Долина костей

Подошедший к ней человек представляется как Род, друг Леона. Типичный коп, мускулистый и волосатый, он довольно косноязычен и главным образом таращится на ее выставленные напоказ сиськи. Потом к ним подходит еще один малый по имени Бен, повыше ростом и с большим, что Лорне не нравится, адамовым яблоком. Этот тип тоже пялится на ее грудь, и она чувствует себя новой моделью автомобиля, выставленной на вращающемся подиуме. А вот и еще один, Мартин, помоложе, посимпатичнее – но и он туда же. На что это он смотрит, не отрывая глаз? Чем это он любуется? Не иначе как ее безупречной кожей. Все эти парни из полиции Майами затевают друг с другом шутливое соперничество, подтрунивают один над другим и пожирают глазами ее тело. Вроде бы такие свидетельства сексуальной привлекательности должны пробудить в ней торжество, но нельзя же всерьез считать, что свисток, по которому начинается рабочий день, может служить сигналом к началу серьезных отношений. Однако она чувствует себя обязанной подыграть им, что и делает, расточая дурацкие улыбочки и соответствующие шуточки. Боже мой, только бы еще не вспотеть! Хорошо еще, что этот наряд, при всем его неприличии, оставляет подмышки открытыми. Кто-то сует ей в руку пластиковый стаканчик, и она пробует сладкий, очень холодный напиток. Должно быть, пресловутый ледяной дайкири Леона.

После дайкири ее малость ведет. Она танцует с несколькими мужчинами, чувствует, как их гениталии прижимаются к ее почти неприкрытому телу, ощущает ладони на своей заднице. Звучит в основном фанк и диско, музыка, которая ее не особенно трогает. Раздается зажигательный ритм, но композиция отличается от той латиноамериканской музыки, которую она слышала раньше: мелодия невероятно сложна, состоит из множества накладывающихся одна на другую тем и при этом невероятно возбуждающа в эротическом смысле. Тот парень, с которым она танцует сейчас, ведет ее, выделывая незнакомые ей па, но она, похоже, справляется неплохо. То ли благодаря умелому партнеру, то ли под влиянием алкоголя. У парня спокойные карие глаза и кожа цвета жженого сахара. Рост у них одинаковый, но следует помнить, что Лорна на каблуках.

– Что это за музыка? – спрашивает она.

– Это машина для подавления времени, – отвечает он.

– Простите?

– Леви-Стросс.

– Леви-Стросс?

– Ну да. Играет третью «базу» в «Белых носках». Как насчет тех марлинов?

– Вы Джимми Паз, – говорит она.

– А как вы догадались, доктор Уайз? – Теперь он ухмыляется, зубы поблескивают как у кота.

– Шерил говорила, что вы начитанный малый. Сомневаюсь, чтобы многие из приглашенных на эту вечеринку ответили на мой вопрос цитатой из Леви-Стросса.

– Ага, только игроки в софтбол из команды структурной антропологии.

– А вы в ней состоите?

– А то как же. Я вообще, можно сказать, универсал. Мы играем в мяч, а сидя в раздевалке, обсуждаем «Печальные тропики». [9]

– Серьезно, что это за музыка?

– Это тимба. Кубинская запись, группа под названием «Кульминация».

– А о чем они поют?

– Yo no quiero que mi novia sea religiosa. Я не хочу, чтобы моя девушка была религиозной. И кстати, как поживает наша девушка?

9

Автобиографическая книга знаменитого французского антрополога Клода Леви-Стросса (р. 1908), где он доказывает сходство американо-индейского искусства с искусством Юго-Восточной и Восточной Азии.

– О нет, только не надо разговоров о работе! А я-то, глупая, подумала, что вы пригласили меня потому, что вас привлекло мое платье, – кокетничает Лорна, изумляясь тому, что смогла выговорить нечто подобное.

Он отбрасывает ее на расстояние вытянутой руки, крутит и снова прижимает к себе. От него пахнет табаком: для нее это непривычно, поскольку мужчины, с которыми она обычно имеет дело, пекутся о своем здоровье. Но, оказывается, это довольно приятный запах. Пряный. Он снова окидывает ее одобрительным взглядом, который обжигает ее кожу.

– Да, – соглашается он, – это всем платьям платье. А если говорить честно, лучшее в нем то, что им не прикрыто. Полный улет: так бы и съел. Ей богу, жалею, что у меня нет длинной ложки.

– Думаю, нам не помешало бы выпить еще, – лопочет она.

* * *

Несколько позднее они сидят бок о бок на хлипкой багамской кушетке на веранде Уэйтсов. Лорна безрассудно пьет второй дайкири, а Паз какую-то темно-коричневую жидкость со льдом. Пробегающая мимо Шерил, приметив парочку, выразительно выкатывает глаза и облизывает губы. Лорна показывает ей язык. Паз замечает это движение, но никак его не комментирует, а вместо этого спрашивает:

– Итак, что мы имеем?

Лорне требуется секунда, чтобы сообразить, о чем речь, а потом она, словно со стороны, слышит собственный голос. Говорит она медленно, язык чуточку заплетается.

– Две беседы и одна тетрадь, полностью исписанная. Из бесед ничего особенного не извлечь. Трудный случай, она не желает раскрываться. То есть вроде бы и не отгораживается, но есть в ней где-то глубоко… не знаю, как лучше сказать… трещина, что ли? В норме она спокойна, доброжелательна и выделяется лишь чрезмерной религиозностью. Но порой, когда она чувствует, что на нее оказывается давление…

– Наружу выходит женщина-паук, – заканчивает за нее Паз.

– Вы тоже это видели? Ее, я хочу сказать?

Лорна ощущает прилив благодарного облегчения. Этот аспект своего общения с пациенткой она не обсуждала даже с Микки Лопесом.

– Ну да. Я увидел кое-что, когда допрашивал ее, сразу после ареста. Заглянул ей в глаза и мигом понял, что мы имеем дело не с Маленьким Цветком.

– Простите, маленьким…

– Святой Терезой из Лисье. Я так понимаю, вы не католичка.

– Нет. Но я уверена, что это не просто симуляция. Симулянтов мне довелось видеть уйму, и на этом меня не проведешь. У нас есть тесты, которые… в общем, не буду вдаваться в тонкости, но это своего рода проявление реально существующей части ее личности. И признание, которое вы велели ей написать, подтверждает это. У нее было ужасное детство.

Паз внимательно слушает пересказ содержания первой тетради. Не то чтобы он испытывал потрясение – ему случалось сталкиваться и с более неприглядными событиями, – но, глядя сейчас на собеседницу, детектив улавливает за ее профессиональным рассказом что-то невысказанное и понимает, что она столкнулась с тем же необъяснимым преображением, что и он сам. Это не просто выражение в глазах Эммилу Дидерофф, а что-то такое, о чем он вообще думать не желает, и, черт возьми, уж конечно, не станет поднимать эту тему сейчас.

– Так, убийство с последующим самоубийством проверить легко. Она утверждает, что подтолкнула свою мать к убийству отчима. И охотно сознается, что это убийство, заодно с убийством ее брата по отцу и самоубийством матери, полностью на ее совести, хотя как раз об этом ее никто не расспрашивал, а вот свою причастность к падению с балкона нашего араба категорически отрицает. Как это понимать?

– Ну, с юридической точки зрения она не несет ответственности за то, что совершила ее мать. Подсунуть кому-то ключ и подменить транквилизаторы на крахмал – это еще не преступление. Другое дело – треснуть человека по голове и спихнуть с балкона. Я так думаю.

– Так все-таки, она нас дурит или вправду невменяема?

– Она не психопатка. И полностью сознает свою ответственность за все содеянное.

Лорна видит растерянность на лице Паза и ощущает то же самое в собственных мыслях. Действительно, глупо пытаться обсуждать дела, когда у тебя стакан недопит.

Она приканчивает второй дайкири, и перед ней тут же останавливается юноша с подносом, уставленным стаканчиками с тем же напитком. На нем короткая, широковатая ему матросская куртка и галстук-бабочка на резинке, не слишком плотно прилегающей к воротничку белой рубашки.