Дом на Монетной
Шрифт:
Молодой человек отпрянул. Посмотрел дико, машинально завязал шерстяной шарф.
— А вы?
— Мечтаю стать революционеркой! В свое время Заичневский, мой дальний родственник, запретив думать об этом, охладил мои увлечения. — Придвинулась к молодому человеку и, наклонившись, доверительно попросила: — Литературу привезите в гостиницу. Я рассорилась с родственниками и временно проживаю там. Прочту с удовольствием. Площадь Полесская, напротив института Благородных девиц…
— Литературу в гостиницу?!
— А что особенного? Прошу, испытайте меня…
— Да вы с ума сошли!
— Тогда держите
— Госпожу Кирикову не имею чести знать! А Синегор?
— Ветеринарный врач! Он всегда мне нравился… Странный вопрос!
— Не ждите меня в гостинице, барышня, не играйте в революцию. Опасно!
И заскользил по обледеневшей лестнице. Мария с улыбкой смотрела на концы шарфа, разлетавшиеся в стороны.
Старшая сестра
У развилки дороги виднелась черно-белая полосатая караульная будка. Мария остановила лихача. У шлагбаума прохаживался часовой с винтовкой. Рядом низкорослый юнкер. Дежурный по училищу юнкер с интересом рассматривал приближавшуюся даму.
— Попросите юнкера Романова! — Дама поравнялась с караульной будкой.
— Доложу офицеру! — вытянулся молоденький дежурный.
— Офицеру? — мягко остановила его дама. — Сегодня у Леонида день рождения, дома приготовили ему сюрприз. — И, увидев, что юнкер колеблется, попросила: — Я — сестра Леонида.
— Сегодня пятница, а свидания по воскресным дням! — Юнкер наклонил голову. — Порядок, сударыня!
— Представьте, к вам приедет сестра за тысячу верст и ее не пропустят из-за формальностей?!
— Но, сударыня…
— Monsieur! Je veus voir mon frere! [3]
Мария развернула большую коробку, перевязанную красной лентой. Полыхнули глянцевитые маки. Стояла спокойная, гордая, в темно-голубом костюме, оттенявшем серый цвет глаз. Кокетливая шляпка на светлых волосах.
— Прошу, monsieur! Время дорого, mon ami! [4] Юнкер козырнул. Быстро пошел к красным казармам, видневшимся сквозь деревья. Мария не выпускала его из поля зрения. Смотрела, как поднялся по широким пологим ступеням, распахнул тяжелые двери. Показался Леонид, на ходу застегивавший шинель. Засмеялся, крепко пожал руку дежурному.
3
Я хочу видеть своего брата!
4
Мой друг!
Леонид нетерпеливо вглядывался в поджидавшую его даму. «Верно, не узнал!» — решила Яснева, подняв шитую вуаль на поля шляпки. Юноша заулыбался. Высокий. Широкоплечий. Лицо с правильными чертами. Под выпуклым лбом выразительные глаза. Мягкая бородка и усики плохо уживались с молодостью.
— Наконец-то, mon frere! — бросилась Мария, прижала Леонида к груди и, не дав опомниться, поцеловала: —
Поздравляю… Поздравляю…Леонид краснел от смущения. Теребил пеструю ленту на коробке конфет. Умилялся дежурный. Девушка, увлекая Леонида в Лефортовский парк, приветливо подняла руку:
— Merci, mon ami! [5]
В Лефортовском парке на дорожках, размытых вешними водами, проглядывала рыжая глина. Ноги утопали в вязкой грязи. Около уличного фонаря с разбитым стеклом прыгали черные грачи.
Яснева шла молча, слушала сбивчивый рассказ Леонида:
— Из Петербурга ждали великого князя. Начальство устроило обход, а потом начался обыск. Выворачивали тумбочки, просматривали вещи. — Леонид снял фуражку, провел платком по бобрику стриженых волос. — Обыск возмутил всех. Будущих офицеров обыскивали, как карманных воришек! С особым пристрастием господин полковник копался в моих личных вещах.
5
Спасибо, мой друг!
— Негодяи! А офицерская честь?
— Меня удаляют из училища! Бедная Аделаида… «Служить только одному делу, достижению известной цели»… Мало пришлось нам поговорить, мешала разница в возрасте, разъезды сестры, изливались больше в письмах. — Глаза Леонида полыхнули огнем. — Какие надежды возлагал на кружок саморазвития, на Петра Григорьевича… Не могу жить среди пустоты и пьянства. Мне нужна ваша поддержка.
— Удаляют из училища?!
— Да. Вызывал полковник. Потрясал расчерченными письмами Аделаиды. Посетовав о моей карьере, предложил выехать в Имеретинский сто пятьдесят седьмой пехотный полк.
— Где стоит полк? Под Смоленском?
— Нет! Под Саратовом. Как быть с кружком? Кто-то же должен остаться?
— Безусловно! А вам дадим надежные адреса в Саратове. Условие одно — осторожность! Я еще не сказала самого главного. Заичневский арестован…
— Арестован?! А сестра?
— Тоже… К несчастью, сохранились письма. Серьезная улика против Петра Григорьевича. Опять ссылка в Сибирь, кандалы, этап… Он немолод, болен. Как мы без него…
— Могу я помочь сестре? Заичневскому?..
— Помочь? Умным поведением на допросах, если что… Учтите! Заичневского никто не видел. Не знал! Нелегальные издания куплены на развале у Сухаревки. И прочая глупость!
— На развале у Сухаревки?! Разве там продают?
— А вам какое дело! Этим пусть интересуются господа хорошие! Прокламацию нашли в конке, можно в вагоне поезда, в библиотечной книге. Все дело случая! Не называть имен… Никого вы не знаете! Это первая заповедь!
— Как-то все обернется? Жаль сестру…
В Лефортовском парке стояли сосны в снегу, почерневшем от талых вод. От прогалин поднимался легкий пар, на обочине дороги пробивались кустики травы, по булыжникам звенели ручьи, завихряя в водовороте порыжевшие щепки.
Мария жадно вдыхала весенний запах леса. Густой. Смолистый. Любовалась деревьями, обсыпанными мелкой апрельской зеленью, набухшими почками на блестевших от вешнего сока березах.
— Завтра увидимся, Мария Петровна?
— Завтра? Кто знает! Будем сегодня обо всем договариваться….