Долгие ночи
Шрифт:
Да ведь и власти ныне подстрекали чеченцев и казаков к столкновениям, разжигали вражду между ними. Подогревали эту вражду и муллы, объявляя всех христиан непримиримыми врагами правоверных мусульман. Благодаря тем и другим образовалась такая глубокая пропасть между чеченцами и казаками. А ведь жили же их предки дружно и мирно. И могли жить так и дальше, если бы кому-то не было выгодно натравливать их друг на друга.
Али не ошибся. Среди добродушных лиц и любопытных глаз нет-нет, да и сверкали злые, враждебные взгляды.
Сквозь толпу протиснулся
— Братцы! Да ведь он лазутчик! Пришел добычу высмотреть! — заревел детина, скрипя зубами. — Бей его!
Али отступил к арбе, прикрыв спиной Айзу. Руки невольно потянулись к пистолетам, заткнутым за пояс под буркой. Но раздумал. Терпение… Самое главное — терпение! Эх, не было бы с ним сейчас Айзы. Ведь она беременная…
Все это пронеслось в голове за какие-то доли секунды. И в эти же доли секунды из толпы вдруг рванулись крики:
— Назад, сволочь!
— Позоришь станицу?
— Фролов, назад, кому сказано!
Из толпы выскочил другой казак и, встав перед Али, загородил собой его и Айзу.
— Подними-ка свою рыжую морду, фроловская сука! — Казак тоже засучил рукава черкески. — Подними, подними! Я ее сейчас отделаю!
— Прочь с дороги, босяк! — Лицо Фролова исказилось бессильной злобой и ненавистью. — Не из твоих ли он ночных дружков?
— Да дай ты ему в рыло, Корней!
— Не шибко храбрый нашелся?
— Людей нужда погнала, а он, боров, бить их собрался!
Пока из толпы неслись возгласы, оба казака, видимо, не уступавшие друг другу в силе и ловкости, переминались на месте, готовые сцепиться в драке.
— Други мои, позорно бить друг другу морды из-за вшивого чечена! — завопил какой-то низкорослый казак.
— Заткни пасть. Не быть по-вашему! — Ринулся к нему другой.
— Босяки!
— Кровососы!
Толпа разделилась на две враждебных половины. И по решительности, с какой произошло такое разделение, стало ясно:
потасовки не миновать. Но тут на крыльце правления появился станичный атаман — полковник Беллик.
— Что здесь происходит? Почему базар? — выкрикнул он грозно, хмуря седые брови. Заметив Али, стоявшего около арбы с пистолетами в руках, спросил:- А это еще кто таков?
— Ваше благородие, чечен он, приехал, видимо, торговать. По бедности своей… — выступил из толпы казак. — А наши, вон, сговорились избить его… Да ведь позор, ежели такое случится.
Позор, ваше благородие, и нашей станице, и всему терскому казачеству. У нас подобного отродясь не было. Чеченцы бы так подло, ваше благородие, с нами не поступили ни в жисть…
— Это ты верно говоришь, Пантелей, — согласился Беллик.-
Невелика храбрость всей станицей напасть
на одного. Всем запомнить: они не только наши гости, они подданные Его Императорского Величества, как и любой из нас. Война кончилась, нам с ними жить в мире! Кто начал приставать?— Знамо, Фролов.
Беллик погрозил рыжему пальцем:
— Некрасиво, Фролов, для твоей фамилии. Не к лицу. Отныне строго буду наказывать всех, кто обидит чеченцев, пришедших к нам с мирными делами. Корней, позаботься о нем, — Беллик кивнул в сторону Али. — Все! Разойдись!
— Погоди, паршивец! — скрипел зубами Фролов. — Припомню я тебе этот день. И Никифорычу не забуду.
— Господи, напугал как! Сам же не веришь в то, что болтаешь.
— Пантелей презрительно сплюнул. — Моя сабля остра, разрубит любую шею. Хочешь сохранить голову на плечах, не лезь на рожон, сиди и сопи себе…
— Гони, кунак, арбу за мной. — Корней подошел к Али. — Не бойся.
В станице волоска с ваших голов не упадет.
Они отъехали от центра, и вдруг Корней начал извиняться, будто это он был виноват в случившемся.
— Обо всех плохо не думай, кунак. Подлые люди всюду есть — и у нас, и у вас. Разжирели на наших хлебах… Какой резон нам враждовать с вами. Жили же наши деды мирно, друг к другу в гости ездили по-родственному и по-кунакски. Война все перемешала.
— Ты спас меня. Теперь моя жизнь — твоя жизнь.
Корней отмахнулся:
— Не я один заступился за тебя. Заступились многие. Да ладно тебе. За что благодарить? За пустяк… Ну и башка у меня!
Болтаю-болтаю, а имени у своего кунака не спросил.
— Меня зовут Али. Из Гати-Юрта я, что в Ичкерии. Это чуть выше Герзель-аула на левом берегу Аксая. Там у меня есть и брат, Арзу.
— У меня много друзей среди чеченцев. Теперь и ты в их числе.
Что тебя привело в нашу станицу?
— Женился я, Корней. Семья теперь. А как жить, если быков нет, коровы тоже, арба — чужая. В горах ничего нет, а у вас можно купить хоть из старенького: и вилы, и лопату, и косу…
— А что же у тебя в арбе?
Али смутился:
— Древесный уголь, дикие груши, мушмула…
Корней покачал головой:
— Товар, извини, неходовой, неважнецкий.
— Я сразу понял, как приехал.
Корней сел на передок, взял из рук Али хворостину и погнал быков.
Чем больше удалялись они от площади, тем грустнее становился Корней. Он раскурил ореховую трубку и молча дымил, видимо, думая о чем-то своем… Неожиданно проговорил:
— Видишь вон ту покосившуюся лачугу? Это и есть моя изба.
Полна детьми, так что сесть негде. Как же получше принять вас?
Вот ведь беда какая…
Али понял, почему задумался Корей.