Долгий фиалковый взгляд

Ну и что теперь делать? Огромный обмякший сонный помощник шевельнулся на скрипнувшем стуле. Надо сделать одно — перестать дергаться и паниковать. Два шага назад, руки в боки, челюсть выпятить.

— Разрешите спросить?

— Можно ли пересмотреть решение по поводу гражданских прав? Да. В любое время.

— Я не о том.

— А о чем?

— Могу точно сказать, что, где и когда я делал с этим конвертом. Только ведь я вас не знаю, Хайзер. Эта улика подброшена. Кто-то из ваших людей изуродовал Мейера. Мне не нравится ход ваших мыслей. Мне не нравится ваш способ работы. Если я больше не захочу отвечать ни на какие вопросы, если вам нечего будет делать с уликой, вы окончательно убедитесь, что взяли именно тех, на ком можно построить дело. Но если постараетесь любым способом слепить против нас обвинение, а я вам расскажу про конверт, возможно, вы, выслушав правду, начнете латать прорехи в своих доказательствах. Я даже не знаю, попадет ли это на пленку, а если попадет, не сотрете ли вы неугодное. Я загнан в угол и не в состоянии вас разгадать, поэтому не знаю, каким путем двигаться. Вы упомянули о каком-то деле четырехлетней давности, которое мы якобы спланировали с этим Бейтером. Проверьте. Против нас нет никаких обвинений.

— Это означает одно — до сих пор вы не совершали серьезных ошибок, Макги.

— Для чего же, шериф, я пошел на подобные хлопоты, выдумывая легенду с поездкой на свадьбу, исключительно ради возможности под покровом ночной темноты пробраться в ваш округ и разделаться с недавним обитателем тюрьмы Рейфорд? В чем смысл?

— Смысл, как вам хорошо известно, заключается приблизительно в девяти сотнях тысяч долларов. И в возможном для вас шансе обойти посты, выбраться из района. Вы хлопотали для отвода глаз, Макги. Ваша машина настолько приметная, что ни один идиот не выбрал бы ее для такой цели. На льду свежие окуни. Должно было сработать.

Еще один лучик в тумане. Такое количество денег стоит трудов и внимания. На них можно купить целую кучу Хайзеров.

— Пожалуй, на этом я лучше остановлюсь, шериф. Мне хотелось бы позвонить адвокату.

— Конкретному адвокату?

— Да. В Майами. Он примет звонок за счет вызываемого.

— Можно узнать его имя?

— Леонард Сибелиус.

Произнося имя, я следил за выражением его лица. Никаких изменений.

— Сможете позвонить завтра в девять утра, — сказал он.

— Почему не сейчас? Не нарушаются ли при этом мои гражданские права?

— Нарушились бы, если бы вы были под арестом, а дело передано прокурору штата для вынесения обвинения большим жюри присяжных. Вы предпочли отвечать на вопросы. Вы задержаны для расследования на сорок восемь часов с нынешнего утра.

— Завтра суббота, шериф.

— Двадцать пятое. Кинг, пусть Прискитт посадит его в одиночку, в двенадцатую или в четырнадцатую, а оттуда кого-нибудь переведет, если понадобится. Я хочу, чтобы между Макги и Мейером не было никаких контактов.

Я сложил вместе имя и фамилию крупного помощника шерифа. Кинг Стерневан. Еще раз взглянув, убедился — много лет назад я его видел в Майами-Бич, где он выступал в весовой категории около двухсот фунтов. Сейчас, наверное, прибавил еще шестьдесят. Напористый, скользкий боксер. Казался медлительным, но попасть в него было на удивление трудно. Отлично ориентировался, уходил в клинч и наносил хук в корпус, сопя и кряхтя от натуги. Добился бы лучших показателей в своем весе, если бы не склонность к травмам, из-за которых на его счету слишком много технических нокаутов. Поэтому умные противники старались завершать удар, слегка поворачивая руку в запястье, в надежде раскроить ему бровь, прежде чем он успеет отбить им потроха в кашу.

— Шериф, будьте любезны сказать этому жирному грязному мопсу, чтобы не пробовал меня отделать, как Мейера. Ленни Сибелиус и без того может доставить вам массу неприятностей.

— Есть три свидетеля произошедшего с вашим партнером, Макги. Он принимал душ, наступил на коврик, потерял равновесие, упал и разбил лицо о деревянную скамеечку в душевой.

— Думаю, если со мной произойдет то же самое, совпадение покажется странным.

Хайзер не ответил, взявшись за телефон. Стерневан поманил меня, придержав дверь.

Шагая со мной по коридору, спросил:

— Эй, ты что, меня знаешь? Видел когда-нибудь? — Голос у него был мягкий, хриплый, высокий.

— Всего один раз, в Майами-Бич. Лет восемь-девять назад.

— Значит, ближе к концу. С кем я дрался?

— Не помню фамилии. Такой здоровенный кубинец.

— Ну да! Десять раундов. Его звали Тигре — тигр то есть, — фамилия какая-то длинная. Я уложил его в девятом раунде, верно? Знаешь, а ведь тот бой был последний! Клянусь Богом, парень был в форме, точно! Весь корпус прямо как ствол дубовый. Без конца делал обманные движения, наносил мне тычки, а я даже ухмылку не мог стереть с его морды. Потом, где-то на двадцатой секунде девятого раунда, он меня достал. Видишь бровь? Прямо в цель угодил, разбил по чистому везению, и я сообразил, дело плохо. Понимаешь, осталось лишь поворачиваться пошустрей, чтоб судья меня хорошенько не разглядел, да надеяться, что, пока он не разглядел, у парня ноги заплетутся, он опять шагнет не туда, и тогда уж я двину правой. Знал, что руку сломаю, и в самом деле сломал. Только больше он не поднялся. Пока я этим занимался, у меня все время были плохие менеджеры и плохие руки. Приходилось держаться посередине — руки слишком легко ломались. Значит, тот бой ты смотрел, ну и ну! Я хотел продолжать, чтоб сравняться, забыл уже, с кем, да сломал руку в том же самом месте, отрабатывая удары по груше.

Спускаясь по лестнице, я спросил:

— Надеюсь, ты не слишком сильно измолотил Мейера, руку не повредил?

— Он упал на скамейку, как сказал мистер Норм.

— И все бился и бился головой о скамейку, как резиновый мячик. Интересно было бы посмотреть.

— Одно скажу, я его не обрабатывал. Мистер Норм стал расспрашивать, и я поклялся могилой малютки дочери, что пальцем его не тронул и не видел, чтоб кто-то другой тронул. Говорю мистеру Норму, тут смысла нет, ведь я сколько раз обрабатывал всякий народ и никаких следов не оставлял. Что ж, теперь вдруг про все позабыл и давай колотить человека по голове? Нет, это не для меня. Кинг не такой. Вот сюда. Эй, Приски! Свежая рыбка. Мистер Норм сказал, в одиночку, в двенадцатую или в четырнадцатую.

— Можно предоставить вам двенадцатую, сэр. Очень приятное помещение. Я уверен, вам очень понравится. Все, что пожелаете, только позвоните.

Прискитту было где-то от пятидесяти до девяноста. Жилистый, лысый, весь сморщенный временем и судьбой, он покопался в сундуке, вытащил тюк с ярлычком, положил в проволочную корзинку.

— Все наши гости носят костюмы. Позволяет проникнуться духом заведения.

— Приски, этот парень видел мой последний бой, когда я уложил здорового кубинца и повредил руку. Я ведь тебе как-то про это рассказывал, правда?

— Не более сорока раз.

— Не хотелось бы нарушать ваши комичные правила, Прискитт, — сказал я, — но как себя чувствует профессор Мейер?

— Я принес ему аспирин и лед пососать. Не сказал бы, что он отлично себя чувствует. Но возможно, не так плохо, как прежде.

— Загляну в справочник, найду фамилию того кубинца, — проговорил Кинг и бросил Прискитту: — Поведу его в душ. Пошли, Макги! Бери корзинку.

Бетонный пол душевой пах плесенью, аммиаком, лизолом. Там лежал крошечный кусочек зеленого мыла, тонкое серое полотенце. Из ржавого душа брызгала струйка теплой воды.

Оказавшись в любом общественном институте, необходимо обзавестись одним — друзьями.

— Кинг, мне чуть-чуть совестно, что я заподозрил тебя в избиении моего приятеля. Мне бы следовало знать, что ты выше классом.

— Да черт с ним! Я хочу сказать, все понятно.

— Нет, правда. Я видел тебя в бою. Знаешь, ты ведь мог стать одним из великих. Выпал бы шанс раз-другой.

— Если б шанс выпал, конечно. Это помогло бы. Мне бы снарядиться получше. Слишком легко получал травмы, да и руки у меня хрупкие. Но я всегда хорошо двигался и мог уклониться от любого удара.

— Откуда ты родом?

— Из Натли, Нью-Джерси. В четырнадцать лет участвовал в «Золотой перчатке». На морской службе был чемпионом флота в легком весе. Четырнадцать лет в профессионалах, два — любителем. Девяносто один бой. Шестьдесят восемь выиграл, семнадцать проиграл, шесть ничьих. Все зарегистрировано. Макги, а ты сколько весишь? Может, около двухсот восьмидесяти фунтов?

— Почти угадал.

— Одетый, я бы сказал, сто девяносто, а то и меньше. Ты меня одурачил. Ты в отличной форме, приятель. Дрался когда-нибудь в юности?