Долгожданный рейс

Она взяла газету и развернула ее. Время от времени дверь распахивалась, люди входили и выходили, впуская в комнату волны холодного воздуха. Исподволь наблюдая за присутствующими, Памела догадалась, что два молодых летчика сидели здесь в ожидании своего испытательного полета. С ними поболтала какая-то стюардесса, сообщив, что ждет свою подругу, чтобы подвезти ее. Памела же никому не была интересна.

Вошла стюардесса с парижского рейса и сразу бросилась к своей почтовой ячейке. Личные письма Памеле обычно приходили на адрес миссис Райли, но она знала, что администрация компании будет писать ей сюда. Она тоже подошла к стеллажу и взяла пачку писем из ячейки с буквой «X».

Там для нее оказалось три письма. Письменное подтверждение ее расписания, записка из отдела ответственного за форму, сообщавшая о теперешних изменениях в ее рабочей одежде, а также официальное письмо из пищеблока, подтверждающее, что отчет об испытательном полете принят и что с этого дня начисляется ее зарплата. Последнее письмо она сунула в карман жакета, решив, что его надо сохранить — когда-нибудь потом она будет показывать его своим внукам.

Как только Памела положила остальные письма на место, дверь распахнулась, и в комнату ввалился очередной экипаж, оставляя на полу мокрые следы. Ворча на жуткий холод и побросав сумки на пол, прибывшие устремились к почте. Они сгрудились вокруг стеллажа, внезапно окружив девушку. Чья-то загорелая рука протянулась над ее головой, кто-то приветливым голосом извинился, наступив большой ногой на ее начищенные туфли.

Дверь открылась снова, и опять с волной холода в комнате появился новый экипаж. Памела вздохнула и уже решилась сказать: «Разрешите пройти, пожалуйста» — как услышала голос, высокий, довольно пронзительный, он был чрезвычайно похож на голос Дженифер:

— Вам следовало бы пойти с нами в Барлейкон… — Гул остальных голосов заглушил остальную часть предложения. Но потом, перекрывая шум в комнате, как злобная птица, она закаркала опять: — Ну, Чипс и его новенькая. Он был очень нежен с этой крошкой.

Кровь прилила к щекам Памелы. Высоко подняв голову, она негромко спокойно попросила:

— Разрешите пройти, — и торопливо выбралась из группы людей, толпившихся у почтового стеллажа.

Ничуть не смутившись, Дженифер поздоровалась с ней.

Памела села и взяла какую-то газету; для нее не имело значения, что это была за газета, старая она или новая. Она слышала, как Дженифер с кем-то тихо и доверительно шушукалась. Временами в комнате раздавался взрыв смеха, но его тут же старались подавить. Наконец она услышала, как Дженифер прощается с подругой. Часы показывали, что прошло только три минуты, но Памеле они показались вечностью.

Еще минут пять девушка не отрывала глаз от газеты, пытаясь сконцентрироваться на биржевой странице. Наконец она отложила ее и оглянулась вокруг, уверенная, что все смотрят только на нее, и горько сожалея о том, что минут десять назад все узнали, кто она такая.

Ей казалось, что штурман, сидящий в углу, как-то странно смотрит на нее, а этот инженер, глядя на нее, довольно ехидно ухмыляется. Памеле потребовалось задействовать весь свой запас здравого смысла для того, чтобы убедить себя, что голова штурмана забита румбами, компасами и другими премудростями его профессии, а инженер, должно быть, думает о странном поведении одного из четырех моторов, за которые он отвечает и которыми так гордится — для него моторы были как дети.

Прошло почти пятнадцать минут с тех пор, как вошли стюардессы с парижского рейса. Уже пора отправляться к ним и помочь загрузить в самолет продукты. Памела прошла через бетонное поле, подняв воротник жакета и втянув голову в плечи, чтобы защититься от холодного, пронизывающего до костей восточного ветра. Она открыла дверь в пищеблок. Внутри у длинного прилавка стояла Айлин Майлс, парижская стюардесса, ожидая свои подносы для ленча. Рабочий пищеблока сверял бумаги со списком отпускаемой провизии, а мисс Майлс подписывала их.

Девушки за прилавком заворачивали в целлофан куски пирога, делали бутерброды, упаковывали подносы и коробки, ставили готовые блюда в специальные термосы-контейнеры. Десятки самолетов со всех концов мира пополняли здесь продовольственные запасы. Памела смотрела на подносы, сделанные из специальной керамики. Одни стеллажи загружались для индийской авиалинии, другие для Франции, Швейцарии и Америки.

— Посчитай, пожалуйста, столовые приборы, — попросила мисс Майлс. — И подносы. Они, кажется, не положили мне горячий десерт? А, вот это где, под салфеткой, где пряности.

Памела сосчитала сверкающее серебро и сделала пометку-галочку на накладной из папки мисс Майлс.

— Все погружено, — сообщила она стюардессе. — Счастливого полета.

Памела проводила девушку до самолета, помогая ей нести вещи. Она смотрела на элегантные сверкающие бока самолета, на огромный нос с большими «глазами», неуклюжие ноги-шасси, и ее поразила эта удивительная смесь уродства и грации.

До конца дня Памела наблюдала, как отчитываются стюардессы, помогала им и с завистью смотрела, как они отправляются в рейс. Временами возникали длинные промежутки, во время которых делать было нечего. Они сменялись короткими интервалами спешки, когда приходилось мчаться к самолету через летное поле.

Последний рейс был в Брюссель в 16.30, но его задержали. Стюардессы пришли заблаговременно, и Памела уже приготовилась идти домой, когда услышала, что из-за плохой погоды рейс в Брюссель откладывается на час. Самое лучшее, что можно было сделать в этой ситуации, это остаться и помочь стюардессам справиться с пассажирами. Памела принесла им чай из буфета, успокаивала недоверчивых пассажиров, все время надеясь, что ее не спросят, сколько раз она летала. Она брала на руки детей, давая их мамам немного отдохнуть, и держала их с таким видом, как будто это были гранаты с выдернутой чекой. Так, в заботах, незаметно пролетел час. Когда самолет улетел, она выпила чашку чая с бутербродом, потому что на чай к миссис Райли уже опоздала. Раз уж так получилось, Памела решила не торопиться и сесть на следующий автобус, останавливающийся у главных ворот.

Гигантское серо-коричневое облако, похожее на огромную наседку, зависло над Лондоном. Мягкие нижние перья тумана волочились по земле. Памела вышла из зала прилета и остановилась в дверях, не решаясь выйти в холодную и сырую ночь. Огни тускло светили в тумане, от которого противно першило в горле. «Самолет в Брюссель улетел в назначенное время, а при такой видимости, как сейчас, это было бы уже трудно», — подумала она.

Вдруг она услышала, как по бетонному покрытию к ней приближаются чьи-то громкие шаги, из-за сырости их звук значительно усиливался. Казалось, языки тумана вдруг закружились, стали плотнее и внезапно материализовались в высокую широкоплечую фигуру. Сердце Памелы забилось сильнее. В аэропорту было много высоких мужчин, ходивших чуть ссутулившись, чтобы хоть чуточку защититься от пронизывающего холода. Но ни у кого из них не было такой походки и такого подбородка, сильно выступающего над воротником пальто. Памела спустилась по ступенькам. Свет, льющийся из окон позади нее, упал на фигуру мужчины, осветив лицо Роджера Карсона.

— Добрый вечер, — довольно высокопарно поприветствовала она молодого человека, тут же пожалев, что не сказала просто «привет». Она не знала, как обращаться к нему — то ли «мистер», то ли «сэр», — поэтому ничего не добавила.

— Привет, — автоматически ответил он, даже не взглянув на девушку.

Памела медленно пошла к воротам. Ей очень хотелось обернуться и посмотреть на Роджера.

— Минутку, — услышала она подчеркнуто грубоватый голос Карсона, — остановитесь.