Долгое завтра

– Если зло вселится в кого-нибудь из вас – убейте его!

Высокий худощавый юноша с едва обозначившейся жиденькой бородкой внезапно вскочил на ноги и закричал:

– Я нашел его! – и пена выступила в углах его рта.

Толпа вдруг заволновалась, какой-то человек вскочил, пытаясь бежать, но тут же был схвачен. Плечи сомкнулись над беглецом, ноги изгибались в невероятном танце, люди толкали и терзали незнакомца. Наконец они потащили его назад, и Лен смог хорошенько рассмотреть его. Это был рыжеволосый торговец Уильям Соумс. Но сейчас его трудно было узнать: лицо искажено страхом, одежда изорвана.

Проповедник что-то крикнул. Он стоял на самом краю фургона, руки его были воздеты к небу. Толпа стала срывать одежду со своей жертвы. Соумс носил мягкие сапожки, и один из них слетел, другой же они забыли стянуть. Затем все внезапно отступили назад, оставив его в одиночестве посередине открытого пространства.

Кто-то бросил камень. Он рассек верхнюю губу Соумса. Тот шевельнулся, попытался подняться, но тут в него полетел еще камень, и еще, затем палки и комья земли, и его белая кожа сплошь покрылась ссадинами и грязью. Он поворачивался то в одну, то в другую сторону, пытаясь вырваться, отразить удары, падая и корчась от боли. Рот его был открыт, и кровь тоненькой струйкой сочилась сквозь зубы и стекала вниз по бороде. Лену не было слышно, кричал он или нет – все заглушили рев толпы, хриплая бессвязная речь, и в Соумса все летели и летели камни.

Затем сборище двинулось к реке, преследуя его. Он пробежал совсем рядом с повозкой мимо Лена, уткнувшегося в деревянные спицы, и Лен хорошо разглядел его глаза. Люди бежали вслед, их сапоги тяжело впечатывались в пыльную землю; женщины держали в руках камни, и волосы их развевались по ветру. Соумс упал ничком на берегу мелководной речушки. Мужчины и женщины окружили его, словно мухи, слетевшиеся на падаль, руки их поднимались и опускались.

Лен обернулся и посмотрел на Исо. Тот плакал, лицо его было белым, как полотно. Он сжимал кулаки, все тело его содрогалось, широко раскрытые глаза казались огромными. Внезапно он рванулся прочь. Лен, не раздумывая, последовал за ним, с трудом пробираясь под повозкой. У него кружилась голова, его тошнило. Он ни о чем не мог больше думать, кроме орешков, которыми их угостил Соумс накануне. Леденящий холод с головы до ног охватил Лена. Толпа все еще бесновалась на берегу реки. Когда Лен поднялся, Исо уже скрылся в тени фургонов.

Лен в панике метался среди фургонов и повозок и звал Исо, но тот не отзывался, а в ушах Лена неотступно звучал голос убийцы. Словно ослепленный, Лен бросился к открытому пространству и наткнулся на чью-то невысокую фигуру, которая протянула руки и схватила его. «Лен, – сказала она, – Лен Колтер!» Это был мистер Хостеттер.

Коленки Лена подогнулись, и он потерял сознание Потом было темно и спокойно, он слышал голос Исо, затем мистера Хостеттера, далекий и неясный, словно принесенный ветерком в знойный день. Затем он оказался в фургоне, огромном, полном незнакомых запахов, туда же мистер Хостеттер втолкнул Исо, похожего на привидение.

– Ты говорил, это будет смешно, – прошептал Лен.

– Откуда я мог знать? – грубо оборвал его Исо.

Он икнул и опустился на корточки позади Лена, положа голову на колени.

– Будьте здесь, – сказал Хостеттер, – я должен кое-что отыскать.

Он вышел. Лен с трудом поднялся и выглянул из фургона, взгляд его был обращен к стенающей, рыдающей, кричащей толпе, волнующейся, словно море, вопящей о своем спасении:

– Слава, слава, алиллуйя! Возмездие за грех – смерть, алиллуйя!

Мистер Хостеттер быстро бежал к какому-то фургону, стоящему в тени деревьев. Исо тоже наблюдал за ним. Проповедник о чем-то кричал, размахивая руками.

Мистер Хостеттер уже возвращался, выпрыгнув из другого фургона. В руках он держал какой-то маленький ящичек длиной меньше фута. Он влез на сиденье, и Лен подошел к нему.

– Пожалуйста, – сказал он, – позвольте мне сесть сзади вас.

– Положи это куда-нибудь, ладно? – Хостеттер показал ему коробочку. – Потом можешь влезать. А где Исо?

Лен оглянулся. Исо свернулся калачиком на полу, положив голову на узел с одеждой. Лен окликнул его, но тот не отозвался.

– Поехали, – сказал Хостеттер. Он щелкнул кнутом и крикнул на лошадей. Дружно взяли с места шесть скакунов, и фургон покатился все быстрее и быстрее, пламя костра осталось далеко позади. Лошади перешли на легкий аллюр. Мистер Хостеттер обнял Лена, и тот прильнул к нему.

– Зачем они сделали это?

– Потому что боятся.

– Чего?

– Вчерашнего дня, – ответил Хостеттер, – или завтрашнего.

Он удивительно грубо выругался. Лен в недоумении уставился на него, но Хостеттер прервал себя на полуслове и покачал головой. Когда он вновь заговорил, в его голосе уже не слышно было тех свирепых ноток, которые так ошеломили Лена:

– Оставайся со своими, Лен. Ничего лучше этого тебе никогда не найти.

Лен пробормотал:

– Да, сэр.

После этого никто не нарушал молчания, и фургон медленно продолжал свой путь. Мерное поскрипывание колес нагоняло на Лена дремоту, не ту, которая предшествует здоровому сну, а болезненную, наваливающуюся от изнеможения. Позади крепко спал Исо. Наконец лошади перешли на шаг, и Лен увидел, что они достигли ярмарочной площади.

– Где ваш фургон? – спросил Хостеттер, и Лен объяснил ему.

Когда они подъехали ближе, то увидели горящий костер, а возле него – отца и дядю Дэвида. Оба выглядели сердитыми и угрюмыми, и когда мальчики подошли, не сказали им ни слова, лишь поблагодарили мистера Хостеттера за то, что он доставил их. Лен исподтишка покосился на отца. Ему хотелось встать перед ним на колени и сказать:

– Отец, я согрешил, – но неожиданно для себя он задрожал и снова начал всхлипывать.

– Что произошло? – строго спросил отец.

– Фанатики забрасывали камнями, – в двух словах объяснил Хостеттер.

Отец посмотрел на Исо, перевел взгляд на дядю Дэвида, потом на Лена и вздохнул.

– До этого подобное произошло всего однажды, – сказал он. – Мальчикам было запрещено идти туда, но они нарушили запрет и стали свидетелями этого ужасного зрелища. – Затем он повернулся к Лену:

– Ну-ка, успокойся, все закончилось, – и легонько подтолкнул его к фургону. – Иди, Ленни, завернись в свое одеяло и отдыхай.

Лен пополз под фургон и завернулся в одеяло. Его окутала спокойная темнота, и он погрузился в сон, но сознание все еще удерживало лицо умирающего Соумса. Сквозь темноту до него доносился голос мистера Хостеттера:

– Я пытался предупредить этого человека еще вчера в полдень, что фанаты что-то замышляют. Вечером не выдержал и последовал за ним. Но было слишком поздно, я ничего не мог изменить.

– Он действительно виновен? – спросил дядя Дэвид.

– Не больше, чем мы с вами. Люди с Барторстауна никого не пытаются обратить в другую веру.

– Так он был из Барторстауна?

– Соумс приехал из Виргинии. Я знал его как торговца и отличного человека.

– Виновен или нет, – произнес отец, – все равно это не по-христиански. И чем больше будет таких сумасшедших проповедников, тем ожесточеннее толпа.