Доля Ангелов

Лейн аккуратно подбирал слова. И был полностью удивлен, когда финансовый директор продолжил свое выступление ваши-действия-не-правильны-вы-…

— Это частная собственность, — спокойно произнес Семюэль Ти. — Этот объект не находится на корпоративной земле. Вам только, что сообщил владелец, что вас не хотят здесь видеть. Вы все достаточно умны и знаете, что грозит за вторжение на частную собственность в Кентукки, но я буду счастлив быстро вам все объяснить. Однако, если вы хотите, чтобы вас вывела вооруженная охрана…

Лейн толкнул адвоката в печень, чтобы тот заткнулся.

Между тем финансовый директор взял себя в руки и провел по своему красному галстуку.

— Существуют критические ситуации, которые должны руководиться…

Лейн встал лицом к лицу к парню, готовый схватить его за грудки и вытащить на улицу.

— Заткнись и уходи.

— Твой отец был бы недоволен!

— Он мертв, ты помнишь. Поэтому не может высказать своего мнения. Или ты уходишь мирно, или я приглашаю сюда полицию, и они выводят тебя, как и сказал мой адвокат.

— Вы мне угрожаете?

Семюэль Ти. заговорил:

— Вы вторглись в три… две… одна…

— Я обязательно все расскажу председателю правления об этом…

Лэйн скрестил руки на груди.

— Поскольку здесь отключены все телефоны, меня не волнует, вы можете позвонить даже президенту США или своей крестной феи.

— Подождите, — вдруг встрял Джефф. — Один из нас проводит вас до вашего рабочего места, чтобы вы могли взять ключи от своей машины. Вы не имеете право забирать с собой ничего — ни флешки, диски, документы или файлы.

— Хорошо, — сказал Лейн своему другу.

Эдвард улыбнулся своему гостью, сидя в коттедже сторожа в Red & Black, как только Шелби оставила их двоих. Рикардо Монтеверди был генеральным директором Трастового фонда на перспективу, крупнейшей частной трастовой компании в центре страны, и он выглядел соответствующем образом — подтянутый, в изысканном сшитым на заказ в тонкую полоску костюме, Эдвард вспомнил брошюры Wharton School of Business, Калифорнии 1985 года. В отблеске от серебряных трофеев, которое создавало обманчивое свечение вокруг его фигуры, он мог предположить, что пришедший вестник хороших вестей.

Однако, он знал точно, что это не так.

— Вы пришли засвидетельствовать мне свое почтение по поводу моего отца? — протянул Эдвард. — Не стоило беспокоиться.

— Ох… но, конечно, — сказал банкир с кратким поклоном. — Я очень сожалею о вашей потере.

— Хоть один из нас.

Возникла пауза, и Эдвард был не уверен, обдумывает ли он его язвительный ответ или подготавливается к тому из-за чего и приехал без предупреждения. Скорее последнее.

— Что-то еще? — подсказал Эдвард.

— Мне не ловко об этом говорить.

— Ясно.

Наступила еще одна пауза, мужчина все-таки предпочитал, видно, чтобы Эдвард начал задавать вопросы. Но этого не произошло. Эдвард уже давно выучил правила ведения бизнеса, если ты первый начнешь задавать вопросы, считай ты проиграл свои переговоры.

И да, он знал, почему этот мужчина приехал к нему.

Монтеверди кашлянул.

— Ну, на самом деле. Существуют определенные моменты, которыми… стоит заняться, особенно в результате смерти вашего отца, и в моем случае, в срочном порядке. Я понимаю, что вы находитесь в трауре, но боюсь существует ситуация, частного порядка, решение которой не терпит отлагательств, и которая может придаться гласности. В связи с этим, чтобы защитить имя вашей семьи и репутацию, я приехал к вам, чтобы решить эту проблему… аккуратно.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите, — солгал Эдвард, на воре и шапка горит. — Поэтому боюсь вам придется объяснить мне более конкретно.

— Ваш отец пришел ко мне несколько месяцев назад, чтобы взять в частном порядке кредит. Я был счастлив помочь ему и выполнить его желание, но стоит заметить, что я должен был проявить фантазию в финансировании. Сейчас необходимо вернуть эти денежные средства до ежеквартального заседания правления трастового фонда на перспективу…

— Или вы окажетесь в трудном положении?

Лицо Монтеверди стало жестким.

— Нет, я буду вынужден поставить вашу семью в трудное положение.

— Я не могу вам с этим помочь.

— Мне кажется, вы не понимаете. Если деньги не будут возвращены в срок, я буду вынужден принять правовые меры и это будет предано гласности.

— Так подавайте на нас в суд. Позвоните в «Нью-Йорк Таймс» и скажи им, что мы задолжали трастовому фонду на перспективу пятьдесят три миллиона доллара. Скажите им, что мы бездельники, лжецы и воры. Меня это не волнует.

— Я думал, что вы ничего не знали об этом.

Алкоголь все еще бурлил у него в крови. Кроме того, он был отличным практиком, что касалось словесной перепалки.

— Мне кажется, вопрос заключается в том, — сказал Эдвард с улыбкой, — что вы хотите обезопасить себя. Вы пытаетесь на меня надавить, но вам следует сказать, что вы без разрешения правления выдали беззалоговый кредит и признаться, что проценты от него возьмете себе. Мой ответ — я не собираюсь разгребать это дерьмо. Делайте все, что считаете нужным. Меня это совершенно не волнует, поскольку это не моя проблема.

— Ваша мать находится в деликатном положении.

— Она в коме.

— Как старший сын, я подумал, что вы беспокоитесь о благополучии своей семьи.

— Я переехал сюда, в эту невероятную роскошь, — Эдвард махнул рукой на ужасную мебель, — скрывшись от всего этого богатства свой семьи по уважительной причине. Так что даже если вы будете расстреливать большой красивый «корабль» на холме, пока он не рухнет в море, меня это не касается и никак на меня на повлияет.

Монтеверди тыкнул пальцем в пространство.

— Вы не достойны называться сыном.

— Учитывая, кто мои родители, я горжусь, как можно дальше находится от них под этой крышей. И сделайте нам обоим одолжение. Не пытайтесь замаскировать свою корысть риторикой альтруизма, угрожая моей семье. Скажите, сколько процентов вы положите себе в карман? Десять? Пятнадцать? Если кредит был на полгода, это как минимум два с половиной миллиона, которые вы заработаете. Хорошая работа, если вы только его вернете, да?

Монтеверди теребил свой белый французский манжет рубашки.