Дом духов

– Фаранги не понимают. Не верят, – ответила она.

Винсент вытащил из кармана просроченный лотерейный билет.

– Держи. Я купил его у призрака.

Порн рассмеялась и топнула ногой, словно ребенок, отмахивающийся от глупой шутки. Уже поднимаясь по лестнице в свой офис, он остановился и смотрел через перила, как девушка читает просроченный лотерейный билет. Наконец она посмотрела вверх с удивлением, смешанным с недоверием.

– Кто говорит, что фаранги не верят? Когда-нибудь слышала о Святом духе?

– Кхан Уини, зачем вы купили просроченный лотерейный билет? – спросила Порн.

В ее голосе слышался вздох сожаления. Фаранги непредсказуемы. Они находятся по одну сторону от невидимого барьера, а она – по другую, и никакую лестницу или мост нельзя перебросить через пропасть между ними.

Девушка ждала его ответа.

– Зачем? – спросил Кальвино. – Чтобы спасти свою жизнь. Зачем мне еще его покупать?

Порн снова посмотрела на билет, а когда опять подняла взгляд, он уже исчез. Она пока не решила, считать ли Кальвино еще более странным, чем те финны, на которых она работала, но которых почти никогда не видела.

* * *

Полковник Пратт, одетый в накрахмаленную коричневую полицейскую форму, сидел прямо, развернув плечи, и был полностью поглощен чтением. Справа от него Ратана усердно изучала Гражданский и коммерческий кодекс Таиланда, а у него самого на коленях лежал раскрытый Уголовный кодекс Таиланда. Когда Кальвино вошел, Ратана что-то записывала. На следующей неделе ей предстояло сдавать важный экзамен в университете. Винсент не был удивлен, застав ее за подготовкой к экзамену, ради чего она отложила в сторону офисную работу. Как и у Ратаны, в личном списке Кальвино числились дела поважнее работы на любой данный день в Бангкоке. Пистолет Пратта калибра.45 торчал под прямым углом, задевая колено Ратаны. То самое, с глубоким шрамом от укуса собаки. Винсент тихо и незаметно вошел в открытую дверь. И широко улыбаясь, смотрел, как они работают.

– О, боже мой, вы ранены, – сказала Ратана, глаза ее забегали по царапинам на его лице. – Что произошло? Кто это сделал? – Она неодобрительно пощелкала языком.

– Я выпал из автобуса, проезд в котором стоит два бата. – Кальвино повернулся и повесил свой пиджак в коридоре. Ратана медленно покачала головой и вздохнула. – Ладно, я не выпал из автобуса. Но я получил урок. Никогда не вступай в схватку с катои из-за лотерейного билета.

На губах Пратта промелькнула улыбка и быстро исчезла. Он подумал, что Винсент всегда был таким. Это заставляло людей чувствовать себя рядом с ним в безопасности, как будто, несмотря на вечную непогоду, бушующую в жизни, у Кальвино был дар втянуть голову и остаться сухим.

– Вы видели свое лицо? – Имя Ратаны переводилось на английский язык как «прекрасный кристалл». Имя ей шло. Она держала себя так – можно сказать, утонченно, изысканно, элегантно, – что напоминала ему прекрасное произведение искусства.

– Только глазами других людей, – ответил он, засучил рукава и вытащил небольшую пачку писем из-под книги по юриспруденции.

Пратт неторопливо закрыл книгу.

– Может быть, вы сможете купить что-нибудь для кхана Винсента в аптеке?

Предложение полковника полиции было для Ратаны прямым приказом. Она уже вышла, когда зазвонил телефон. Кальвино взял трубку: звонила мать Ратаны. Пратт знал (от своей собственной секретарши) всю сагу о непрерывном сражении, которое вела девушка, чтобы умиротворить мамашу.

– Это мать Ратаны, – одними губами произнес Кальвино, закатив глаза, свесив голову набок и высунув язык – классическая тайская гримаса для передачи образа пи.

Он не успел ничего сказать в телефон. Пратт отобрал у него трубку и заговорил со старым драконом мягким, нежным тоном тайца из высшего общества.

– Ваша дочь в данный момент выполняет особое гуманитарное задание. Она одна из лучших, умнейших и самых мотивированных наших сотрудниц. Ее перспективы на будущее… – Пратт запнулся, глядя на Кальвино, который изображал призрака из второсортного фильма ужасов. – Вы можете гордиться своей дочерью.

После звонка Винсент достал из ящика своего письменного стола бутылку «Меконга», отвинтил пробку, обмакнул кончик носового платка в горлышко, встряхнул бутылку и, морщась, стал прикладывать его к лицу и шее перед маленьким зеркалом.

– Почему каждый американец из Бруклина – либо комедиант, либо гангстер? – спросил Пратт, тяжело садясь, словно прокурор, который только что услышал приговор присяжных «невиновен».

– А некоторые – и то, и другое. Их называют «умниками», – сказал Кальвино. – Ты, Пратт, человек Возрождения. Обучаешь Ратану тайнам Уголовного кодекса Таиланда, а ее мать – тайнам тайского социального мира. Почему бы нам не заняться бизнесом вместе? Тебе всего лишь придется уйти в отставку… – произнес он, стараясь не вскрикнуть от острой боли в лице. – Эта штука убивает микробы, инфекцию…

– Печень, – вставил Пратт.

– Сердце, голову. Кто знает, какой урон может возместить капля «Меконга», а какой нанести?

Последовало долгое молчание, пока Кальвино протирал лицо. Оно покрылось красными полосами и пятнами. В морге он видел более здоровые лица.

– Она спросила меня насчет уголовного судопроизводства, – сказал Пратт, чувствуя, что нужно что-то объяснить. И еще ему хотелось проигнорировать, как всегда, предложение уйти в отставку из полиции и создать общее дело с Кальвино.

– Это правда? – Винсент немного смущенно оторвал глаза от зеркала. – Знаешь, это дерьмо жжет… Ты что-нибудь узнал о торговце лотерейными билетами?

– Двадцать семь лет. Прозвище Чет. Он родом – был родом – из Чонбури. – Пратт пытался понять странную улыбку на лице Кальвино. – Ладно, ты хочешь что-то сказать. Говори.

– Позволь мне высказать догадку. Чет был громилой, работавшим на джао по по имени Чанчай. Газеты иногда называют Чанчая его кличкой – Сай Тао.

Это откровение поразило Пратта. Винсент понял, что удар попал в цель. Он налил себе «Меконга» из бутылки, покачал напиток в стакане, затем выпил его одним глотком.

– Забавно, «Меконг» не обжигает, когда льется в желудок. Он жжет только тогда, когда прикладываешь его к ране.

– Чанчай – могущественный человек.

– Так зачем посылать своего громилу убить меня?

– Говорят, что Чет брался и за работу на стороне.

Кальвино подавил смех, как обвиняемый, услышавший, что присяжные признали его невиновным.