Долгий рождественский обед

ЧАРЛЬЗ. Вы вели себя как испорченный щенок, сэр, как дурно воспитанный, испорченный щенок.

РОДЕРИК. Да что я сделал? Что я такого ужасного сделал?

ЧАРЛЬЗ. Вы были пьяны и вы нагрубили дочерям моим лучших друзей.

ЖЕНЕВЬЕВА (ударив по столу). Чарльз, мне стыдно за тебя. Ничто в мире не стоит таких отвратительных сцен.

РОДЕРИК. Великий боже, в этом городке только и остается, что напиться, чтобы избавиться от скуки. Время здесь тащится так медленно, будто вообще стоит на месте.

ЧАРЛЬЗ. Хорошо, молодой человек, мы заполним ваше время. Вы больше не будете посещать Университет. Со второго января вы приступите к исполнению своих обязанностей на фабрике Байярдов.

РОДЕРИК (в дверях холла). Ну нет, у меня найдутся дела поинтересней, чем ваша древняя фабрика. Я уеду туда, где время, слава богу, не стоит на месте. (Он выходит в холл.)

ЛЕОНОРА (вставая). Родерик, Родерик, подожди минутку. Чарльз, куда он может уехать?

ЛЮСИЯ. Тише, мама. Он вернется. Теперь и мне пора упаковать чемодан.

ЛЕОНОРА. У меня совсем не осталось детей!

ЛЮСИЯ. Ш-ш-ш, мама. Он вернется. Съездит куда-нибудь в Калифорнию и все тут. — Кузина Эменгарда упаковала почти все мои вещи. Спасибо вам большое. (Целует мать.) Я ненадолго. (Выбегает в холл.)

Женевьева и Леонора надевают свои седые парики.

ЭМЕНГАРДА. Сегодня такой красивый день. По пути домой я остановилась поговорить с миссис Фостер. Ее артрит временами дает о себе знать.

ЛЕОНОРА. Он ее сильно мучит, бедняжку?

ЭМЕНГАРДА. Она говорит, что и через сотню лет мало что изменится.

ЛЕОНОРА. Да, она храбрая женщина.

ЧАРЛЬЗ. Я положу тебе немного белого мяса, Леонора? Мэри, передайте тарелку кузины Эменгарды.

ЛЕОНОРА. Что это, Мэри? — А, вот и телеграмма из Парижа — от них! «Любим, поздравляем всех с Рождеством». Я говорила им, что сегодня мы будем есть один из их свадебных кексов и думать о них. Судя по всему, уже решено, что они поселятся на Востоке. Теперь у меня даже дочери нет рядом. Они хотят построить дом на побережье, где-то к северу от Нью-Йорка.

ЖЕНЕВЬЕВА. Но к северу от Нью-Йорка нет побережья.

ЛЕОНОРА. Ну к востоку или к западу, или еще где-нибудь.

Пауза.

ЧАРЛЬЗ. Господи, какой темный день.

Он надевает седой парик. Пауза.

ЧАРЛЬЗ. Как медленно течет время, когда в доме нет молодежи.

ЛЕОНОРА. У меня трое детей. Только где они?

ЧАРЛЬЗ (неумело утешает ее). Ну, один из них отдал жизнь за свою страну.

ЛЕОНОРА (печально). А один из них торгует алюминием в Китае.

ЖЕНЕВЬЕВА (медленно доводя себя до истерики). Я все могу вынести, но только не эту ужасную сажу повсюду. Нам давно надо было уехать. Мы окружены фабриками. Каждую неделю приходится менять занавески на окнах.

ЛЕОНОРА. Ну что ты, Женевьева!

ЖЕНЕВЬЕВА. Я не могу этого вынести. Я не могу этого вынести больше. Я уезжаю отсюда. И не только из-за сажи, которая проникает через все стены этого дома. Меня преследует мысль о том, что было и что могло бы быть здесь. Кажется, время в этом доме перемалывается в никуда. Моя мать умерла вчера, а не двадцать пять лет назад. О, я хочу жить и умереть за границей. Да, я стану обыкновенной старой девой из Америки, которая будет жить, а потом умрет где-нибудь в пансионе в Мюнхене или Флоренции.

ЭМЕНГАРДА. Женевьева, ты устала.

ЧАРЛЬЗ. Ну-ну, Женевьева, выпей глоток воды. Мэри, откройте побыстрее окно.

ЖЕНЕВЬЕВА. Простите меня. Простите. (Она в слезах выбегает в холл.)

ЭМЕНГАРДА. Я думаю, наша Женевьева еще вернется. (Она поднимается и направляется к черному порталу.) Вам надо было погулять сегодня, Леонора. Это был один из тех удивительных дней, когда на деревьях все веточки обледенели. В самом деле, очень красиво.

Чарльз встает и направляется к ней.

ЧАРЛЬЗ. Леонора, в такое утро, как сегодня, мы обычно катались с отцом на коньках. — Как бы мне хотелось чувствовать себя хоть чуточку лучше.

ЛЕОНОРА. Что? Я остаюсь с двумя больными на руках? Нет, кузина Эменгарда, вы должны поправиться и помочь мне выходить Чарльза.

ЭМЕНГАРДА. Я постараюсь. (Она поворачивается перед самым выходом и возвращается к столу.)

ЧАРЛЬЗ. Знаешь, Леонора, я сделаю, что ты просишь. Я напишу этому щенку письмо. Я напишу, что прощаю его. Сегодня Рождество в конце концов. Я пошлю ему телеграмму. Вот что я сделаю.

Он выходит в черную дверь.

ЛЕОНОРА (вытирает глаза). Как хорошо, что вы со мной, Эменгарда. Это такое утешение. Спасибо, Мэри, я действительно ничего не могу есть. Разве что кусочек белого мяса.

ЭМЕНГАРДА (очень старая). Выходя из церкви, я разговорилась с миссис Кин. Она спрашивала о молодых людях. — Леонора, я была так горда, когда сидела под нашим витражом. Придел Бaйярдов, настоящий придел Байярдов — мне так он нравится.

ЛЕОНОРА. Эменгарда, вы не будете сердиться на меня, если я этой весной уеду к детям?

ЭМЕНГАРДА. Конечно, нет. Я знаю, как они соскучились по тебе, и как ты им нужна. Особенно теперь, когда они собираются строить новый дом.

ЛЕОНОРА. Вы не рассердитесь? Запомните, пока этот дом вам нужен — он ваш.

ЭМЕНГАРДА. Не понимаю, почему вы все его так не любите. А мне он так нравится, что слов нет.

ЛЕОНОРА. Я ненадолго. Я скоро вернусь, и вечерами мы еще почитаем с вами вслух.

Она целует ее и выходит в холл. Эменгарда остается одна, медленно ест и разговаривает с Мэри.

ЭМЕНГАРДА. Пожалуй, Мэри, я передумала. Не попросите ли вы Берту сделать мне немного горячего пива. Немного доброго старого пива. — Мэри, я получила утром такое милое письмо от миссис Байярд. Такое милое письмо. Сегодня у них первый рождественский обед в новом доме. Они, должно быть, очень счастливы. Она пишет, что они зовут ее матушкой Байярд, словно старую леди. И еще она пишет, что находит для себя более удобным передвигаться в кресле-каталке. — Такое славное письмо… Мэри, я открою тебе один секрет. Но только пока это еще большой секрет. Они ждут внука. Замечательная новость, не правда ли!.. Ну а теперь я немного почитаю.