Дом из кожи

– Хочешь сказать, что для того, чтобы туда попасть, нужно убивать, пытать и насиловать?

Паук хлопнул в ладоши.

– Да! Именно так. Нужно произвести впечатление своими талантами. Эти сущности любят искусство, а единственно полотно, которое они принимают - это человеческое тело. Я кое-что о них читал. Их зовут Сестрами. Они пропустят тебя, если тебе удастся впечатлить их своим талантом, навыками, воображением.

Это безумие, сосуд первозданного безумия, Эдди с радостью отхлебнул из него, оно ударило ему в голову и ему, как и Пауку захотелось в него провалиться. Убийство - это искусство, говорил он. Любой дурак может взять кисть, обмакнуть её в краску и намалевать бессмысленную мазню, равно как, любой дурак может взять нож или ружьё и убить другого человека. И то и другое, суть, проявления животного начала. Но только истинный ремесленник, одаренный художник, гений созидания способен создать картину или труп, от которого замирает дыхание.

– Это больше, чем банальная поножовщина, Эдди. Это искусство и только достойные способны творить. Ван Гог использовал кисть, а Потрошитель нож.

Эдди слушал, потихоньку смоля сигарету.

– Значит, это искусство и есть ключ?

– Да!

– И куда с его помощью можно попасть? В другое измерение? Альтернативную вселенную?

– Да, вроде того.

– И туда ушел отец? В эти Земли?

– Да!

Эдди прикусил губу.

– И откуда ты всё это знаешь?

– На самом деле, это предположение. Но я много об этом читал. Я знаю, что делал он со своими товарищами. Как по мне, все их дела указывают в одно место.

– В Земли?

– Именно.

Эдди не знал, что думать. У него не было ничего, а теперь появилось хоть что-то. Существовало ли это место на самом деле? В его голове царила материалистическая картина мира и отринуть её было слишком трудно.

– Ты знаешь, что нужно делать, чтобы попасть туда?
– спросил он.
– Можешь рассказать?

– Постараюсь, - ответил Паук. Он достал кожаный чемодан и открыл его. Внутри находился набор хирурга, или мясника... или художника. Всё, от скальпелей до пил для костей. Всё блестело. Всё было тщательно протерто и наточено.

– Я покажу.

Началось.

Хроники общества храмовников - 2.

– Вот и снова мы, - воскликнул Граймс.
– Братья по эмоциям.

– Как и на прошлой неделе.

Они собирались в доме Зеро, выпивали и беседовали. Они называли его Домом Зеркал, потому что Зеро все его стены завешал зеркалами. О причинах этого он не распространялся. В доме было много места, немного мебели, кровати на верхнем этаже и сотни книг, описывавших все возможные психические отклонения. Зеро жил здесь один. Это было просто место встречи. Своего рода, клуб.

Зеро наполнил бокалы.

– Как я и сказал, - пробормотал Граймс, - вот и снова мы.

Стэдлер отпил из бокала.

– И чем сегодня будем развлекаться?

– Да, чем?
– спросил Зеро.

Иногда эти двое его сильно беспокоили. Они общались на каком-то потустороннем уровне, куда нельзя было пробиться. Это была игра из слов, тонких намеков, подмигиваний, кивков, которыми они обменивались друг с другом, оставляя его в недоумении. Казалось, у них был какой-то тайный план, а Стэдлер навсегда останется для них чужаком.

У Зеро, определенно, что-то было на уме. Однако спрашивать напрямую означало получить в ответ недовольные взгляды. Поэтому Стэдлеру пришлось смиренно ждать, пока они соизволят поделиться планами на вечер. По личному опыту он знал, что это единственная возможность.

– Я иногда задумываюсь, - начал Зеро.
– Что выбивает из колеи человеческий разум. Какие факторы на это влияют.

– Да, - согласился Граймс.
– Замечательная концепция.

Стэдлер промолчал. Ему хотелось понять, к чему это приведет, прежде чем открыть рот. В отличие от Граймса, он никогда не восхищался Зеро. Стэдлер никогда не был подхалимом.

– Ты когда-нибудь задумывался об этом?
– спросил у него Зеро.

– Конечно, я частенько о чём-нибудь задумываюсь, - ответил Стэдлер, глядя в пустоту.
– Зависит от личности, разве не очевидно? То, что кого-то сводит с ума, меня только смешит и наоборот.

– Как всегда, кратко, друг мой, - сказал Зеро.
– Полагаю, ты попал в самую суть. У всех нас есть страхи. Тайные детские кошмары во взрослой жизни становятся навязчивой паранойей. Суть в том, что нужно найти их. Мне кажется, мы до конца не понимаем сами себя. А даже если бы понимали, смогли бы принять себя такими, какие мы есть? Сама мысль о подобной силе может оказаться ужасной.

– А чего ты боишься, Зеро?
– спросил Стэдлер.

– Смерти, конечно. Разве не этого мы все боимся?

– Это универсальный страх, - заметил Граймс.
– Конец физического существования. Ничто. Что может быть страшнее?

Стэдлер усмехнулся.

– Само собой.

– А чего ты боишься, Стэдлер?
– спросил Зеро.
– Расскажи нам.

– Скуки. Это единственное, что преследует меня всю жизнь. Чистая скука. Всё остальное даже не близко.

– Серьезно?
– Зеро, конечно же, ему не поверил.

– Серьезно. Не пытайся залезть мне в голову. Тебе не понравится то, что внутри.

Зеро улыбнулся.

– Полагаю, только два предмета достойны нашего изучения, господа. Это страх и смерть.

Они с Граймсом обменялись таинственными взглядами.

Стэдлер прикурил сигарету.

– Поясни.

– Что пояснить?
– переспросил Зеро в обычной для себя уклончивой манере.

– По-моему, всё понятно, - влез Граймс.

– А мне не очень. Чем вы собираетесь заняться? Пугать народ? Убивать?

– Тебе будет скучно?

– Да, - подхватил Граймс.
– Тебе будет скучно?

Стэдлер медленно затянулся.

– В общем-то, нет.

Зеро по-кошачьи оскалился. Он тщательно выбирал соучастников своих преступлений и был рад, что они пойдут за ним туда, куда он укажет. Стэдлер увидел на его лице заинтересованное, даже похотливое выражение и задумался, куда этот путь приведет.

– Мы собираемся отнять жизнь?
– спросил Граймс.

– Да, - ответил Зеро.
– Как ещё изучить смерть?

– А что насчет страха?
– спросил Стэдлер.
– Как, позвольте спросить, мы собираемся его изучать?

– Есть способы. Позвольте поделиться соображениями, - сказал Зеро.
– Как я уже говорил, меня всегда интересовали факторы, которые сводят человека с ума. Я говорю не о страхах или каких-то психозах. Я о том, что полностью разрушает человеческую психику, полностью уничтожает личность. Очищает ото всей шелухи, грубо говоря. Низводит личность до примитивного уровня, когда она перестаёт испытывать что-либо помимо ужаса. Вот тогда, - он перешел на шепот, - мы сможем переписать эту личность. Перестроить её психику.