Долгая дорога домой

Все молчали.

– Недавно говорили, что не стоит сюда приходить обычным людям и смотреть на все это. А я считаю – стоит. Может, кого и убережет...

Когда они вышли в замощенный камнем, пустынный двор – говорить ни о чем не хотелось. Каждый понимал, что увиденное теперь останется с ним навсегда.

– Отец Виталий, – сказал цесаревич, щурясь на проглядывающее сквозь облака солнце, – необычный человек. И судьба у него – необычная. Священник не выбирает приход, где ему служить, его посылают туда, где он нужен. Ему выпало свое послушание – Медельин, Колумбия, там тоже есть православные, а раз есть православные, значит, нужен и тот, кто будет окормлять их на пути к Господу. Отряд боевиков наркомафии ворвался в церковь прямо во время службы. Прихожан – к счастью, их было немного – убили, а церковь подожгли. Все это они сделали потому, что отец Виталий осудил наркомафию и призвал бороться с ней всем миром. Католические священники, принимая пахнущие смертью деньги из окровавленных рук, не только не возроптали. Ни один из наркомафиози, а среди них есть ревностные прихожане, они даже храмы строят у себя в гасиендах, не был отлучен от церкви, хотя все знали, кто они такие. Вот таков путь к Господу у католиков, но у нас свой, и никто не смеет нам указывать верный. Видимо, наш путь был вернее, потому что они решили сделать колумбийский галстук. Знаете, что это такое, Ваше Высочество? Разрезается рот внизу, под челюстью, и туда проталкивается язык, это и есть галстук. А потом...

– Зачем вы мне все это рассказываете, сэр? – спросил принц Николас.

– А потом, когда они подожгли церковь, бандиты попытались повесить его перед ее вратами, но тут появилась полиция и горожане, – не обращая внимания на вопрос, продолжал рассказ цесаревич. – впервые за все время горожане взяли в руки оружие – у многих это были простые ножи и палки, чтобы остановить бандитов и убийц. Отец Виталий волей Господа спасся, чтобы продолжить свое служение. А тот, кто это заказал, прожил недолго, погиб через несколько месяцев от снайперского выстрела из сельвы. Его похоронили в гробу с фигурными ручками из чистого золота. Вы хотите знать, зачем я привез вас сюда и показал вам все это?

– Сэр, Колумбия не входит в Британское содружество наций.

– Знаю. Но Афганистан входит, и вы за него в ответе. Не так давно наше Правительство получило ноту, в которой Афганистан недвусмысленно объявляется территорией под британским протекторатом. Это значит, что за происходящее в Афганистане может ответить любое государство, входящее в Британское содружество наций. В том числе и метрополия.

– Это угроза, сэр?

– Нет. Это решение Берлинского мирного конгресса. Первая декларация, позволю себе напомнить вам ее содержание. Любое государство имеет право владеть территорией на суверенных либо вассальных правах, и любое государство в ответе за происходящее на территории, которой оно владеет перед другими странами и перед Богом. То, что происходит в Афганистане, не от Бога, это – от сатаны. И мы вправе спросить с вас за это.

– Я не вправе ни принимать решения...

– Я знаю, Ваше Высочество. Вы всего лишь капрал британской армии, который сегодня вечером отправится домой, потому что крейсер Ее Величества «Дели» сегодня ошвартуется в Гельсингфорсе. И я – не государь в этой стране. Но рано или поздно – и вам, и мне предстоит принять престол. Я надеюсь, у нас еще будет время что-то изменить. Поинтересуйтесь злом, Ваше Высочество, зло любит тишину, оно не терпит, когда люди знают о нем. И изволите передать – это-то вы можете сделать – царствующей в вашей стране особе, что я не буду терпеть, когда у меня воруют подданных, превращая их в прислужников сатаны. Нет, не буду. И следующий раз может случиться так, что мы загрузим сотню тяжелых бомбардировщиков контейнерами с напалмом и вылетим на Афганистан. И не только на Афганистан, может случиться и так. Это ваша земля, Ваше Высочество. Так отвечайте же за нее!

Последний акт этой драмы состоялся тем же днем, когда уже стемнело, – в Гельсингфорсе. Ее и принца Николаса доставили туда на адмиральском катере, больше похожем на яхту. С рейда город казался волшебной игрушкой, подсвеченной мириадами огней. В сгущающейся тьме у причальных стенок вырисовывались строгие, серо-стальные силуэты эсминцев и крейсеров Флота Атлантического океана, находящихся здесь на стоянке. На темнеющем на глазах небе все более отчетливо проступал ущербный, тоненький серп луны.

Рулевой мастерски пришвартовал адмиральский катер к борту HMS Delhi, палубные матросы отдали концы, притянув катер к борту крейсера, британцы подали штормтрап. Сверху что-то крикнули, но принц раздраженно ответил, чтобы его оставили в покое.

– Ты... – принц, обычно довольно бойкий в вопросах женского пола, пошедший этим скорее в деда, нежели в отца, имевшего глупость влюбиться в замужнюю женщину – я хочу... чтобы ты приехала в Лондон еще раз. И... я хочу писать тебе. Можно?

Катерина покачала головой. Она больше изменилась за этот день, чем за всю предыдущую жизнь. И теперь она не считала мать идеалом, к которому надо стремиться, и почему-то ей не давало покоя странное, никогда прежде не встречавшееся чувство. Чувство жестокой гордости за огромную, раскинувшуюся на полсвета державу, которая так может говорить со всем миром. Она никогда раньше не задумывалась о том, в какой стране живет, а сейчас поняла.

От этого чувства – мурашки по коже.

– Ты можешь писать, Николас. Но не рассчитывай на ответ. Иди... тебя ждут.

2 июля 2002 года Великая Хорватия Пожаревац

После Второй мировой войны один из тех, кто в ней участвовал, писатель и генерал от инфантерии Антон Иванович Деникин, видевший в восточном походе, что творили в своей стране турки с теми, кто не являлся турком, сказал – как же близко отстоит пятнадцатый век от двадцатого. Меньше суток пути...

Но никто и представить себе не мог, что в начале двадцать первого века в Европе будет действовать концентрационный лагерь.

Весь город Пожаревац, а он был достаточно большим – представлял собой зону с особым режимом. Если раньше здесь была зона особого режима и был город, где бесплатно работали сербы-заключенные, то сейчас город и зона слились, образовав «центр перевоспитания», так это официально называлось. Зона особого режима осталась, а из города выселили всех жителей и поселили туда всех тех, кто, согласно заключению суда, «нуждался в перевоспитании». В городе было больше трехсот тысяч жителей, были даже дети. Все они жили под постоянным контролем, периметр города контролировался с помощью всевозможных средств безопасности, лазерных лучей, колючей проволоки и специальных мин, разработанных в Австро-Венгрии. Когда человек наступал на них, они не убивали его, а глушили сильным разрядом электрического тока.

Просто невероятно – но происходило в Европе [114] . И никому до этого не было дела.

У озера Балатон сотник арендовал машину, здесь это позволялось без документов. Потом они зашли в охотничий магазин, – в тех местах была популярна охота на благородного европейского оленя и кабана, правда, то, что здесь считалось кабаном, в Российской империи считалось подсвинком, не заслуживающим внимания. Там они купили четыре маскировочных костюма типа «лес», надевающихся прямо на обычную одежду, карты охотничьих угодий всей Австро-Венгрии, в том числе и Великой Хорватии, четыре охотничьих прибора ночного ви#дения, использование которых здесь не было запрещено, подзорную трубу шестидесятикратного увеличения и лазерный дальномер. Еще купили приправы для охотничьих супов, чтобы все поверили, будто они и впрямь идут охотиться на оленей – для них значение имело только то, что основной ингредиент в этих приправах – молотый перец. Расплатились австрийскими кронами, которые наменяли в обменнике у дороги – здесь можно было без проблем обменять на местные деньги любую валюту мира, в том числе и швейцарские франки [115] . Мало ли из какой страны прибыл путник...

114

Может показаться, что автор преувеличивает. На деле – ничуть. Из всех общепризнанных великих держав Австро-Венгрия была наиболее лоскутной. Одна корона, один монарх и три правительства – Австрии, Венгрии и Хорватии. Силы не хватало – силу возмещали жестокостью, прежде всего к славянам. В нашем мире на столицу Сербии Белград были постоянно наведены пушки крепости Землин и мониторов Дунайской флотилии. Надо сказать, что «под пушками» в этом мире до сих пор жила и Варшава, правда, пушки эти были выпущены в начале девятнадцатого века, из крепости их не убирали как музейный экспонат.

115

Швейцарские франки часто использовались в качестве универсальной валюты для внешнеторговых операций.

Только сейчас, проехав на внедорожнике РАБА, грубом, но надежном, больше сотни километров по лесным дорогам, чтобы проверить достоверность карт и, так сказать, протоптать маршрут, – сотник начал понимать, какую глупость они затеяли. Это была Европа, со всеми ее прелестями. Здесь ты можешь делать все, что угодно, и на тебя никто не обратит внимания – до той поры, пока ты это внимание не привлечешь необычным или подозрительным поведением. Как только ты это сделаешь, ты попал. Здесь принято сообщать в полицию обо всем подозрительном, что ты увидел и услышал, население – стукачи поголовно. И если ты попал в поле зрения полиции – тебе уже не уйти.

Хуже того – доверять нельзя никому. Велехов не был оперативником (если бы был, сразу бы отказался от задуманного), но понять, что местное сопротивление битком набито стукачами полиции и ХауптКундшафт-Штелле, – на это ума у казака хватило. И если он обратится к кому-то из местных, то с вероятностью процентов тридцать сразу наткнешся на полицейскую засаду. А если и нет – тот человек, к которому он обратится с самыми добрыми намерениями, привлечет к делу местную группу сопротивления. И уж в ней-то точно – хоть один предатель, но окажется.