгосрочная перспектива демонстрировала нашу заинтересованность в прочном партнерстве. Но потом какой-то идиот в палате представителей присовокупил поправку к законопроекту; эта поправка предусматривала, что помощь может быть предоставлена только при условии, что пакистанские военные не вмешиваются в гражданское управление. Неудивительно, что пакистанцы возмутились, в особенности, конечно, военные. В мгновение ока потенциальное закрепление доброй воли с обеих сторон было пущено, как говорится, коту под хвост. Я знал, что в нашем арсенале нет ничего способного изменить стратегию Пакистана; думать иначе означало предаваться розовым мечтам. Но мы нуждались в сотрудничестве с этой страной.