Дом горит, часы идут

Вот это да! Десять деревень, и все на значительном расстоянии друг от друга.

Рядом с ним симпатичная особа. Братья непременно об этом посудачат, но ему как-то не до того.

Какие романы между участниками поездки? Слишком серьезно все, что здесь происходит, чтобы они имели право отвлечься.

“Мы с Грабовской открываем три столовых и две пекарни. Этим можно будет поднять многих больных, прокормить многих ребятишек и вообще помочь многим семьям. Но разве это что-нибудь значит? Ведь из урожая этого года (который, кстати, тут будет и получше нашего) придется возвратить съеденные пайки, придется уплатить частные долги, дотянуть до осени, а потом? Потом опять помощь со стороны Красного креста, опять пайки от земства, помощь со стороны частных лиц… и так будет прозябать народ из года в год…”

Когда другой скажет о народе, то испытываешь неловкость. Слишком большое это понятие, чтобы легко его охватить.

У Коли это слово звучит естественно. Хотя бы потому, что кое-что для народа он все-таки сделал.

Вообще народ на странице революционной газеты – совсем не то же, что народ на голоде.

В первом случае – это просто масса, а во втором – огромное количество конкретных лиц.

Как без этого старика, ребенка, молодой женщины… Даже без самого Коли будет чего-то не хватать.

Да и страдания тут не горести вообще. Всякий раз представляется ситуация.

“Во время зимы поддерживать существование скотины хоть как-то было страшно трудно. Сначала съедалось все, что было в хозяйстве съедобного для скотины, потом крыша, а потом… потом нужно было заложить что-нибудь, взять у кулака за соответствующую цену протухшей и подмоченной для весу ржи и, деля этот запас между детьми и скотиной, задаваться мыслью, что еще можно заложить? Несмотря на помощь от земства, правительства и частную, население подорвано в край. Урожай хотя и хорош, но не вернет всех потерь. Да и то еще от этого урожая нужно платить за все, что они получили. Грустно!..”

Конечно, в газете написали бы как-нибудь иначе. Что-нибудь вроде: “Ужасно” или “Так жить нельзя”.

В Колином “грустно” больше человеческого. Ведь все на самом деле складывается неважно.

Причем не то чтобы было лучше, а стало хуже. Жизнь уныла по определению.

Словом, не следует строить иллюзий. При этом стараться все делать так, как полагается.

Глядишь, станет меньше печали. Хотя бы на несколько столовых и пару тысяч буханок хлеба.

“Я хожу постоянно выпачканным в муке, в рукавах и карманах полно проса. Одним словом, все идет как следует. Одно скверно, что дождь идет уже 10 дней раз по 10 в день, так что моя куртка… и, особенно, резиновые сапоги пригодились больше, чем можно было ожидать”.

Так живут Блинов и его товарищи. Если что-то им мешает, то только дождь.

Стоит ему пойти с утра – и весь день насмарку. Сидишь и ждешь, когда он соизволит остановиться.

Как быстро они со всем освоились. Словно им привычны такие обязанности.

Видно, это и есть чувство авторства. Прежде они участвовали в чужом замысле, а сейчас почувствовали себя творцами.

Кстати, вначале было слово “сотворил”. В Библии так и сказано: “Бог сотворил небо и землю”.

Как же человеку не быть автором? Не попытаться из имеющейся в его распоряжении реальности создать какую-то другую.

7.

На этот счет есть еще одно свидетельство. Газета “Волынь” опубликовала письмо “г-жи П”.

Конечно, это Петрашевская. Та самая, что завершает известный нам список участников поездки.

Тоже никакого желания подчеркнуть свою роль. Даже спряталась за заглавной буквой, чтобы не привлекать внимания.

В самом тексте ее тоже почти нет. Если не считать того, что все это увидено ее глазами.

“Отчего я не доктор!.. Вот тут-то и есть дело. А сколько у нас в Житомире докторов, не имеющих практики и ожидающих карьеры… Сюда бы их… Мне кажется, что я после всего виденного возненавижу все лишнее: ведь это стоит денег, а не лучше ли их отдать на помощь таким горьким страдальцам. Даже муллы и те сидят без хлеба. Но так как они здесь наиболее образованные, то при встрече со мной приветствуют меня: „Здравствуй, сестра милосердная“. Я веду дело свое так: живу в Аднагулове, где у меня устроится 2 столовых… Одна пекарня на 300 чел. Потом езжу в Субханкулово или Нуркеево, Сатыево, Михайловку. Потом приезжаю домой, ем пшенную кашу, выпиваю чашку кофе, затем раздача чая, провизии на другой день, осмотр больных и т. д. Кроме того, записывание расходов. Так изо дня в день. Кругом горе, по ночам снится все пережитое днем”.

Сны, как видите, у всех одинаковые. Пусть сюжеты разные, но тема примерно одна.

К прежнему опыту медичек прибавилось что-то еще. Все же одно дело – сестра милосердия, а другое – милосердная сестра.

Сейчас барышни – милосердные сестры. Недоедая, они думают о том, что разделяют участь подопечных.

Роше тоже написал об отсутствии еды. При этом уточнил, что переживания его спутников не сравнить со страданиями голодающих.

“Живем мы все по татарским деревням, в домах зажиточных татар, которые стараются содрать с нас побольше денег; постоянно ощущаем чувство не то что голода, а недоедания, которое все-таки не имеет ничего общего с недоеданием народа. Встаем мы в пять часов утра и работаем до одиннадцати часов вечера”.

Что говорить, странно. Как может не хватать еды тем, кто единолично распоряжается мукой и хлебом?

Вместе с тем все именно так. В противном случае надо допустить возможность хоть немного обделить местных жителей.

Чуть не каждый день эта проблема. Раздадут запасы и опять видят, что самим не осталось ничего.

8.

Хотя житомирские евреи пока ни при чем, кое-кого из них можно призвать для короткого комментария.

Легко представить эту картину. Глаза непременно опущены вниз, а палец поднят вверх.

Мол, сосредоточьтесь и запоминайте. Сейчас вы услышите не одно из суждений, а настоящую разгадку.

О, этот еврейский палец в небо! Столп и утверждение наконец-то обретенной истины.

По поводу Роше палец будет подниматься много раз. Ведь и тайн тут несчетное количество.

На первом месте, конечно, сентенция:

– Во все века люди мечтают, чтоб все было так, как не будет.

На втором:

– Если бы благотворительность ничего не стоила – все были бы филантропами.

Призовое место получит утверждение:

– Если бы каждый подмел возле своего порога, вся улица была бы чистой.

Главное, о чем предупредит поднятый палец, будет такой вывод:

– Когда Всевышний творит добро, он не хвастается.

И еще:

– Дом горит, часы идут.

Все это имеет отношение к поездке житомирцев. Когда они собрались уезжать, за их повозкой шли сотни людей.

Чего тут только не было! Самый настоящий смотр всех без исключения видов струпьев и язв.

При этом ощущение радости по поводу того, что свои страдания они переживали не в одиночестве.

“…Только тот, кто видел… сотни протянутых ко мне для пожатья мозолистых рук, кто видел слезы на этих темных загорелых лицах и слышал крики: „Прощай, бабай (старик)“, „Спасибо, бабай“, „Без тебя умирал бы“ – может понять, что я пережил в эти минуты”.

Такие впечатления навсегда. Теперь каждый шаг они будут мерить этой мерой.

Значит, самое главное произошло. Остается жить так, чтобы эту планку не опустить.

Еще, кажется, появилось два хороших врача. Почему бы после возвращения медичкам не продолжить учебу?