Дом на берегу

Все так, но шесть веков назад не существовало ни светофоров, ни проволоки, ни рельсов, ни предупреждающих гудков, от которых дрожит воздух…

– Вы хотите сказать, инспектор, что только слепой или глухой мог не заметить приближающегося поезда, даже на приличном расстоянии?

– В общем да, мистер Янг. Разумеется, можно стоять и на насыпи, пережидая, пока пройдет поезд – места там вполне достаточно. Похоже, профессор Лейн так и поступил. Мы обнаружили следы на земле в том месте, где он упал, и дальше – когда он уже полз по насыпи к хижине.

Поразмыслив немного, я спросил:

– Инспектор, могу я взглянуть на то место, где это произошло?

– По правде говоря, мистер Янг, я и сам хотел предложить вам съездить туда, но не знал, как вы на это посмотрите. Польза была бы не только вам, но и нам.

– Тогда я в вашем распоряжении.

– Если вы не возражаете, встретимся в половине двенадцатого возле полицейского участка в Тайуордрете.

Часы показывали уже одиннадцать. Я выводил машину из гаража, когда на бьюике подъехала Вита с мальчиками. Они вылезли, нагруженные сумками с продуктами.

– Куда ты едешь? – спросила Вита.

– Инспектор хочет показать мне то место рядом с туннелем, где они нашли Магнуса, – сказал я. – Похоже, они уже точно знают, как все случилось. Без десяти десять там проходил товарный поезд. Паровоз с машинистом, очевидно, был уже в туннеле, когда Магнуса сбило одним из последних вагонов.

– Живее, отнесите все это миссис Коллинз! – крикнула Вита мальчикам, переминавшимся с ноги на ногу. Когда они уже не могли услышать о чем мы говорим, она сказала: – Но что было делать Магнусу на железнодорожном полотне? Нелепость какая-то! Хочешь знать, что будут говорить люди? Я уже слышала в одной лавке, и мне стало просто жутко!.. Что он покончил с собой.

– Это абсолютно исключено.

– Да, конечно… Но знаешь, известный человек – и такой трагический конец, понятно, что люди всякое болтают. А ученых всегда считали чудаками, не от мира сего.

– Все мы такие, – отрезал я. – Бывшие книгоиздатели, полицейские – да кто угодно! Обедайте без меня, я не знаю, когда вернусь.

Инспектор повез меня к месту, о котором говорил по телефону, – на проселочной дороге, проходящей над фермой Триверран. В пути он сообщил мне, что они связались со старшим ассистентом Магнуса, но тот не смог внести никакой ясности в это запутанное дело.

– Он сам потрясен, это вполне понятно, – продолжал инспектор. – Он знал, что профессор намеревался провести уик-энд вместе с вами, с нетерпением ждал конца недели, Он разделяет ваше мнение, что профессор был абсолютно здоров и пребывал в прекрасном настроении. Однако ему ничего не было известно об интересе профессора к историческим изысканиям, хотя он и признает; что профессор мог увлекаться этим, так сказать, в порядке хобби.

С тризмиллской дороги мы свернули вправо, на Стоунибридж, проехали обе фермы, Тринадлин и Триверран, и остановились наверху, припарковав машину возле ворот, за которыми начиналось поле.

– Чего я не могу понять, – заметил инспектор, – так это почему профессор, если его интересовала ферма Триверран, даже не заглянул туда, а прошел верхом, через поля.

Я огляделся по сторонам. Триверран находился слева, над долиной, но одновременно в небольшой ложбине; под ним пролегала железная дорога, а за ней местность снова шла под уклон. Уже много веков рельеф здесь не менялся, только в былые времена по долине протекал широкий ручей, чуть ниже Триверранской фермы, вернее даже не ручей, а настоящая река, которая во время осенних паводков заливала низины и впадала в Тризмиллскую бухту.

– А ручей там еще остался? – спросил я, указав вниз, в долину.

– Ручей? – с удивлением переспросил инспектор. – У подножия холма, за железной дорогой есть болотистый участок и какая-то канава с водой, но вряд ли ее можно назвать ручьем.

Мы спустились вниз по полю. Уже видна была железная дорога, и справа от нас чернела зловещая пасть туннеля.

– Наверно, раньше здесь была дорога, – сказал я. – Она спускалась в долину… И брод, чтобы переходить на тот берег ручья.

– Возможно, – сказал инспектор, – хотя теперь не осталось ничего, что бы указывало на это.

Магнус хотел перейти вброд на тот берег. Он шел за кем-то, кто направлялся к броду верхом на лошади – вот почему он спешил. И все это происходило не в сумерках погожего летнего вечера, а глубокой осенью: проливной дождь, шквальный ветер…

Мы вышли к насыпи у самого туннеля. Чуть поодаль, слева от нас, был оборудован сводчатый подземный переход на другую сторону железной дороги. Под аркой, спасаясь от мух, стояло несколько коров.

– Видите, – сказал инспектор, – если хочешь попасть на поле по ту сторону насыпи, совсем не обязательно идти через рельсы. Для этого существует переход, вон там, где коровы.

– Да, сказал я, – но профессор мог не заметить его, если шел чуть выше по полю. И потом напрямик через пути быстрее.

– Быстрее? – воскликнул мой спутник. – Лезть на насыпь, протискиваться через проволоку, потом чуть не кубарем катиться на рельсы – и все это в темноте? Лично я на такое не отважился бы.

И тем не менее мы все это проделали, правда, при ярком свете дня. Инспектор шел впереди, я за ним. Когда мы перебрались через проволочное заграждение, он указал мне на обвитую плющом заброшенную хижину, видневшуюся в нескольких ярдах вверх по насыпи прямо над железнодорожным полотном.

– Мы были здесь вчера, поэтому трава кругом примята, – пояснил он, – но след, оставленный профессором, когда он полз от рельсов наверх к хижине, был виден совершенно отчетливо. Он уже явно терял сознание, и это потребовало от него почти сверхчеловеческих усилий и мужества.

Какой мир окружал в тот момент Магнуса – настоящее или прошлое? Значит ли это, что Магнус, сбегая с пригорка, не видел и не слышал товарняка, который с грохотом мчался к туннелю? А когда голова поезда уже скрылась в туннеле, не ринулся ли он прямо через рельсы, поскольку для него это все еще был луг, спускавшийся к реке, и вот тут его и сбило тяжелым, чуть покачивающимся на большом ходу вагоном? В каком бы мире ни настиг его этот удар, он оказался смертельным. Магнус, очевидно, так и не узнал, на что он налетел. Инстинкт самосохранения заставил его доползти до хижины и там – дай Бог – ему посчастливилось тут же впасть в забытье, и он не успел ощутить страха одиночества и близкой смерти.

Мы стояли и разглядывали пустую хижину, и инспектор показал мне угол, в котором умер Магнус. Но все это было настолько обыденным и безликим, словно какой-нибудь сарай для садового инвентаря, хозяин которого давным-давно умер.

– Уже много лет здесь никто не бывает, – сказал он. – Раньше железнодорожные рабочие приходили сюда разогреть чай и перекусить. Теперь они предпочитают пользоваться другой хибаркой, чуть подальше, да и то не слишком часто.

Мы развернулись и пошли назад по своим следам вдоль заросшего травой крутого склона к проволочному заграждению, через которое только что перебрались. Я окинул взглядом холмы на противоположной стороне долины: некоторые из них были покрыты густой лесной порослью. Слева виднелась ферма, над ней – строение поменьше, а дальше к северу – еще несколько домов. Я спросил у инспектора, что это. Ферма называлась Колуит, в домике повыше когда-то была школа, а дома в отдалении – еще одна ферма, Стрикстентон.