Долгий путь домой
Шрифт:
– Хорошая речь, сэр…
Мацуи хмуро кивнул.
– Вот только, боюсь, я зря сотрясал воздух.
– А я так не думаю, - возразил Хендерсон.
– В нашем отделе тоже есть парочка сторонников Чеснатта, куда же без них, но я вам вот что скажу: студенты старших курсов как-то не горят желанием запечатлеть свои имена в науке, заново открывая все те же луны Юпитера. А первокурсники - те просто спят и видят, как бы сотворить нечто действительно новое!
Мацуи глубже засунул руки в карманы. Похоже, он делался староват для беспрестанных интриг, процветавших в университете.
Он сказал:
– Чеснатт кое в чем прав… Хотим мы того или нет, мы живем в гигантской тени познания прежних времен. Мы из нее, может быть, никогда так и не выберемся… В особенности если каждый раз, когда
Хендерсон пошел рядом с Мацуи.
– Однако наши предшественники были не всеведущи, - сказал он.
– К примеру, они не смогли победить смерть. Да какое там, они с самими собой-то совладать не могли!
– И молодой ученый поднял глаза к темному небу.
– И, если на то пошло, они не сумели совершить межзвездного перелета. Мы уже лет пятьдесят как должны были бы получить сигналы с "Пришествия", если корабль благополучно вынырнул на той стороне. Или, еще вероятнее, они должны были бы уже вернуться. У них там было четыреста лет, чтобы сделать новые двигатели!
– Мне, - сказал Мацуи, - хочется думать, что сигналы пришли, но у наших приемников просто не хватило чувствительности их уловить. Или, возможно, триста пятьдесят световых лет - все-таки слишком большое расстояние для подобных сигналов. И они там гадают, почему мы не вышли на связь… почему не вылетели следом за ними. С их точки зрения, наш мир просто взял и намертво замолчал…
Пешеходная дорожка перед ними в этом месте делилась надвое. Корпуса физики и астрономии располагались по правую руку, административный - слева. Ученые остановились на развилке.
Мацуи посмотрел на такую знакомую дорожку… Он ходил по ней всю свою сознательную жизнь. Сперва студентом, потом выпускником-ассистентом, и наконец - профессором. С первых же дней своей преподавательской деятельности он придавал огромное значение творческой мысли. "В этом и состоит смысл науки!
– доказывал он коллегам.
– Древние достигли блистательных высот, но Время их поглотило. Настала нам пора совершать собственные ошибки…"
– Мир меняется, Хендерсон, - проговорил он задумчиво.
– Еще лет десять, и население перевалит за миллиард. Четыре века назад мы пережили истребление, но все-таки избежали участи динозавров. Потом пробились сквозь второе Средневековье. Судя по всему, наш биологический вид предназначен для великих свершений… Но сколько дурацких шишек мы себе набиваем на этом пути!
И он с горечью топнул ногой.
Хендерсон некоторое время молчал. Было слышно, как вдалеке гремит о скалы прибой.
– Маятник раскачивается, профессор, - сказал он наконец.
– В этом году победил Чеснатт, да, но будут и еще годы. Ради нового познания нам придется отрешиться от прошлого. Обязательно придется!
– Вот только я вряд ли до этого доживу, сынок, - усмехнулся Мацуи.
– Как же мне не расстраиваться?.. У человечества есть определенные желания и потребности. Но каковы они и каким образом люди станут добиваться их осуществления, для меня так и останется тайной. Человеческая жизнь слишком коротка… Я не смогу увидеть общей картины. Вот бы узреть дальнюю перспективу, тогда ясно было бы, за что мы боролись!
Хендерсон не ответил.
– Прости, - сказал Мацуи.
– Мы, старики, иногда делаемся болтливы… особенно на ночь глядя. Вот и на меня порой нападает желание пофилософствовать… Раньше для этого требовалось опрокинуть пару кружечек пива, но теперь хватает всего лишь прохладного вечера после неудачных бюджетных дебатов. Уж ты меня извини…
Хендерсон переступил с ноги на ногу.
– У нас в департаменте, - сказал он, - хотят присвоить ваше имя комете…
Глаза Мацуи внезапно наполнились слезами, по счастью оставшимися незамеченными в темноте.
– Очень мило с вашей стороны, Хендерсон…
Потом Мацуи ушел прочь, но, добравшись до своего жилища, не свернул на крыльцо. Он шел и шел вперед, пока не достиг крутого обрыва, нависавшего над океаном. Край скалы был огражден
металлическими перилами. Их усеивали капельки выпавшей влаги. Мацуи положил руки на перила и ощутил их холод. Пена прибоя под луной, казалось, светилась… Мацуи стал думать о лунном свете на воде, об отражениях звезд. Волны с грохотом разбивались внизу, скала содрогалась, и был миг, когда Мацуи ощутил себя неотъемлемой частью той самой "общей картины", которую не надеялся обозреть, - исторического пути человечества на планете и самой планеты в Галактике. Живой, пульсирующей частицей…Спустя время он вернулся в свой заваленный книгами коттедж. Позже выяснилось, что его предположения сбылись, - Чеснатт сменил его на посту главы нескольких комитетов, но Мацуи это уже не слишком расстраивало. Он помнил, как его руки лежали на холодных перилах, а луна казалась далеким прожектором, и он ощущал себя частицей Вселенной.
Мысли начинают двигаться медленней… Или успело произойти слишком много событий, так что нас начало клонить в сон? А может быть, наш караван просто растянулся – длинная вереница тел, обломков корабля и всякой всячины: книг, одеял, инструментов, сублимированных продуктов, обрывков бумаги… да мало ли чего человечество намеревалось захватить с собой к далекой звезде. Или это греет нас приблизившееся Солнце? Постепенно проходит переохлажденное состояние, благодаря которому сохранялось сознание и взаимосвязь. Зато мы знаем, что снова набираем скорость и мчимся к центру системы, когда-то давшей нам жизнь. Мы – все четырнадцать тысяч – проделали очень долгий путь. Туда, а потом обратно. Мы забыли своиотдельные мечты, но сберегли общую. Путешествовать. Найти путь к выходу из пещеры. Заглянуть за следующий холм… Обрываются последние мысли, но мы успеваем обменяться чувством, похожим на радость. Мы возвращаемся домой…
Капитан Фремария сидела с мужем на одеяле, расстеленном на холме, который возвышался над местом будущего старта. Прожектора, освещавшие корабль, были выключены, но она знала: там, внутри, продолжают трудиться рабочие команды. Они заправляют двигатели, в последний раз все проверяют… На рассвете старт.
– Рассматривай это просто как еще один полет, милый, - сказала Фремария мужу.
– Ты же знаешь: мне доводилось летать на гораздо менее надежных машинах…
А у самой от мысли о предстоявшем задании екнуло сердце. Она прямо-таки слышала грохот реактивных двигателей… Получится ли у нее? Идея оседлать такую мощную машину никогда прежде не выглядела до такой степени крамольной. Пока шли тренировки, мысль о самом полете была отстраненно-теоретической. Однако - вон он, корабль. И часы тикают. И уже никуда не денешься. Временами Фремария чувствовала себя приговоренной.
– Не напоминай, - буркнул муж.
– Я просто хочу увериться, что у тебя все будет в порядке. Вот бы какой-нибудь знак…
– Сама бы не отказалась получить его, - вздохнула она. Собственно, никто ведь ее силой в кабину не загонял. И, пока не заработают двигатели, еще не поздно будет сказать "нет".
– Если подумать, за нами ведь стоит такая история… - Муж придвинулся ближе и взял ее руку в свою.
– После стольких веков человечество снова выходит в космос. Все только об этом и говорят, гадают, что будет потом. Отправимся ли мы на Луну? Или, может, на Марс? Осталось ли там хоть что-нибудь от старых колоний?..
– Он фыркнул.
– Ну а мне только бы знать, что ты-то благополучно вернешься…
Фремария молча кивнула. Через три часа ей предстояло явиться в центр управления полетом. Там ее начнут готовить к размещению в орбитальной капсуле. Предполагалось, что космический аппарат совершит десять оборотов вокруг Земли, после чего опять войдет в атмосферу, и, если все пойдет хорошо, Фремария посадит короткокрылый корабль на авиабазе имени Мацуи.
– Я буду не так уж и далеко, - сказала она.
– Если бы туда, наверх, ходил поезд, ты добрался бы ко мне всего за пару часов.
Муж рассмеялся, но смех прозвучал вымученно.