Долгое эхо войны

– А тебе я к тому об этом рассказываю, что не спеши предлагать свое участие ей. Ты сначала со своей Таисией разберись. Ко мне приходил Алексей Степанович Зайцев, твой друг, и просил посодействовать в обеспечении принудительного лечения от алкоголизма для нее. Я договорился в Хабаровске, в наркологии ее возьмут. Алексей сам готов ее туда отвезти. Завтра летим с ним одним бортом. Но ты не можешь оставаться в стороне, раз пригрел ее, так сказать, поучаствовал в ее судьбе. Знаешь, «мы всегда в ответе за приручённых». Пойми, я тебя не осуждаю, но одобрить твой поступок не могу. Тебе голова для того и дана, чтобы думать, прежде чем совершать «геройские» поступки, – повторил начальник его собственные мысли. – Я вообще не понимаю, что значит взять с собой на новое место службы женщину, которая тебе не нужна? Это, прости меня, называется не жалость, а садизм какой-то. Извини!

Петрищев опустил голову и дернул головой, как бы стряхивая с нее грязь.

Венедикту было до того тошно, что он чуть не плакал.

«Он прав, – думал несчастный капитан. – Я и сам знаю, что болван».

Но, собрав силы и набрав в грудь побольше воздуха, он сказал:

– Все правильно, Андрей Григорьевич. Я, с вашего позволения, воспользуюсь нашей связью и свяжусь с Игорем Хабенским. Он мне не откажет и устроит ее лучшим образом.

– Вот и прекрасно, Веня. Я понимаю, что тебе тяжело самому ее везти чисто морально, но помогать ей ты, тем не менее, должен.

Он тяжело вздохнул.

– Вот они итоги войны: исковерканные судьбы и искалеченная психика людей. Все мы, в той или иной степени, невольные жертвы этого страшного зла.

– Иди, друг, выполняй долг перед женщиной, которая добровольно принесла себя в жертву, спасая наших ребят и подвергая себя ежеминутно, ежесекундно смертельной опасности. Она полностью опустошена, она отвратительна не только тебе, но и всем окружающим ее людям, но мы помним, что она – наш боевой товарищ, не предавший нас в тот трудный час.

Венедикт пошел в штаб к связистам. Ему повезло, Игорь был на месте и страшно обрадовался, услышав голос своего спасителя, вернувшего его буквально с того света. Когда Веня изложил ему свою проблему, он заверил друга, что сделает все возможное и невозможное для Таисии, которая вытащила и его самого из той страшной мясорубки. Его обещание несколько успокоило Венедикта, и он отправился в свое отделение. Пора было начинать обход больных.

Вечером, когда Алексей зашел к нему на огонек, Веня рассказал ему о своем знакомстве с Антониной Васильевной и о том, что Петрищев запретил ему даже думать об этой женщине, что Андрей Григорьевич много говорил о тяжких последствиях войны, назвав всех их жертвами того зла, которое несет война.

Лешка долго молчал, обдумывая, а затем сказал:

– Он абсолютно прав. Я вот думаю, что эхо этой войны будет слышно на Руси еще лет сто. Да и не только в нашей стране. Возьми хоть Терезу, разве она не жертва войны, разве вы с ней не принесли в жертву этому тяжелому времени свою любовь. А сколько людей во всем мире погибли, стали калеками, алкоголиками, остались вдовами или вдовцами. Невозможно представить себе их количество. Но мы с тобой, Веня, выстоим непременно. Я в это свято верю! И, более того, будем счастливы и здоровы.

– Ты знаешь, что я лечу, сопровождая Таисию, одним бортом с Петрищевым. Как он тебе? Нравится? – поинтересовался друг.

– Да. Я его уважаю. Главное, что он человек порядочный, короче, правильный мужик.

– Я тоже так думаю, – поддержал друга Алексей. – После разговора с ним и его участия в устройстве Таисии, я понял, что не все начальники – подхалимы и самодуры. Тебе повезло, Веня, с ним.

– Меня мучает совесть, что я сам не лечу с ней в Хабаровск, Леша, но, с другой стороны, если бы полетел я, она бы точно выкинула фортель с побегом. Вот ведь вляпался как!

– Я тебе так скажу. Ты лететь не должен ни в коем случае. Кроме разборок и грандиозного скандала, это мероприятие в твоем присутствии не кончится ничем. И прекрати мучиться совестью. Ты ей ничего не должен. Она это понять не в состоянии, но ты уясни для себя этот факт раз и навсегда. Раз Хабенский взялся нам помочь, я думаю он ее хорошо устроит и проследит, чтобы лечение пошло ей на пользу. Кстати, он перед ней в таком же долгу, как и все, кого она вынесла с поля боя. Так что не переживай, друг. Пока я ее не размещу с максимальными удобствами, оттуда не улечу. Я договорился со своим командиром, он дал мне на это дело трое суток. Так что все будет в полном порядке. Мы поможем ей и будем держать в поле зрения до полного ее излечения. Нужно верить в лучшее, Веня. Иначе жить трудно.

Разговор коснулся и Антонины, и Веня сообщил другу, что бедная женщина попала почти в такую же ситуацию, как и он.

– Если бы ты ее видел, Леша. Королева! И держится так, что никто и не подумает, что какой-то несчастный летчик-алкаш отравляет ей жизнь и жизнь ее ребенка каждый божий день. Ты хоть знаешь этого героя?

– Знаю. Отличный летчик, прекрасный друг. Никогда не бросит и не подведет товарища. Но тоже жертва войны, ее эхо. Контузия в голову. Не мне тебе рассказывать, что это такое. Я, честно говоря, вообще не понимаю, как он смог выкарабкаться и вернуться в дивизию. А знаешь, до контузии он совсем не пил. Мне кажется, что он очень любит эту женщину, а она не желает узаконить их связь. Он боится ее потерять, пьет и опускается все ниже. И ведь если его спишут на землю, он пропадет. Поверь мне, дружище. Женщину тоже понять можно. У нее ребенок, она осознает, что могла бы принести себя в жертву, если хоть немного любит его, но она не имеет права приносить в жертву такому ненадежному человеку жизнь своей дочери. И тут, как правильно сказал тебе Петрищев, я ее не осуждаю, но и одобрить ее поступок по отношению к нему не могу. Зачем было ехать с таким другом на край света? Сразу подумать о дочери она не могла?

– Она хотела вылезти из нищеты, Леша, подзаработать денег для содержания и воспитания дочери, – сразу вступился за нее Веня.

– Не буду с тобой спорить, Венедикт, в конце концов, это ее личное дело, и расплачивается она за свой необдуманный поступок. Но Ивана Соловья мне по-товарищески очень жаль. Сколько еще людей коснется эхо войны. Страшно подумать, что их будут миллионы. Вот она – цена войны.

Ох, как дорого мы за нее заплатили и будем платить еще очень долго!

Глава 2

Прошло три года. Венедикт возглавлял кожно-венерологическое отделение уже в звании майора. Вся его жизнь в это время была посвящена изучению «позорных» болезней и методов их лечения.

Еще будучи в Вене и даже не представляя своего будущего, как врача, он приобрел старинную книгу, посвященную этим проблемам на немецком языке. Но знание языка у него было посредственным, а ознакомиться с содержанием фолианта хотелось ужасно. На помощь, как всегда, пришел лучший друг Леша, у которого были приятели и среди шифровальщиков, и среди переводчиков. Они ему подсказали, кто из их коллег сможет наиболее точно выполнить перевод столь специфичного издания в области медицины. Им оказался капитан Воронин Владимир Владиславович. Но Воронин, ссылаясь на большую загруженность по службе, не хотел браться за эту работу. Как найти к нему подход, чтобы заинтересовать человека в таком нелегком труде? Венедикт ломал голову, но не находил ответа. И как-то за ужином в доме офицеров Лаврову посчастливилось сидеть за одним столом с другом Владимира, Сергеем Зотовым. Зашла речь о мясном рагу из медвежатины, которое в офицерской кухне готовили отменно.

– Где только они медвежатину эту берут? – недоумевал Венедикт. – Боюсь, что это просто мясо бычка или лошадки.

– Обижаете, дружище, – сказал Сергей. – Этого медведя дому офицеров доставили наши ребята, охотники. Мой друг Владимир чуть с ума не сошел от зависти. Он заядлый охотник, но вот ружья у него хорошего охотничьего нет.

– Ты что, о Владимире Воронине толкуешь? – заинтересовался Веня.

– О нем, голубе сизокрылом. Он на любого зверя пойдет, но амуниции нет, – с сочувствием заметил Сергей.