Дом напротив озера

И что на этот раз кто-то меня все же услышит.

Однако сейчас моя главная забота – вернуться на лодку. Я не догадалась захватить спасательный жилет и себе, и теперь мои броски замедляются, а сердце колотится, и я больше не чувствую своих ног, хотя я думаю, что они все еще двигаются под водой. А вода такая холодная, и я так устала. Настолько страшно, невыносимо устала, что на мгновение я подумываю взять спасательный жилет женщины и позволить ей дрейфовать в глубине.

Срабатывает инстинкт самосохранения.

Я не смогу спасти ее, если не спасу сначала себя, и, возможно, ее уже невозможно спасти. Но потом я снова думаю о Лене, который помер уже больше года назад, его скрюченное тело нашли на берегу этого же самого озера. Я не могу допустить, чтобы с этой женщиной случилось то же самое.

Так что я продолжаю грести одной рукой, а другой держать и вести за собой то, что, как я теперь уверена, является трупом. Я продолжаю плыть, пока лодка не приближается и не оказывается на расстоянии в десяти футах от меня.

Потом девяти.

Потом восьми.

Тело женщины рядом со мной внезапно содрогается. Шокирующий толчок. На этот раз я отпускаю ее, моя рука от удивления отдергивается.

Глаза женщины отрываются.

Она вдруг закашлялась. Ее кашель длинный, громкий, булькающий. Струя воды идет у нее изо рта и стекает по подбородку, а сопливая слизь течет от левой ноздри к щеке. Она вытирается и смотрит на меня в замешательстве, задыхаясь и в ужасе.

– Что сейчас произошло?

– Не волнуйся, – говорю я, вспоминая ее синие губы, ледяную кожу, ее абсолютную, нервирующую неподвижность. – Но я думаю, что ты чуть не утонула.

Никто из нас больше не произносит и слова, пока мы обе не оказались в лодке. У меня не было времени говорить, пока я карабкалась вверх по борту и не плюхнулась на дно лодки, как только что пойманная рыба. Вытянуть женщину на борт было еще труднее, она была бессильна. С моей стороны потребовалось немало усилий, чтобы она оказалась в лодке. В итоге я была слишком измотана, чтобы двигаться и тем более что-то говорить.

Но теперь, после нескольких минут тяжелой отдышки, мы сидим напротив друг друга, лицом к лицу, потрясенные всей этой ситуацией.

– Вы сказали, что я чуть не утонула, – не выдержала женщина и нарушила молчание.

Она завернута в клетчатое одеяло, которое я нашла под одним из сидений лодки, поэтому похожа на котенка, спасенного из сливной канализации. Избитого, уязвимого и благодарного.

– Да, – говорю я, выжимая воду из фланелевой рубашки. Из-за того, что на борту только одно одеяло, я остаюсь промокшей и замерзшей. Я не возражаю. Я же не тот, кто нуждался в спасении.

– Честно говоря, я даже подумала, что ты уже мертва, – продолжаю.

Под одеялом женщина вздрагивает.

– Боже мой.

– Но я была неправа, – добавляю, пытаясь смягчить ее очевидный шок. – Но поразительно. Ты вернулась к жизни сама. Я ничего не делала.

Женщина ерзает на своем месте, обнажая яркий купальник под одеялом. Тропическая расцветка. Это так неуместно для осени в Вермонте, что я задаюсь вопросом, как она вообще здесь оказалась. Если бы она сказала мне, что инопланетяне перебросили ее на озеро Грин с пляжа с белым песком на Сейшельских островах, я бы почти поверила.

– Тем не менее, я уверена, что умерла бы, если бы ты не спасла меня, – говорит она. – Так что спасибо, что пришла мне на помощь. Я должна была сказать это раньше. Ну, сразу.

Я отвечаю скромным пожатием плечами.

– Я не в обиде.

Женщина смеется и в процессе оживает, стирая все следы человека, которого я нашла плавающим в воде. Цвет вернулся к ее лицу – персиковый румянец, который подчеркивает ее высокие скулы, пухлые губы, карандашные брови. Ее серо-зеленые глаза большие и выразительные, а нос слегка изогнут – недостаток, который выглядит очаровательно на фоне всего этого совершенства. Она великолепна, даже съежившись под одеялом, вымокшая до нитки.

Она ловит мой взгляд и говорит:

– Кстати, я Кэтрин.

Только тогда я понимаю, что знаю эту женщину. Не лично. Мы никогда не встречались, насколько я помню. Но я все равно узнаю ее.

Кэтрин Ройс.

Бывшая супермодель.

Действующий меценат.

Ее муж – хозяин дома прямо за озером. В прошлый раз, когда я была здесь, дом пустовал, но потом его продали за пять миллионов долларов. Когда дом был продан зимой, он попал в заголовки газет не только из-за того, кто купил этот дом, но и из-за того, где он находился.

Озеро Грин.

Вермонтское убежище примы музыкального театра Лолли Флетчер.

И место, где трагически утонул муж проблемной актрисы Кейси Флетчер.

Не в первый раз эти прилагательные используются для описания моей матери и меня. Их употребляли так часто, что они вполне стали нашими ярлыками. Любимая Лолли Флетчер и проблемная Кейси Флетчер. Дуэт матери и дочери на века.

– Я Кейси, – говорю я.

– О, я знаю, – говорит Кэтрин. – Том – это мой муж – и я собирались зайти и поздороваться, когда мы приехали прошлой ночью. Мы оба большие ваши фанаты.

– Как ты узнала, что я здесь?

– По свету в окошке, – ответила Кэтрин, указывая на дом у озера, который принадлежал моей семье из поколения в поколение.

Этот дом не самый большой на озере Грин (мой новый дом гораздо больше), но зато он самый старый. Построенный моим прапрадедом в 1878 году, он ремонтировался и расширялся примерно каждые пятьдесят лет. С воды дом у озера выглядит прекрасно. Расположенный близко к берегу, высокий и прочный за подпорной стеной из горного камня, он почти пародия на причудливость Новой Англии. Два белоснежных этажа с фронтонами, решетками и пряничной отделкой. Половина дома проходит параллельно кромке воды, так близко, что закругленная веранда практически нависает над самим озером.

Вот где я сидела сегодня днем, когда впервые увидела Кэтрин, плывущую в воде.

И где я сидела прошлой ночью, когда была слишком пьяна, чтобы заметить прибытие знаменитой пары, которая теперь владеет домом прямо через озеро.

Другая половина моего семейного дома у озера отодвинута примерно на десять ярдов, образуя небольшой внутренний дворик. Высоко над ним, на верхнем этаже дома, ряд высоких окон обеспечивает убийственный вид из главной спальни. Прямо сейчас, в полдень, окна скрыты в тени высоких сосен. Но ночью, я подозреваю, свет из главной спальни такой же яркий, как маяк.