Дом малых теней

Кэтрин чувствовала себя слишком одурманенной и слабой, чтобы определиться, был ли это еще один странный ритуал Красного Дома или очередной уродский розыгрыш. Она откинулась на подушки, перекатившись на чуть менее влажную и смятую часть кровати. Подтянув ноги к груди и обхватив их руками, она стала думать, как же быть дальше, и сама не заметила, как думы перетекли в смутное подобие дремы.

Пробудил ее звук собственного голоса. Она не открыла глаза — они и так были чуть ли не вытаращены в темноту.

Кэтрин вскочила с постели уже во второй раз за ночь. Еще один транс? Вот такого раньше точно не было. Они происходили только тогда, когда она была рассеяна, но бодрствовала. Уже второй невыносимо яркий сон отступил — пусть и не так быстро, чтобы его детали не вернулись напоследок трепещущими неприятными вспышками.

Группа маленьких фигурок у подножия ее кровати. Или это дети в масках? Двое из них точно улыбались, держась за керамические ладони портняжного манекена. Девушка в шляпке и куклоподобный мальчик. Настоящие волосы были плотно вшиты в бесцветный фарфор его головы. Старомодный костюмчик плотно сидел на тщедушном тельце, будто мальчик перерос его или напялил вещи младшего брата. Поля шляпки бросали на лицо девушки тень, и ничего, кроме худого подбородка и одеревеневшей улыбки, разобрать было нельзя.

А еще в этом кошмаре на плечах у манекена была голова — бледное лицо с темными слезящимися глазами было частично скрыто вуалью, прикрепленной к широкополой шляпе. Шляпа была украшена темными цветами, совсем как старинный свадебный торт.

За фигурами мальчика и девочки маячило нечто кожисто-морщинистое, темное, бельма его жутких глаз нетерпеливо вращались. Маленький рот на смоляно-черном лице был открыт, жизнерадостно демонстрируя желтые зубы. Та самая мартышка из заснятого представления Мэйсона, убежавшая прочь с головой Генри Стрейдера?

Еще одна маленькая фигура, похоже, пострадала в результате недостаточно бережного обращения — ее керамическое лицо потрескалось, то тут, то там были видны не то сколы, не то шрамы. Неужто сам Маэстро-Обличитель собственной персоной?

Она приметила и кустистые усы, топорщившиеся из-под поношенной личины большого зайца. Должно быть, под нею скрывалось что-то куда более неприглядное. Лицо под заячьей маской смотрело на нее сквозь глазные прорези нарисованными на дереве очами-льдинками.

И за всем этим собранием — щупальца какого-то овеществленного мрака, трепещущие с нетерпением, чуть ли не с восторгом…

Кэтрин дрожала. Ее глаза обшаривали каждый обозримый дюйм комнаты, пока сон не растворился до конца. Теперь она даже могла уверить себя, что находится в комнате одна.

Ей приснились куклы в спальне Эдит, и ее состояние объединило их образы с теми, что были засняты на пленку. Пожалуйста, пусть будет так. Если она и могла положиться на что-то в своей жизни, то точно не на воображение, что поворачивалось против нее в наихудших обстоятельствах.

Теперь ее тело казалось высохшим, как одно из сохранившихся творений Мэйсона. Лекарство, что ей дали, — но для чего? — взяло губы и язык сухим налетом. Этот вкус Кэтрин попыталась смыть водой, но ничего не получилось. Теперь стакан лежал пустым на полу.

Каждый шаг к огромному умывальнику отдавался резкой болью в голове. Потрогав лицо, казавшееся горячим и сухим (на самом же деле — холодное и липкое), она обхватила себя за плечи дрожащими руками. И ночнушка, и все, что под ней — хоть выжимай. Подняв с пола халат, Кэтрин завернулась в него.

Воды не было — ни в умывальнике, ни в кувшине под чашей. Никакие краны его не питали. Ей вдруг захотелось разрыдаться. Ей нужно было обезболивающее от непрекращающихся спазмов в голове, а не какой-то древний сироп, состряпанный из давным-давно испортившихся ингредиентов.

Тошнота привела ее обратно в постель, где Кэтрин засела, буравя глазами дверь. Ей придется найти ближайшую ванную комнату, воду и аптечку. Который час? Ее телефон утверждал, что 2:30 ночи. Кэтрин закрыла глаза, силясь понять, сколько уже длятся ее муки. Если старухи отравили ее, надо насильно вывернуться наизнанку.

Они накачали ее наркотиками, чтобы забрать из ее жизни, из мира. Платье на манекене было ее новой кожей, новой личностью. Они переделывали ее, чтобы она стала такой же.

Прекрати!

У тебя простуда, вирус. Новые места, новые бактерии.

Вот и все.

Стресс только усугубил ситуацию. Вот и все. 

Вот и все!

За пределами комнаты она снова не смогла найти выключатели на стенах между дверями в длинный коридор. В устье коридора у лестничной клетки был один — она уверена в этом, но днем ранее ориентировалась на окно с видом нa сад в конце прохода. Окно теперь не помогало, поэтому только свечение двери ее спальни и экрана телефона вело Кэтрин сквозь густой мрак, переполнявший изнутри Красный Дом. Что-тоздесь изменилось с приходом ночи — она заметила раньше.

В доме стало холоднее, будто все его окна ныне были распахнуты навстречу стылым ветрам. Она чувствовала запах сырых деревянных плит и драпировки, ощущала пряный дух черной плесени в размягчившейся от влаги штукатурке. Гниение сада будто просочилось и сюда, внутрь. Даже незримый пол казался сырым под ее голыми пятками. Все так сильно изменилось, что жалкий ореол зеленоватого света, шедший от экрана ее телефона, не давал уверенности в том, что Красный Дом остался таким, каким она его запомнила, - один раз Кэтрин даже подошла вплотную к стене и стала придирчиво ее разглядывать, пытаясь понять, красная она или нет.

Когда она добрела до ванной, внутри оказалось как в холодильнике. Рьяно подавшись вперед, будто ее жизнь зависела от этой стылой, рождающей боль в зубах воды, Кэтрин наклонилась, чтобы отпить из хлынувшей из крана над раковиной струи.

За стеной трубы задрожали.

Чувствуя себя слишком неважно для того, чтобы заботиться о производимом шуме, она вышла из ванной, оставив дверь открытой. Не закрывала она и дверь в спальню - так, чтобы хотя бы часть света падала в проход меж двух освещенных комнат. Так хотя бы было меньше риска споткнуться в темноте и растянуться в полный рост на полу.

И как старухи только выдерживали все это — мрак, сырость? Возможно, такая среда для них стала естественной, как для парочки вымахавших в человеческий рост мокриц. Ну а что, если подумать, неправильного - люди лишь букашки-мокрицы. звезды — просто сгустки вечно горящего мусора, ждущие часа энтропии… Если подумать, в этом всем нет никакого смысла,

Так, хватит!

К тому времени, как она достигла лестничной площадки, дверь внизу щелкнула, открылась, а затем закрылась. На короткое время внизу полнился тусклый, но такой успокоительный свет. Кэтрин умолкла, прислушиваясь. Вторая дверь где-то в глубине огромного здания открывалась медленнее.