Долгие беседы в ожидании счастливой смерти

_________________________

Вот и еще один наш ужин. Втроем. На их кухне. Доктор Сидерайте, недавно вернувшаяся из больницы, накрывает на стол. Печет блинчики, достает свой фирменный пирог с ревенем. й ест мало. Один сырок. Какой-нибудь бутерброд. Стакан чая. «Мне уже хватит и этого». Кутается в халат. А я помню, как за этим столом он произносил огромные монологи… Но даже и сейчас — оживляется во время ужина, подтягивается, голос становится тверже.

_____________________________

3 января 95 г. Интонации его голоса унылы. Раньше й сам творил радость, веселил себя и других, теперь — не хочет: пусть все идет, как идет.

То, о чем я подумал, банально: надо найти, организовать событие, которые «расшевелит» й.

Мысль эта, как ни странно, конкретизируется легко. Вот его пьеса «Прыжок в неизвестность»; на нее не обращают внимания театры; но ведь ее можно издать?

Звоню в издательство «Прадай»; книжка — пятьсот экземпляров — будет стоить около двух тысяч литов; смету представят на днях; тираж можно получить через недели две-три.

Доктор Сидерайте понимает все сразу. Как врач она, наверное, может выразить в терминах оздоровительный эффект этого события для й. Как жена… Говорит, не задумываясь:

— Отдам на это последние деньги.

Разумеется, отдает. И организует издание. И возится с корректурой. И…

__________________

КОНЕЦ ЛЕТА 95-ГО. й в больнице. Во время нашего разговора вдруг закашлялся. Сильная, долгая рвота. Я иду за санитаркой. Думаю о том, как приободрить его, сгладить чувство неловкости, которое наверняка испытывает й. Но возвратившись, вижу: й спокоен; может быть, он даже хочет, чтобы я видел и это?..

Он прав.

_________________________

12 сентября 95 г. Теперь, когда звоню ему, утром или днем, в трубке — молодой голос: «Подождите минутку». Когда-то пани Тереза была медсестрой, потом окончила университет, стала юристом. Как многие, потеряла сейчас работу. С удовольствием помогает доктору Сидерайте, но больше — й. Помогает ему преодолеть страх (уже несколько месяцев он боится оставаться в доме один — «вдруг случится сердечный приступ?»)

___________________________

МОГ ЛИ БЫ УГАДАТЬ ОН КОГДА-НИБУДЬ ПРИЧИНУ БУДУЩИХ СВОИХ ВОЛНЕНИЙ?

Холод мучает й все последние годы. Особенно в ту пору, когда самоуправление экономит на топливе. «Я замерзаю!» — кричит он мне в трубку.

Чувство холода болезненно для него. Нынче ждал холодов с нарастающей день ото дня тревогой. Летом еще стал продумывать «систему утепления».

И вот в его комнату поставлены два обогревателя, окна тщательно заклеены. И комнату эту он покидает совсем редко. Как крепость. Помнит: в коридоре — враг…

Радостей по-прежнему мало. Среди немногих — книги. Несколько дней доктор Сидерайте ищет для й в разных магазинах Вильнюса следующие издания: Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление» (это его любимый автор с юности); Людвиг Витгенштейн, «Избранное»; Мартин Хайдеггер, «Избранное»; монография «Литовская мифология» (она необходима для новой пьесы й); Юозапас Альбинас Гербачяускас, «Терновый венок» (лекции этого литовского критика и эссеиста й слушал еще до войны). (11 октября 95 г.)

________________________

КУПАНИЕ. Долго подготавливаемый и нелегко проходящий процесс.

Осенью, когда еще не включили отопление, это выглядит так. Сначала доктор Сидерайте согревает в ванной комнате воздух — там должно быть очень жарко (тепло не должно исчезнуть в течение полутора часов). Потом набирает в ванну горячую воду. Затем приводит й, раздевает его, медленно сажает в воду (причем последовательность погружения указывает сам й)…

Только этот — самый первый этап — занимает не менее получаса.

____________________________

«НЕНАВИЖУ СВОЕ ТЕЛО. Кожа моя в последние две недели стала очень чувствительной. С трудом бреюсь, преодолев лень и отвращение. С трудом подставляю пальцы под струю воды».

…«Иногда кажется: я такой же старик, как другие. Как те, от которых я всегда отходил в сторону. От них пахнет старостью».

…«Все время боли. Стараюсь понять их природу. Иду мысленно вглубь боли. И тогда оказывается: с болями можно жить…» (13 октября 95 г.)

Фундамент

Он все еще рассказывает мне свою жизнь. Но это уже рассказы «вдогонку» — то, о чем раньше не вспомнил. Или не хотел говорить.

_____________________

«…Меня долго занимала загадка моей родословной

Как появились в Калварии мои предки? Откуда они?

Я знал только: фамилия наша — Йосаде — не характерна для литовских евреев. Корень этого слова древнееврейский: «йесод» — значит, фундамент, основание.

Наконец, после войны, услышал: в Москве живет еврейский ученый, критик, эссеист Приблуда. Он изучает происхождение еврейских фамилий! Представьте себе, я волновался, отправив ему письмо. Не менее волновался, когда читал ответ: фамилия Йосаде существует только у испанских евреев; скорее всего, один из моих дальних предков, действительно, что-то создал, изобрел! А может, он, в самом деле, выкладывал фундаменты зданий.

Как известно, евреи из Испании были изгнаны. Некоторые из них отправились в страны Центральной Европы, другие — через Крым — на Украину. «Скорее всего вы именно с Украины», — писал мой московский корреспондент. Он попал в самую точку!

Знаете, какое предание существовало в нашей семье? Мой прадедушка был кантонистом. Вы помните? Кантонистами называли евреев, служивших в царской армии. Большинство из них были крещеными. Служили они долго — по двадцать пять лет. Так вот, моему прадеду надоело, и он сбежал.

Его поймали. Судили. Все это было именно на Украине. Потом его отправили в знаменитую тюрьму, которая находилась в Калварии.

Что делают евреи маленького городка, узнав, что в местной тюрьме появился их соплеменник? Они решают: его надо выкупить, еврей не должен сидеть в тюрьме! Собрали деньги, пошли к начальнику тюрьмы и — выкупили. Бывший заключенный остался жить в Калварии. Женился.

Увы, я мало что могу рассказать об этом смелом человеке. Знаю только его имя — Авром.

Все мужчины в нашей семье носят библейские имена. После Аврома — Шмуэл, потом мой отец — Мойше, потом — Яков, то есть я. Моего сына зовут Иосиф».