Дом аптекаря
Шрифт:
— Здорово! Только у меня почему-то такое чувство, что это кино я уже видел.
— Тогда скажите, чем оно кончится. Буду признательна.
— Послушайте, если хотите, я поговорю с ней, объясню?
— Не надо. Это же обычные девчоночьи разборки. Хотя, не скрою, придумано ловко. В больнице Жожо оказала мне не очень теплый прием. Откровенно говоря, пуганула. Я пыталась пару раз дозвониться и поговорить, но не получается.
— Но вы все еще пытаетесь.
— Руки не опустила. Но хуже всего то, что это ведь не просто какой-то дурацкий фарс. Есть и зерно истины. Случайностью
— Серьезно?
— Вы знаете что-нибудь о стиральных машинах и выводных шлангах?
— Боюсь, что не много.
— Ладно, детали пока опущу. — Она взглянула на часы. — Пожалуй, пора ехать. Расскажу по дороге и бесплатно, хотя…
— Что?
— Дама так и не получила угря.
— Откуда вы знаете?
— Видела трейлер.
— А вот и ошибаетесь, — сказал Кид. — Обещанное в холодильнике. У Лидии. Я положил его туда час назад.
Подошел Майлс:
— Едем.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что пора ехать. К тебе. Если не уедешь сейчас, то уже не успеешь вернуться.
Розовый «Дансетт-популар» смотрелся на столе в комнате Сандера очень даже неплохо. Рут откинула крышку проигрывателя и достала из картонной коробки старую пластинку.
— Вот оно. — Она опустила звукосниматель, установила иглу над краем диска. — Джимми Бертран. «Как пришло, так и ушло». Чикаго, апрель 1927-го. На трубе — Луи Армстронг. На стиральной доске — сам бессмертный Джимми Бертран.
— Это на случай, если последние три четверти века вы провели на Марсе, — заметил Майлс, обращаясь к Киду.
Они немного повальсировали, потом исполнили чарльстон, и, когда музыка кончилась, Майлс, потный и запыхавшийся, упал в кресло.
Лидия принесла бутылку «Асти спуманте», а Кид ловко вывернул пробку. Все подняли бокалы — за новоселье.
Рут выбрала запись поспокойнее, и теперь уже Кид закружил Лидию, которая напустила на себя вид настоящей дамы. Единственная оставшаяся кошка, Принчипесса, сидела на столе рядом с проигрывателем, напряженно, навострив уши, глядя на кружащийся диск и, по-видимому, решая, стоит ловить его или нет.
— Томас, похоже, неплохой парень, — заметил Майлс, когда они с Рут оказались вдвоем.
— Только не говори, что и ты тоже на него нацелился.
— Что означает твое «и ты тоже»?
— Ну, как и вся женская половина человечества.
— Увы, нет. Мне за грехи мои достался Рекс, не говоря уже про Свеекибуде.
— Мне надо кое о чем тебя спросить. Как по-твоему, я правильно поступаю? Только честно, ладно?
— Я, может, и смог бы ответить, если бы знал, что именно ты имеешь в виду.
— Объясню. Я правильно сделала, что переехала сюда?
Майлс замялся с ответом.
— Не хочешь подышать?
Он потащил ее во дворик и, когда они остались одни, сказал:
— Ты приняла ее предложение. Что в этом плохого? Это ведь всего лишь на несколько дней. Конечно, если вдруг так случится и Каброль прознает про твой переезд — что очень маловероятно, — ты рискуешь остаться без работы. Это плохо. Если же ты намерена прояснить
ситуацию с ван дер Хейденом — а я полагаю, что намерена, — то судьба сама дает тебе прекрасный шанс.— Знаю, знаю… Письма.
— Поищи их, Рут.
— Поищу, если только представится возможность. Но только не забывай, что Лидия и сама их не видела. К тому же у нее в голове все перепуталось. Старушка с трудом представляет, в каком веке мы живем. У нас нет ни малейших доказательств, что письма вообще существуют.
— Давай поговорим об этом как-нибудь потом. Что там с числами? Есть прогресс?
— Черт, совсем забыла. Мне же надо было позвонить Лукасу.
— Обязательно позвони. И вот что еще. Завтра утром Каброль проводит совещание.
— Зачем оно ему понадобилось? О чем он хочет нам сообщить?
— Если бы я знал ответ, то был бы заодно с силами тьмы. Он такой подозрительный, что уже и сам себе не доверяет. Но его мнение — это одно, а у нас может быть свое. Согласна?
Рут кивнула.
— По правде сказать, меня так и подмывает задать ему парочку прямых вопросов.
— Думаешь, он знает о картине больше, чем хочет показать?
— Понятия не имею. Но стоит мне подумать о том, чтобы бросить ему вызов, как в моем недоразвитом, примитивном мозгу вспыхивает красный предупреждающий свет. Каброль чертовски верткий парень. Как бы не сделать хуже.
— Так что будет завтра?
— Во-первых, я бы хотел, чтобы ты поддержала меня насчет дополнительных запросов. Во-вторых, я собираюсь кое с кем тебя познакомить. Ты же не смоешься сразу после собрания?
— Нет. А с кем ты меня познакомишь?
— С одним высокопоставленным визитером. Мы могли бы провести его по Государственному музею. Он там давно не был и кое-что еще не видел. Знаешь, что такое ОПИА?
— Опять какое-то идиотское сокращение. Ты мне говорил, да я, боюсь, забыла.
— Ладно, тогда до завтра. — Майлс приложил палец к губам. — Обязательно будь.
Отпустив Майлса, Рут позвонила Лукасу. Небо в промежутке между двумя корпусами здания напоминало кусочек голубого флага.
— Здравствуйте, Рут. — Голос Лукаса прозвучал с несвойственной отчужденностью, что совсем ей не понравилось. — Чем могу помочь?
— Папа сказал, что мне нужно вам позвонить. Насчет чисел.
— Ах да. — Пауза заполнилась тяжелым дыханием. Лукас как будто превратился в не известную науке амфибию, исчезающую под водой каждый раз, когда вы уже вроде бы поймали ее в окуляры бинокля. — Едва не забыл о его просьбе… столько всего случилось…
— Случилось? Что случилось?
— Я имею в виду Жожо.
Поспешив со звонком, Рут совершенно забыла об этом обстоятельстве.
— Мы ездили к ней, — все еще тяжело дыша, сообщил Лукас. — И были очень огорчены тем, что увидели и услышали. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаю, — коротко и холодно ответила Рут, готовясь к неизбежному.
— Естественно, каждую ситуацию можно рассматривать с двух сторон, — продолжал он, — и мы не хотели бы делать какие-либо поспешные выводы, не услышав ваших объяснений.