Долгая ночь

Приняв такое решение, а также считая, что дни Джелал-эд-Дина все равно сочтены, Шалва стал заботиться о сохранении своей жизни. Он решил выжить любой ценой. Поэтому и преклонил голову доблестный грузинский рыцарь перед возгордившимся своими победами султаном.

У Джелал-эд-Дина были свои виды на Шалву Ахалцихели. Султан проявил великодушие, окружил грузинского царедворца воинским почетом. Он пожаловал Шалве не только жизнь, но и земли: Маранд, Салмас, Урмию и Шушню. Ахалцихели, в свою очередь, клялся солнцем и головой в верности султану. Он имел вид человека, вполне осчастливленного Джелал-эд-Дином. Завладев столь обширными и богатыми именьями, Шалва проводил время на охоте и в пирах и вообще вел себя так, словно Грузии никогда не было на свете, а вместе с ней и семьи, и друзей, и царского двора.

Приставленные к Шалве слуги все были шпионы и соглядатаи. Они следили за каждым шагом вельможи, ловили и запоминали каждое его слово.

Подсылаемые султаном собеседники всячески преувеличивали масштабы Гарнисского поражения грузин, все время говорили об измене грузинского командования, объясняя эту измену завистью и личной враждой Мхаргрдзели к преуспевающим при дворе прямодушным и благородным братьям.

Сам Джелал-эд-Дин дважды встречался с Ахалцихели. Однажды он охотился с ним, а после охоты пригласил к своему столу. Судя по всему, султану нравился первейший грузинский рыцарь. Стрела, пущенная Шалвой, всегда находила цель, а достоинство, с которым он держался, искусство его беседы казались поистине царскими.

Исподволь султан завел разговор о магометанской вере. Шалва сразу сообразил, куда клонит Джелал-эд-Дин, и тотчас опередил собеседника:

– Я не сведущ в вашей религии. Может быть, султан даст мне в наставники ученого человека, в совершенстве знающего Коран. Пусть он просветит меня, покажет все преимущества учения вашего великого пророка, убедит меня в истинности его учения.

Джелал-эд-Дин был доволен. Уже на другой день к Шалве Ахалцихели пришли знатоки Корана – шейхи и кадии. Каждый день теперь Шалва слушал проповеди мусульман, делая вид, будто он жадно приник устами к светлому источнику мудрости и будто каждая строка Корана, каждая его сура проникает в сердце, очищает и облагораживает его.

Во время разговоров с Джелал-эд-Дином Шалва искренне и буйно возмущался изменой грузин во время Гарнисской битвы, громко ругал Мхаргрдзели и всех его помощников. Он высказал султану свою затаенную мечту – дождаться дня и отомстить грузинам.

Джелал-эд-Дин и сам подливал масла в огонь.

– Грузины собрали много золота. Они хотят выкупить у нас всех пленных.

Ахалцихели насторожился после этих слов. Он почувствовал, что султан расставляет сети.

– Самый большой выкуп я надеялся получить за тебя, Шалва Ахалцихели, – продолжал султан плетение сетей. – Но я удивился, я не поверил своим глазам, когда прочитал список, присланный нам от грузинской царицы. Очень длинный список. В нем не пропущен ни один самый захудалый князек, и только царского визиря, первейшего военачальника, нашего драгоценного пленника, я не нашел в этом длинном списке. Конечно, это простая ошибка. Забыли внести в списки Шалву Ахалцихели. Но я удивляюсь такой забывчивости. Разве я, султан, мог бы забыть своего лучшего эмира? Или, может быть, царица пожалела динаров на выкуп своего верного слуги?

Шалва исподлобья смотрел на говорившего. Глаза его налились кровью. Но ведь неизвестно было, на что он злится: на забывчивость грузин, в которую, допустим, поверил, или на коварство султана, недостойное столь могущественного человека.

Джелал-эд-Дин старался угадать, что происходит в душе Шалвы, какая буря, какая там боль. Шалва же разгадал замысел султана, но прикинулся ничего не понявшим.

– Того, кто продался врагу, можно выкупить только затем, чтобы отрубить голову. Видимо, они считают, что получат слишком дорогое удовольствие. Но зря они жалеют золото. И если бог не оставит меня своей милостью, они узнают, что такое месть Шалвы Ахалцихели.

– Хотел бы ты отомстить, хотел бы сразиться с Мхаргрдзели?

– Я живу только надеждой на тот день, когда смогу поднять меч на предавших меня, меня и все мое войско. Только б мне дождаться этого дня, великий мой государь. Я приду как смерч, не оставлю камня на камне, не буду различать ни великих, ни малых. Они пожалеют, они ответят мне за свою измену.

– Этот день придет скорее, чем ты думаешь, – провозгласил султан, весьма довольный настроением своего пленника. – Да, этот день придет очень скоро. В ближайшее время я собираюсь покорить те горы, где скрывается ваша царица Русудан. Ты, конечно, знаешь и подходы к горам, и каждую тропинку. Если ты исполнишь роль хорошего проводника, милости наши будут выше твоего воображения.

Ахалцихели пал ниц перед султаном и облобызал полу его халата.

– Войско! Только войско в мое распоряжение, великий государь! Я приведу тебя в такие горы, где никогда еще не ступала нога чужеземца. Во всей Грузии не будет и клочка земли, который не осенялся бы развевающимся знаменем твоего могущества и великолепия.

– Если в войне против своих соотечественников ты сохранишь верность нам, мы отдадим всю покоренную Грузию тебе в подчинение, мы сделаем тебя первым человеком во всей стране. Помни, мы не бросаем слов на ветер.

Ахалцихели снова упал на колени, снова потянулся губами к поле халата.

Наконец Джелал-эд-Дин устроил настоящее испытание грузинскому воину. Он послал Орхана с подчиненным ему войском взять город Гандзу. В этот поход отправился и Шалва Ахалцихели. Сам Орхан, ближайший эмир султана, должен был наблюдать за Шалвой, за его искренностью и верностью султану.

В походе Орхан относился к Шалве как к равному. Постоянно советовался с ним. Войска оказывали ему такой же почет, как своему предводителю. Шалва понимал, что этот поход есть решительное для него испытание и что каждый его шаг будет известен потом Джелал-эд-Дину, как если бы султан сам находился все время рядом, сам слышал и видел, что делает, как поступает Шалва.

Ахалцихели старался. При каждом удобном случае он хвалил султана, хвастался его доверием, восторгался его великодушием.

В прежние времена Шалва неоднократно брал город Гандзу. Он прекрасно знал все удобные подходы к крепости, все ее слабые места. И теперь, когда дело дошло до штурма, Шалва проявил поистине сказочную отвагу, показал хорезмийцам, что такое настоящая рубка, и в довершение всего первым ворвался в ворота крепости.

Бросающих оружие и сдающихся или уже сдавшихся в плен он кромсал без нужды, так что даже жестокие хорезмийцы содрогались перед неуемной жестокостью грузина. Но Орхану все это нравилось, и он поверил в искренность служения Шалвы новому покровителю.

Конечно, Орхан рассказал потом султану о поведении Шалвы Ахалцихели. Рассказ эмира совпадал с донесением шпионов. Султан вполне убедился в верности грузинского вельможи.

Повесть о глухонемом и его красивой жене

У атабека Узбега был один-единственный сын, и он был несчастен, потому что родился глухонемым. Звали его Камуш.

До пяти лет атабек надеялся на какое-нибудь чудо. Ждал, что ребенок услышит или заговорит. Но время шло, и надежды развеялись. Наследник остался обреченным на вечную немоту и глухоту. Мир звуков, песен, музыки, щебетанье птиц, мир человеческих слов, а значит, и мыслей был для него недоступен, его не существовало.

В свою очередь, мир чувств и понятий мальчика был непроницаем для окружающих, для отца в том числе. Только один человек понимал Камуша – его воспитатель. Бог вразумил его, и вот жестами, движениями лица, выражением глаз он мог разговаривать с наследником на этом нечеловеческом и для всех остальных загадочном языке.

Узбег жалел своего убогого сына, хотя, будучи постоянно пьян и рассеян иными развлечениями и наслаждениями, не испытывал чувства отцовства по отношению к своему сыну так же, как не испытывал чувства ответственности и каких-либо обязанностей по отношению к стране, к народу, к многочисленным женам.