Дом, которого нет

Аленка открывает коробку с тетрадями. Сверху лежит ее любимая – «Тетрадь по русскому языку Сперантской Аси». Буквы круглые, на линейках стоят ровно, чуть наклонившись вправо. Аленка тоже пробовала так писать, но ее буквы ровно стоять не хотят – пригибаются так низко, как будто прячутся в скошенной траве. В тетрадке Аси все пятерки. И одна пятерка с плюсом. Пятерку с плюсом Ася получила за то самое сочинение «Что для меня Родина». Родина у Аси Сперантской как у всех – с вишней, крыжовником, Толстым и Пушкиным. А еще – с шурушками. «Родина – это шурушки в моей тумбочке. Я перебираю их перед сном, и мне снится мама», – написала Ася.

Аленка не знает, что такое шурушки. Перед сном Аленка читает кусочки слов на стене, заклеенной страницами из старых журналов. Слова наползают друг на друга и неожиданно останавливаются. Самое загадочное из них – «Шаляп». Аленка думает, что в журнале хотели написать «шляпа», но случайно вставили лишнюю «а». Аленка смотрит перед сном на таинственный «Шаляп» и мечтает однажды встретиться с теми, кто работает в журналах. И рассказать про ошибку. Чтобы те, кто там работает, удивились и похвалили Аленку.

Сейчас Аленке хочется, чтобы ее похвалила Анастасия Борисовна. Анастасия Борисовна хвалит скупо, без улыбки. Анастасия Борисовна вообще улыбается редко. И фамилия у нее грустная – Горюнова. Аленка берет тетрадь Аси Сперантской и спускается с чердака. Спускаться всегда страшно. Лестница – железная, с тонкими перекладинами, шатается от каждого шага, и кажется, что земля далеко-далеко. Аленка, когда спускается, думает о чем-нибудь хорошем. Вспоминает день, когда они с мамой ходили купаться на тот берег. Ногами туда не дойдешь, на середине реки Аленке «с головой». Глубокое место Аленка переплыла, держась за мамину руку. Пляж на том берегу настоящий – с песочком. Мама лежала прямо на нем и читала журнал. На обложке журнала девушка в слитном купальнике заходила в море ровненько до середины бедра. Мама в реку заходила по шею. И купальник у нее раздельный, собранный из двух разных.

Аленка садится за стол, достает из портфеля тетрадку по русскому. Сочинение Аси Сперантской кладет перед собой. Асины слова ложатся на линейки Аленкиной тетради ровно и кругло. «Родина – это шурушки», – пишет Аленка. Потом думает и добавляет: «И новый купальник, который я куплю маме, когда вырасту».

* * *

Анастасия Борисовна Горюнова (в девичестве Ася Сперантская) попала в Зареченский детдом из Сибири. От мамы Асе остались ремешок от часов с блестящей застежкой, гладкая пуговица, вкусно пахнущий колпачок и слово «шурушки».

Шурушки – слово из регионального словаря Сибири. Означает вещички, штуковины, мелкие предметы.

Квартиранты

Своих могил у Аленки и бабушки Сони на зареченском кладбище нет. За день до Радуницы бабушка Соня замешивает тесто, и Аленка начинает ждать. Вечером бабушка достает тяжелую чугунную форму и разрешает Аленке разливать тесто по лункам. Из тягучей золотистой струйки вырастают грибы с ровными аккуратными шляпками, круглые полосатые орешки, нарядные шишки и невероятные, сказочные лебеди. Форма с лебедями в Заречье есть только у бабушки Сони. Достает ее бабушка два раза в год – перед Новым годом и перед Радуницей. На Новый год Аленка развешивает вкусные фигурки на елке – в доме пахнет хвоей и сдобой. На Радуницу бабушка Соня раскладывает фигурки по могилам умерших людей, которых она знала, когда те были живыми.

Аленка и бабушка Соня ходят на Радуницу по гостям. Заходят к Варькиной бабушке Ларисе – строгой, с родинкой у носа и медалями на сером пиджаке. Останавливаются и вздыхают около маленького Дмитрия – сына бабы Наты. Дмитрий умер в городской больнице, когда ему было всего пять лет. Баба Ната привезла мертвого Дмитрия домой на поезде, всю дорогу держала его на руках. «Такие были времена», – говорит бабушка Соня. Аленка радуется, что времена такие были давным-давно – «1928–1933» написано на могиле Дмитрия.

«Покойся с миром», – желают бабушка Соня и Аленка маленькому Дмитрию и торопятся в гости к бабе Саше – Сашеньке, как до сих пор называют ее в Заречье, и деду Платону. Сашенька умерла давно. «Ты ее не помнишь», – говорит Аленке мама. Но Аленка помнит голос Сашеньки – молодой, под стать имени. Дед Платон умер два года назад. При жизни дед Платон – молчаливый, с нахмуренными бровями, целыми днями сидел на скамейке у своего большого дома. На доме – красная звезда. То ли из-за этой торжественной звезды, то ли из-за вечно нахмуренных бровей Аленка деда Платона побаивалась. Вторая жена деда Платона – Петровна – тоже деда Платона побаивалась и никогда не называла его по имени, говорила: «мой-то». «Мой-то» сегодня и слова мне за день не сказал, – жаловалась по вечерам Петровна бабушке Соне и тут же добавляла: – А мне и времени нет слова с ним разговаривать – пока бураки прополола, пока жуков пособирала». Петровну дед Платон взял замуж почти сразу после смерти Сашеньки. До этого Петровна была женой, а потом вдовой родного брата деда Платона. «Баба работящая», – сказал дед Платон про Петровну своему сыну дяде Жоре.

Дядя Жора – директор Минского пивзавода. В Заречье он теперь приезжает раз в год – на Радуницу. Петровна, когда приезжает дядя Жора, переселяется в баню. «Дом-то ихний, – говорит Петровна, – я тут квартиранткой, захотят – оставят, заходят – выгонят». «Да кто тебя выгоняет», – злится дядя Жора и зовет Петровну назад в дом. Раньше дядя Жора приезжал чаще. Приезжал вместе с первой женой тетей Тоней и сыном Костиком. Костика, который старше Аленки на два года, оставляли на все лето. Аленка с Костиком играли в море. Морем была дорога между домами – широкая, с мягкой пылью. Аленка и Костик плавали по пыльным волнам и загорали на горячих камнях под рябиной у Аленкиных ворот.

Костик не приезжал уже два года. Перестал с тех пор, как умер дед Платон, и с тех пор, как дядя Жора развелся с тетей Тоней и женился на молодой Веронике. Костик остался жить с дядей Жорой, потому что дядя Жора построил кирпичный коттедж с надувным бассейном, а тетя Тоня осталась в маленькой квартире с тесным названием «хрущевка». «Костик сам с отцом захотел жить. Так на суде и заявил», – рассказала бабушке Соне Петровна, и бабушка Соня покачала головой – не поверила. А Аленка поверила. И поняла, почему Костик больше не приезжает в Заречье. Надувной бассейн Аленка видела на картинке в каком-то взрослом журнале. Ярко-голубой, с прозрачной водой и веселыми людьми в красивых купальниках, бассейн точно был интереснее, чем пыльное море посреди дороги. Мама Костика, тетя Тоня, в Заречье приезжает. Низкая, худенькая, на голове темный платок, как у бабушек в церкви, она каждую субботу ныряет в калитку дома с красной звездой и сразу идет в огород. В огороде у тети Тони своя грядка. «Любит в земле ковыряться», – говорит Петровна и вздыхает – жалеет тетю Тоню.

На эту Радуницу дядя Жора приехал с Костиком и новой женой Вероникой. Вероника громко смеется и курит, не выходя за ограду. Ограда у Сашеньки и деда Платона самая красивая на кладбище – золотистая, с длинными, похожими на вопросительные знаки, завитками. За оградой – стол, скамейка и две могилы. Сашенькина могила – узкая, с овальным светло-серым памятником. Деда Платона – пошире, и памятник уже не овальный, а квадратный, с острым скошенным краем. «Мода поменялась», – объясняет Петровна. Для Петровны за оградой тоже оставили место. Местом своим – ровным прямоугольником, посыпанным мелкими белыми камушками, Петровна гордится.

Дядя Жора накрыл за оградой стол. «Богатые», – шепчет Петровна, имея в виду то ли угощения, то ли дядю Жору с Вероникой. На столе – нарядный сервелат и важные приземистые бутылки с темно-рыжим коньяком. Ребристые рюмки на низкой ножке быстро пустеют и быстро наполняются рукой дяди Жоры – большой, крепкой, с широким обручальным кольцом. Все говорят одновременно – про Сашеньку, про деда Платона, про своих живых и своих мертвых. Аленка ищет глазами Костика – у стола его нет. Аленка выходит за ограду, делает несколько шагов по тропинке влево и останавливается. Костик сидит на траве под старой ветвистой ивой, рядом с могилой маленького Дмитрия.