Долина белых ягнят

С логикой Альбияна было трудно не согласиться, но Ирина все еще пыталась защитить его от нависшей судьбы.

— Грамотой вас могли наградить, чтоб вызвать энтузиазм. Грамота еще не приказ.

Альбиян не спорил: если хочет, пусть заблуждается.

— Только ты смотри никому не болтай про мои догадки. Жена офицера должна хранить его тайны. — И шутя добавил в духе плакатов, расклеенных на домах: — Болтун — находка для шпиона.

В эту ночь из всей семьи спала только Даночка. Альбиян лежал с закрытыми глазами и, как в кино, смотрел ту самую битву на Дону, в которой едва-едва уцелел. Земля подымалась в небо, а небо обрушивалось на землю. Кипела вода. Сквозь черный дым просверкивало красное пламя. Скрежетало железо, воронки чадили серным дымком. В солдатском сапоге кровоточила нога, а самого солдата нигде поблизости не было. По барахтающимся в Дону бойцам строчили пулеметы и автоматы, и плывущих людей с каждой секундой становилось все меньше и меньше. Ярче всего виделся в этом чудовищном кино тот общипанный кустик краснотала, на который нацелился Альбиян, подплывая к берегу, и гадал: успеет или не успеет доплыть. И как руки наконец схватились за эти скользкие, гибкие, но такие надежные прутики.

Ростов вернули потом ценой многочисленных жертв. Бои за него все больше ожесточались. И теперь Альбиян был уверен почему-то, что Нацдивизию бросят туда, на Дон.

Не спала и жена, лежа рядом. Неизвестно, какое она смотрела про себя будущее «кино», и было ли ее «кино», рожденное тревожным воображением, страшнее картин, которые вспоминались мужу.

Утром Альбиян помчался в аул навестить мать и сестру. Его приезд оказался кстати, мать и дочь после вчерашней размолвки еще дулись друг на друга.

— Ах, ненаглядный! Чтоб мне лечь мостом через пропасть на твоем пути. — Хабиба обняла сына, прижавшись к его груди, и долго не давала ему поздороваться с сестрой, хотя та первая вскрикнула, увидев брата. — Ах, ты мой единственный! Не утреннее ли солнце показало тебе дорогу к родному очагу? Да будет у тебя столько лет в жизни, сколько шагов ты сделал. Ну как дела? Садись. Ты из полка или от Ирины? Даночки я давно не видела. Ласточка бесценная. Щебечет уже…

Апчара повисла на шее брата, как только он освободился из материнских объятий, и — что было не похоже на нее — разревелась.

«Они уже провожают меня на фронт, — подумал Альбиян. — Неужто они знают больше меня?»

— Что это с вами?

— Спроси сестру, — заговорила Хабиба несколько другим голосом, в котором слышалось и желание простить дочь, и все еще материнская строгость. — Твоя сестра надумала замуж выйти. Боится остаться старой девой. Ты знаешь, какую дерзость она вчера отвалила? Ты, говорит, выскочила замуж в шестнадцать лет, дозволь и мне. Повадился этот Чока Мутаев. Взяли его в обком партии — вытурили, послали в дивизию — военная форма оказалась не для него. Никуда он не годится, только в мужья…

— Откуда ты взяла? Не выхожу я замуж!.. — Апчара выскочила во двор, побежала в глубину сада.

Альбиян хотел вернуть ее, но мать остановила:

— Не надо. От слез глаза девушек становятся чище и яснее. Хорошо, что ты приехал. А то она ушла бы на ферму, а там — сама себе голова. Два месяца у Прохладной рыла окопы, я не беспокоилась. Знала, рядом тысячи таких, как она. А на ферме — одна, и главная. Что захочет, то и будет творить.

Насчет замужества Альбиян готов был поверить матери. В прошлый приезд он заметил, что Апчара как-то излишне возбуждена, словно внутри у нее что-то горит и жжется. Когда они остались наедине, Апчара схватила горсть фасоли, присоединила к ним древесный уголек и ловко, как это умеет мать — лучшая гадальщица на весь аул, высыпала на крышку чемодана, горящими глазами стрельнула в брата.

— Хочешь, скажу тебе, в какую сторону меня повезут, когда выйду замуж?

Альбиян подошел к сестре. Та изучала расположение фасолин: куда они легли пуповинкой и как между ними лег древесный уголек, символ домашнего очага. Среди фасолин была одна белая — невеста, а одна самая крупная — жених. По ним, словно звездочет по звездам, Апчара гадала.

— Смотри, смотри, вот очаг. И вот…

— Они тебе правды не скажут, — засмеялся Альбиян. — Ты же комсомолка.

— Постой, не перебивай. Ты не понимаешь. Матери они правду говорят. Почему же не скажут мне? Мама по ним прочитала, что ты вернешься живым и здоровым…

Сейчас, вспоминая об этом гадании, Альбиян думал: значит, тогда сестра просто хотела похвалиться своим женихом, а не гадать по фасолям. Знает она, куда ее повезут. Ясное дело, в Верхний Чопрак, где пустует дом Чоки Мутаева. А теперь вот вспылила и убежала в сад, наверно, стоит и плачет.

— Ты поговори с сестрой, — просила Хабиба, — от нее всего можно ждать. Не могу же я все время ее держать, как под уздцы необъезженную лошадь. То она хочет идти на фронт. То надумала на какое-то ПВО. А мне рассказали про этот… как его… еростат, моростат?

— Наверно, аэростат воздушного заграждения.

— Вот, вот. Девушки несли его, а он у них вырвался из рук. Одна не успела отпустить, то ли за руку ее захлестнуло, так и унесло за облака вместе с еростатом. Теперь ферма — новое дело.

Альбиян пошел к сестре. Она стояла в глубине сада на берегу арыка, весело бурлящего через сотни садов и огородов. Он полноводный в это время, с весны, потому что сам Чопрак, откуда берется вода в арыке, вступает в полную силу, клокочет, грозится снести на своем пути все, что мешает его упругому и сильному белопенному потоку.

За шумом воды Апчара не слышала, как брат окликал ее. Но потом он подошел сам. Он подумал: «Какие мелочи все эти разговоры по сравнению с тем, что происходит вокруг», — и заговорил о своем.

— Знаешь, сестра, зачем я приехал? Мы получаем матчасть. Понимаешь?

— Возьми и меня с собой. — Апчара схватила в ладони и крепко сжала руку брата. Она глядела на него такими светлыми и чистыми глазами, что он улыбнулся, вспомнив слова матери: «От слез глаза девушек становятся чище и яснее».

— Глупая ты.

— Разве в твоем взводе все умней меня?

— А мама? Оставить ее одну?

Апчара замолчала.

— Так вот: мы получаем минометы. Настоящие. А у меня есть один деревянный батальонный миномет. Я знаю, у тебя военный кружок. Может быть, отдать тебе его, как наглядное пособие? Нам он теперь не нужен.

— Миномет? — Не сразу поняла Апчара. Никогда ей не приходилось видеть такое оружие, но она ни от чего никогда не отказывалась, тем более от оружия, которое будет напоминать о брате. — Конечно, возьмем! Только ты не отдавай никому. Два раза в неделю собирается кружок. Оружие изучаем по картинкам. Мне — что, поехать к тебе за ним?

— Зачем, я сам привезу.

— Ты знаешь, как это кстати! Мне Чока сказал: в каждом колхозе будет создан отряд самообороны…

«Опять этот Чока», — нахмурился Альбиян, но не стал перебивать сестру.

Хабиба посмотрела издали на сына и дочь, оживленно разговаривающих, и порадовалась: слава богу, поговорили без обид. И у нее на душе стало легче и веселее.

Но дрогнули губы и похолодело в груди. Не последний ли раз идут в обнимку по старому отцовскому саду брат и сестра? Услышав шаги на пороге, мать взяла себя в руки, села к огню лицом, чтобы не показать детям невольных слез. Теперь и увидят, можно сказать — от дыма.