Дом напротив озера

Вместо того чтобы попросить Тома вскрыть бутылку, я беру штопор, втыкаю его в бутылку вина за пять тысяч долларов, и плевать я на это хотела.

– …и что, если бы вы увидели свое собственное отражение в этом самом озере после того, как в нем недавно кто-то умер…

Штопор выпадает из моей руки, соскальзывая между ступенями в заросли сорняков за лестницей.

– …это означало, что ты позволил овладеть собой.

Я с треском ставлю бутылку, что даже ступеньки крыльца захрустели.

– Ты заткнешься насчет озера или нет?

Я не хочу показаться такой рассерженной. На самом деле, я вообще не хочу ничего говорить. Слова просто вырываются из меня, подпитываемые огненной смесью алкоголя и беспокойства. Все вдруг разом замолчали. Все, что я слышу, это ровное потрескивание костра, и уханье совы на деревьях где-то на берегу озера.

– Прости, – мягко говорит Эли, осознавая, что все эти разговоры про озеро нетактичны по отношению ко мне. – Ты права. Эта ерунда никому не интересна.

– Нет, я не то хотела сказать. Просто…

Я замолкаю, не зная, что сказать.

До меня доходит, что я пьяна. Сильно пьяна. Меня шатает. В страхе, что я сейчас упаду, я крепко схватилась за ступеньки крыльца.

– Я не очень хорошо себя чувствую.

Сначала я думаю, что это говорю я. Непроизвольная вспышка сознания. Я не сразу осознаю, что не открываю рот, не двигаю губами, и говорю все-таки не я.

И затем слышу другие слова – «Совсем нехорошо» – и я понимаю, что они исходят не от меня, а от Кэтрин.

– В чем дело? – говорит Том.

– У меня голова кружится.

Кэтрин стоит, покачиваясь, как согнутая ветром сосна.

– Так кружится голова.

Пошатываясь, она отошла от кострища в сторону озера.

Бокал выпадает из ее руки и падает на землю, разбиваясь.

– О, – рассеянно говорит она.

Затем, внезапно и без предупреждения, она падает в траву.

***

Полночь.

Я одна на крыльце, завернутая в то самое одеяло, которое Кэтрин вернула ранее. Я уже протрезвела, поэтому в руке у меня пиво. Мне нужно что-то, что поможет мне уснуть; иначе этого никогда не произойдет. Даже выпив немного, я редко сплю всю ночь.

Не здесь.

С тех пор, как Лен умер.

Бун был прав, когда сказал, что озеро слишком тихое. Это так. Особенно в этот час, когда ровную ночную тишину нарушают лишь редкие крики гагары или ночного животного, снующего в подлеске вдоль берега.

Захваченная этой тишиной, я смотрю на озеро.

Я делаю глоток пива.

Я стараюсь не думать о своем умершем муже, хотя это всегда тяжело.

Прошло несколько часов с тех пор, как все ушли. Вечеринка прекратилась сразу после того, как Кэтрин потеряла сознание и упала в траву. Ройсы ушли первыми; Том, бормоча извинения, повел опьяненную Кэтрин по пристани. Несмотря на то, что она пришла в себя всего через несколько секунд, я все еще была обеспокоена. Я предложила ей прилечь и выпить кофе, но Том настоял на том, чтобы немедленно отвезти Кэтрин домой.

– На этот раз ты действительно опозорилась, – прошипел он ей, прежде чем завести моторную лодку и умчаться прочь.

Услышав этот нелицеприятный комментарий, я почувствовала жалость к Кэтрин, которая явно была пьяна сильнее, чем я думала. Затем я почувствовала себя виноватой за то, что я жалею ее. Кто я такая, чтобы ее жалеть, и уж тем более осуждать? Мне ли осуждать Кэтрин Ройс за то, что она слишком много выпила?

С другой стороны, Том ушел в такой спешке, что забыл вторую бутылку вина за пять тысяч долларов. Я нашла ее на ступеньках крыльца и поставила в винный шкаф.

Эли посидел еще немного, погасил огонь и собрал из травы осколки разбитого бокала.

– Оставь это, – сказала я ему. – Завтра я все уберу, когда светло будет.

– Ты в порядке? – спросил Эли, когда я провожала его вокруг дома к грузовику.

– Я буду в порядке, – сказала я. – Сейчас я чувствую себя намного лучше, чем Кэтрин.

– Я имел в виду другое.

Он остановился, глядя на усыпанную гравием подъездную дорожку под ногами.

– Прости, что так разговорился об озере. Я просто пытался развлечь их. Я не хотел тебя расстраивать.

Я обняла Эли.

– Да, но все нормально.

И тогда все действительно было нормально. Но не сейчас, поскольку мысли о Лене скользят в моей голове так же плавно, как гагары на озере. Когда моя мать выслала меня сюда, я не протестовала. Она была права. Мне нужно залечь на дно на несколько недель. Кроме того, я думала, что смогу справиться с этим. Я прожила больше года в квартире, которую делила с Леном. Я не думала, что дом у озера может быть хуже.

Тем не менее, здесь мне хуже.

Потому что это место, где умер Лен.

Здесь я овдовела, и все здесь – дом, озеро, чертова голова лося в гостиной – напоминает мне об этом. И так будет всегда, пока я жива.

Или трезвая.

Я делаю еще глоток пива и осматриваю береговую линию на другом берегу озера. От дома Фицджеральдов до дома Ройсов и дома Эли – все темно. Густой туман поднимается от самого озера, лениво катясь к земле степенными волнами. Каждая скользит к берегу и окружает опорные балки под крыльцом, подобно морской пене, разбивающейся о пилоны пирса.

Я смотрю на туман, загипнотизированная, когда звук нарушает ночную тишину.

Скрипнула дверь, за ней последовали шаги по дереву.

Звуки идут справа от меня, со стороны дома Митчеллов.

Еще через несколько секунд появляется Бун Конрад – тонкий силуэт, направляющийся к причалу Митчеллов.

Бинокль по-прежнему стоит на столе рядом с моим стулом. Я подношу их к глазам и рассматриваю Буна поближе. Он достиг края причала и стоит там только в полотенце, подтверждая мое первое впечатление о нем.

Бун Конрад чертовски красив.

Несмотря на то, что Эли посоветовал мне держаться подальше от Буна, что я понимаю, но он ничего не сказал о том, что нельзя смотреть на него. Что я и делаю, чувствуя приступ вины, продолжаю наблюдать за ним в бинокль.

Этот приступ вины превращается в боль, и даже в нечто большее, когда Бун ослабляет полотенце и позволяет ему упасть на причал, полностью оголяя его тело.

Я опускаю бинокль.

Затем снова поднимаю.

Я знаю, что подглядывать за кем-либо без ведома – это аморально. Особенно когда этот кто-то голый.