Дом Дверей: Второй визит

Под мордой имелся большой откидной ковш, словно пасть гигантской акулы. Внутри этого ковша яркие зигзаги электрической энергии создавали между челюстями занавес из «зубов».

— Но нам ничего не грозит, пока не иссякнет масло, — попытался успокоить всех Джилл, хотя его никто и не спрашивал.

— Нет, — не согласилась с ним Анжела, — я в этом не уверена.

Все посмотрели туда же, куда и она.

Рельсы изгибались, сворачивая в сторону от гнезд.

Но прямо впереди, где металлические ленты петляли между конусами более крутых и высоких дюн...

На рельсы осыпалась куча ржавчины!

Настоящая стена ржавчины, огромный барьер из ржавчины, слишком большой, чтобы сумел прорваться поезд. И хотя он явно показывал себя «чувствующим» в отношении опасностей, но на этот раз локомотив, похоже, не распознал угрозы. Он по-прежнему набирал скорость. И выдал из свистка на вертикальной трубе в углу крыши серию пронзительных и, наверное, отчаянных «ту-ту!»

— Ближе к гнездам нам вообще не подъехать, — крикнул Джилл. — Пора сходить.

— Ты, наверное, спятил? — не мог поверить такому обороту событий Джордж Уэйт. — Нам же осталось секунд пятнадцать, прежде чем мы врежемся, а ты говоришь — нам слезать здесь?

— Нет, — покачал головой Джилл, — я не спятил, а просто уже имею опыт. Эта ржавчина — мелкая, как тальк, и, помнится мне, я ничего не говорил о слезании. И осталось всего десять секунд, а не пятнадцать. — Взяв на руки Барни, он провел языком по сухим как трут губам и кивнул Анжеле. — Опять как в тот раз.

И когда Анжела прыгнула, Джилл заорал:

— Пять секунд!

Но остальным потребовалось на подготовку к полету и того меньше. А затем все выглядело таким, словно они опять только-только приземлились. Джилл оказался прав, и ржавчина представляла собой мелкую пыль, и потому приземление и скатывание с насыпи не угрожали жизни, а вот дальнейшее пребывание на поезде, безусловно, угрожало бы ей совершенно определенно.

Потрясенные, все шестеро растянулись там, где приземлились, и наблюдали, как обреченный поезд бумбамает на насыпи дальше по рельсам. И вот он с резким предупредительным «Ту-ту!» и последним сильно преувеличенным и отчаянным «У-у-у-у-у!» врезался в стену ржавчины! У этого поезда отсутствовал какой-либо скотосбрасыватель, и не имелось ничего, способного резко остановить или хоть как-то замедлить стремительный бросок, очертя голову, навстречу своей гибели. Он врезался в пологую кучу ржавчины, колеса его рассекали мягкое вещество, пока коробкообразный корпус не пропахал борозду, уперевшись в густую сплошную стену, а потом хвост поезда вздыбился и с силой закрутился в сторону — по счастью, на противоположную сторону насыпи, и опрокинулся. Последнее, что они на мгновение увидели, это его задние колеса и хвостовой конец...

Пока он не взорвался.

Произошло это, наверное, через минуту, а может, через девяносто секунд. В любом случае, команде хватило времени, чтобы собраться со своими мыслями. А ржавчервям по другую сторону насыпи его хватило для сползания на пир.

Струйки ржавчины гейзерами взвились в небо, а со стороны обреченного поезда продолжало раздаваться затихающее, бум-бамное лязганье. А Джилл огласил запыхавшимся шепотом свежее мнение:

— Думаю, что эти поезда сделаны с расчетом на самоуничтожение. Я теперь видел это уже дважды: в тот первый раз, когда был здесь с Анжелой и Джеком, а также то зрелищное самоубийство в машинном городе.

Мне кажется, что когда они... ну, когда они подъезжают к концу линии, то кончают с собой. А это означает, что нам и правда следует убираться отсюда куда подальше.

Он показал в сторону гнезд ржавчервей, через пустыню со множеством дюн, по одну сторону крутыми, а по другую — пологими, словно набегающие на берег волны. Но только он опустил указующую руку, как по другую сторону насыпи грянул страшный взрыв.

Все пригнулись и прикрыли головы. Это было естественной реакцией, и разумной. Когда стена насыпи затряслась и вызвала обвал мягкой ржавчины, в небо взметнулись металлические обломки всех форм и размеров и туча ржавчины, извергающая из себя огонь и клубы черного дыма.

Градом посыпались куски двигателя, поршни, колесо и разные придатки, о назначении которых спутники могли лишь строить догадки и которые продолжали дергаться и биться в конвульсиях. Но самоубийство поезда оказалось не совсем напрасным; отнюдь не напрасным, так как механизм прихватил с собой на тот свет нескольких ржавчервей. Плавно изогнутые, серо-металлического цвета сегменты футов пяти шириной и восьми длиной осыпались, трепеща в воздухе, словно листья, подскакивая и отлетая при ударе оземь. Наружные панцири, или кожа, ржавчервей.

Одна деталь упала неподалеку от Джилла; тот дождался, пока перестанет сыпаться остальной утиль, побрел, с трудом волоча ноги, по ржавчине к этому изогнутому сегменту и потянул его на себя. Легкий, как алюминий, тот скользил по ржавчине, словно лыжа по льду! Идеальный материал для кожи прокладывающей ходы в ржавчине твари-машины. А также — идеальный для целей Джилла.

— Все целы? — спросил он, а за насыпью возобновилось движение, и гейзеры, как и раньше, стали взвиваться в небо. — Тогда двинулись. И Фред, Джордж — хватайте себе по одной из таких кож.

Они с Анжелой втащили свою серо-металлическую пластину на гребень первой дюны и съехали на ней, как на салазках, вместе с Барни и Кину Суном по длинному пологому склону. А Миранда, Джордж и Фред съехали сразу же за ними.

Когда они втащили свои сегменты кожи по крутому склону второй дюны, Миранда сказала:

— Ладно, Спенсер, я знаю, что мне следовало читать твой доклад повнимательнее, но все равно объясни мне: сколько еще пройдет времени, прежде чем те ржавчерви покончат с поездом?

— О, металла там уйма, — ответил Джилл. — Так что незачем тревожиться из-за происходящего по ту сторону насыпи.

— Но по эту сторону? — она просто не могла уловить намек.

Он вытер со лба пот и ржавчину и кивнул:

— Те твари выводятся в этих гнездах. То есть именно там-то они и создают новых червей, как раз к гнездам-то мы и направляемся. К тому, которое не гнездо, а дом, Дом Дверей.

Они добрались до гребня ржавдюны; и Джилл показал на три огромных строения, ближайшее стояло, может быть, в полумиле от них.

— Вон тот, — сказал он.

Сцена перед ними предстала причудливая и потусторонняя. Шарикоподшипниковое солнце наполовину пропало за дальним горизонтом, но его меркнущий свет все еще озарял фантастические термитники ржавчервей. За Домом Дверей высились, словно горы, гнезда высотой в две тысячи футов, а то и гораздо больше. Ржавчерви сновали взад-вперед вокруг своих баз, окутанных пылевыми бурями, извержениями ржавчины. Термитники пронзали туннели и вертикальные ходы, словно сыр голландский, до самых шпилей. Черви проявляли активность не только снаружи, но и внутри своих гнезд. Они ползали между мириадами входов, словно осы вокруг кучи гнилых яблок.