Долгое эхо. Шереметевы на фоне русской истории
Шрифт:
– Какие на том полку мундиры?
– Серые. Ведано тебе, Петр, что привел их сын твой Алексей Петрович.
– Переодеть их в мундиры опытных нижегородских солдат и поставить на иную позицию.
Осмотрел шереметевскую конницу, пехоту.
– Зело благодарен вам, господин фельдмаршал! Прошу Господа Бога, дабы сподобил меня на пиршество победное, и вас хочу видеть в здравии и радости!
Воодушевленное лицо, горящие глаза, сила его передавалась солдатам, вселяя в них веру и волю.
26 июня пополудни, проведя смотр армии, отметив просчеты, уточнив расположения, потребовал: «Гвардейским штабам и обер-офицерам быть пред себя!» И обратился со
– Карл похваляется разделить наше государство на малые княжества. Сим оскорбил он народные чувства. Дадим ли мы торжествовать ему?.. Готовым быть всем с сей минуты к виктории великой! Командующим артиллерией назначаю Брюса! Командовать конницей поручаю Меншикову! Верховным главнокомандующим пехоты – фельдмаршала Шереметева!.. Уповаю на вас! С Богом!
26-го числа русский перебежчик сообщил шведам, что завтра Петр ждет подкрепление с Урала – 20 тысяч. Карл от этого сообщения «пришел в великую робость, долго ходил безгласен, и оттого наипаче нога его в болезни умножилась».
И, опасаясь того подкрепления, по прошествии бессонной ночи Карл решил выступить раньше.
…Было серое мглистое утро, когда шведы подобрались к главным русским силам. Однако конный постовой Меншикова обнаружил неприятеля, русские быстро пришли в готовность и отбили шведов, забрав много знамен и пушек. Это сбило Карла, однако он снова бросился в наступление. Шведы побежали к русским редутам, только везде натыкались на мощные укрепления – Шереметев самолично проверял высоту и глубину редутов. Всюду били пушки, летели ядра, пороховой дым окутывал равнину. В девять часов утра силы неприятеля уже иссякли, и битва за редуты кончилась. Наступило затишье…
В шатре у Петра собрались генералы и командиры с Шереметевым во главе – теперь надлежало в дело вступать пехоте. 27 полков, сотни тысяч людей! На земле людей – что звезд на небе…
– Ежели Карл узнает, что у нас много полков, пойдет наубег! – сказал Петр. – Надобно часть полков отвести в резерв.
Шереметев не согласен, он, как всегда, за то, чтобы брать массой, его поддерживают, но решает Петр. Когда объявляют о резерве, никто не желает уходить с позиций, солдаты рвутся в бой.
Удаляясь из ставки, Петр обнял Шереметева и торжественно возгласил:
– Господин фельдмаршал! Назначаю вас главнокомандующим! Вручаю вам мою армию, извольте командовать баталией! И ожидать неприятеля на сем месте! С Богом! – И помчался к своей дивизии.
…Солнце поднялось высоко, когда после утренней атаки и короткого перерыва началась вторая, настоящая битва. Как и ожидалось, шведы бросили своих солдат туда, где был полк новобранцев в серых мундирах, но напоролись на жгучее сопротивление опытных солдат…
Заиграли трубы, барабаны, литавры, а громче всех – мортиры и пушки: в дело вступила артиллерия; круглые пахучие ядра прорезали дымный воздух… Шереметев у своего шатра наблюдает за ходом битвы, посылает гонцов, принимает донесения, отдает приказания. Дым, грохот, чернота, шум, крики. Пехота – как птица, а крылья ее – два конных полка… Где преображенцы, семеновцы? Где шведы, русские? Смешалось все.
Рукопашный бой уже кипит в лощине.
Пришло донесение, что в носилки Карла попало ядро, а драбанты его перебиты. Шереметев мчится следом, офицеры его гонятся за Карлом. Но тот исчез, как сквозь землю… Взяли только лошадь Карла да седло со знаком королевского льва.
Нарушая правила, фельдмаршал покидает свой пост, и могучая фигура его с саблей в руке устремляется на зазевавшегося шведа. Поблизости падает бомба, пороховой дым окутывает
все вокруг. Шереметев падает, отброшенный взрывной волной. Мундир его осколком, будто ножом, прорезан, и сам он не чувствует, что контужен…А тем временем Петр, увидав, что целым девяти полкам грозит оказаться отрезанными, что всё теперь зависит от этой минуты, мчится наперерез шведам! Успел – и повернул баталию! Платой за то была простреленная его шляпа, погнутый крест на груди и убитый конь…
Долго рассеивался дым над Полтавским полем. Долго подбирали раненых, еще дольше хоронили убитых, и мешались следы победы и горя…
Затем Петр призвал к себе генералов и командиров. Прибыли Меншиков, Брюс, Шереметевы… Петр (великий режиссер!) преклонял перед каждым из них колено, опускал меч, обагренный кровью, благодарил и целовал каждого.
Привели шведских пленных – принца Вюртембургского, Шлиппенбаха, Такельберга, Реншельда. Те бросали шпаги, склоняли знамена и становились на колени… Затем в шатре устроен был обед, на который были приглашены и шведы. Церемонно поклонился Петр пленным, широко улыбнулся (что это была за улыбка! – в ней и радость, и великодушие, и снисхождение, и коварство) и обратился с такими словами:
– Вчерашний день… брат мой Карл… просил вас, сподвижников своих верных, в шатры мои… на обед. А сам обещал быть хозяином на том обеде… Но не выполнил Карл свое слово, и теперь я пригласил вас и прошу отобедать…
Налив бокалы вина, сказал знатным пленникам:
– Выпить желаю за учителей, кои учили меня воинскому искусству!
– Кто же эти учители, ваше величество? – спросил Реншельд.
– Вы, господа шведы!
– Хорошо же вы отблагодарили своих учителей, – кланяясь, отвечал генерал.
Вчерашние смертельные враги, неприятели сидели за столом, полным яств, и не было в речах и лицах их вражды и ненависти. Шереметев же после контузии пребывал в каком-то чаду – голова гудела, слабость в теле. Однако пропустить исторический пир побежденных и победителей не мог. Более того, сказал тост:
– Победа любезна нашему сердцу, мы устояли и рады тому, господа генералы, но наипаче всех побед дорог нам мир… Сие государь наш сказывает, о сем и мы, слуги его, ответствуем…
Над Полтавским полем опустилась черная южная ночь. Мертвым сном спал фельдмаршал. А утром вышел из красного шатра с восходом солнца. По небу разлита была нежная, розоватая чистота – будто и не было грохота битвы, будто не почернела земля от пролитой крови. Однако еще не успел подумать про золотые июньские дни, как вдруг, сделав вниз несколько шагов, почувствовал острый, жуткий запах. Запах тот шел из лощины, где захоронены были тысячи убитых. Закопали их неглубоко, дни стояли жаркие, и смрад вырывался из земли. Шереметева закачало, он ухватился за край шатра и чуть не упал…
Спустя пять месяцев Россия, обе ее столицы, старая и новая, торжественно праздновали победу.
Семь триумфальных ворот было сооружено в Москве. Через них въезжали победители, через них шли и шведские генералы. На одних воротах нарисовано было солнце и колесница, на которой во весь рост изображен царь Петр. На других – знаки Зодиака: рак и лев, означавшие, что шведский лев, придя в Россию, раком пятился назад… На третьих – разрисованная Москва, облака и на орле царевич Алексей, посылающий против шведского льва свое нижегородское войско. Москва изукрашена аллегориями, а городские старожилы дивовались, почесывая в затылках и не разумея, что есть аллегория.