Долина белых ягнят
Шрифт:
— Ради Апчары! — Мисост не знал, какими словами выразить свой гнев. — Ради Апчары Чока Мутаев пусть дает… Или Бекан, который ее считает своей снохой. В Грузию возил, думал, ее отнимут там, привез назад. Где она теперь? Прячется недалеко. Могла же сделать надпись на гробе? Загубила полицая, подстроила так, что руками немцев убила человека… Что она тебе, убирайся отсюда.
Тамара не испугалась окрика отца.
— Мама, сжалься над Хабибой. У тебя же есть деньги. Я знаю, есть. Деньги не дороже жизни. Хабиба мне как мать. Сколько раз я ходила к ней… Она давала мне пить
Слова дочери обозлили Каральхан. Не любила она разговора о сметане и яйцах.
— Что ты заладила: «Травами лечила». А я чем лечила? Сколько денег я трачу, и все на ветер!.. Что аллах начертал, тому и быть. Аллаха не переспоришь.
Мисост набрал в рот глоток остывшего чая, долго полоскал рот, шевеля короткими усиками, как мышь, обнюхивающая свою добычу, и пустил струю мимо Хабибы. Он хотел уйти, чтоб сесть на коня, ожидавшего, своего седока, и поехать в город.
Дочь загородила ему дорогу:
— Папа, пожалей…
Мисост крикнул на дочь:
— Дурочка! Не понимаешь? Что изменится от того, что ты дашь ей деньги? Все равно ей висеть на тополе! Лучше не старайся. Надо было ей раньше думать. Ешь соленое — так знай, что захочешь пить. А они со своим Темирканом немало соленого съели. Кулаков выселяли? Выселяли. Мулл загубили? Загубили. Мечети закрыли? Закрыли. Только свиней в ауле не успели завести. Был бы жив Темиркан — и свиноферму бы завели. Темиркан наделал дел, а сам на боковую. Лежит себе в могиле и в ус не дует. Хабибе ответ держать за него. Тут тебе не только пять тысяч, миллион не поможет.
Тамара знала, где у матери деньги.
— Мама, будь хоть раз в жизни доброй! — Тамара встала на колени перед матерью, обливаясь слезами. — Пусть капелька щедрости капнет с твоих пальцев. Мама, помоги Хабибе… Я верну тебе. Заработаю и верну…
— Встань. Когда ты заработаешь?..
— Заработаю, мама. Я… Не дашь — я уйду из дома.
— Ты и так уйдешь…
Хабиба хотела идти, взвалила мешок на спину. Тамара мигом исчезла и вернулась назад.
— На, тетя Биба. Все, что у меня есть. Копила на белое платье. Прости, нет у меня больше.
Хабиба пошла. Она не взяла деньги, что давала ей Тамара. Не пойдет она больше никуда. Да и стемнело. Может быть, Бекан вернулся из города, ждет ее. Пусть уедет и седельщик. Не поможет он беде.
Хабиба дошла до арыка. Пока она искала перекинутые через арык два бревна, ее окликнула Каральхан, жена Мисоста.
— Пусть аллах будет моим врагом, если лгу, — сказала Каральхан, — за твое тряпье на базаре не дадут и трех червонцев. Пусть оно достается кому-нибудь. У тебя есть другой товар. Он в цене, давай сторгуемся…
— Какой товар? Я вынесла все, что имею…
— Нет. Не все вынесла. У тебя на крыше черепица сохранилась. Зачем она тебе? За черепицу пять сотенных дам.
У Хабибы от обиды, от жестокосердия этой женщины потемнело в глазах. Она и не подозревала, что рядом с нею, на одном и
том же берегу реки, живут такие люди, едят чурек из муки, сыплющейся из-под одних и тех же жерновов. Снять с крыши черепицу, когда идет дождь со снегом! Потолок не выдержит и одного дня, провалится. Остаться без крыши над головой!Хабиба была не в состоянии сказать что-либо связное.
— О дочь Кяровых, нет у меня одежды, нет еды, если еще лишусь и крова…
— Крыша будет, могилу открытой не оставят. На тебе пятьсот. Может быть, они сохранят тебе жизнь.
Суровая соседка сунула деньги в руку Хабибы и пошла назад. У Хабибы не нашлось слов. Она долго сидела у арыка, прежде чем решилась идти по бревнам на другой берег. Ей вспомнились слова Темиркана: «В час беды познаются люди. С виду они все одинаковы, но подержи их над пламенем беды — все откроется».
Бекан встретил Хабибу у ворот.
— Что тихо идешь? Тяжела ноша?
— А где Данизат?
— Побежала домой. Оказывается, у нее тоже есть деньги. Говорит, копила на свадьбу Чоки, а я и не знал. Как у тебя?
Хабиба бросила мешок на землю. Не сразу достала из кармана горсть скомканных, замусоленных бумажек.
— Считай.
Бекан только посмотрел и сразу все понял. Значит, полезай в петлю. Не хватит денег. Седельщик привез больше, чем ожидал, хотя все седла не удалось продать. Все еще далеко до пяти тысяч. Надо что-то придумать. Видно, Бекану не придется спать в эту ночь.
— Не мучай себя, мой старший брат! Лишь аллах может отвести беду.
— Эх, Хабиба! Аллах как сказал? Ты двигайся, а ногам силу я дам. Будешь лежать — разве ногам нужна сила? Я двигался, и видишь — аллах дал. — Бекан достал из капюшона башлыка кучу денег. — Не знал я, а то бы еще поискал. Оскудела рука машуковцев. И в сердцах не кровь, а вода. Сноха твоя — клад, дай бог ей радостей! Даночка в добром здравии. Шустрая. В глаз тебе заскочит. Дедом меня называла…
Лицо Хабибы дрогнуло, когда услышала о внучке. Забыла даже о деньгах, о Мисосте и завтрашнем дне.
— О, ласточка моя, украшение райского сада, увижу ли я тебя еще раз?
У Бекана было что рассказать.
— Помнишь, я тебе говорил: лучше снохи-москвички нет. Я тогда говорил наугад, для твоего успокоения, а теперь сам убедился. Я показывал ей ее же вещи. Думаю, заплачет, не пожелает расстаться с ними, заберет к себе в дом. Я и к этому был готов. А она ни слова не сказала, обняла меня, благодарит за услугу. Сказала: вовек не забуду. Вернется Альбиян, расскажу, как ты маму спас. Это я тебя, значит, спасаю. Свое пальто еще сунула мне…
Из рассказа Бекана получалось, что сначала Ирина хотела помочь побыстрее распродать вещи, но передумала. Пусть лучше Бекан пойдет на базар один, а она тем временем поищет денег у своих знакомых. Бекан не стал медлить и сказал, что за деньгами зайдет после базара. Первым делом Ирина пошла к аптекарю. Старик думал, что Ирина пришла, как всегда, за лекарством для Даночки, в которых он никогда не отказывал. Не огорчил он Ирину и на этот раз. Выслушал без слов и выложил тысячу рублей. Не взял даже расписки.