Дом обреченных

— Да, Марта, как только ты вошла в библиотеку, я мысленно увидела тебя такой, какой ты была двадцать лет назад.

— Двенадцати лет и слишком высокая для моего возраста.

— Да, но ты была так же красива, как и сейчас.

— А еще что-нибудь? — спросила тетя Анна.

Я избегала смотреть на дядю Генри.

— Нет, вообще ничего. Один раз была вспышка, словно открылась завеса, но она мгновенно закрылась. Все было слишком быстро, чтобы я смогла что-то ухватить.

— Могу поспорить, когда вы завтра увидите бабушку, — сказал Тео, — то что-нибудь вспомните. Вы, бывало, очень боялись ее.

— Кто ж ее не боялся, — заметил Колин.

Анна нагнулась поближе ко мне.

— Ты когда-нибудь расспрашивала Дженни о прошлом?

— Да. Сначала очень часто, но поскольку она не отвечала или давала мне уклончивые ответы, то я скоро перестала спрашивать. Я сейчас рада, что не вынуждала ее отвечать, поскольку тогда ей пришлось бы больше лгать. Она очень хотела защитить меня от этого.

— От чего, как вы думаете, она хотела вас защитить? — спросил Колин. Его поведение становилось несколько вызывающим, он меня утомил. Кроме того, я начала уставать от всех этих вопросов.

Гертруда выбрала подходящий момент, чтобы войти с подносом, который Анна помогла ей поставить передо мной. В молчаливом согласии трое мужчин покинули комнату, в то время как Марта достала из своей ковровой сумки образец вышивки крестиком и вскоре полностью погрузилась в него. Тетушка Анна оставалась рядом со мной, погрузившись в раздумья, как я полагаю, над тем, что я рассказала.

Это был спокойный вечер, один из тех, когда я решила отбросить мелкие сомнения, возникающие на задворках моего сознания. После двадцати четырех часов, проведенных в обществе моих родственников, я начинала привыкать к ним, а они — ко мне. Мое признание в этой непростой семье было не за горами, ведь с каждым эпизодом мы узнавали друг друга все больше и больше. Стены между нами становились ниже, возникали более тесные связи. В своем искреннем желании восстановить дружбу, которой мы наслаждались в детские годы, я сознательно игнорировала те мелкие противоречия, которые возникали.

Поужинав и послушав игру Марты на фортепиано, мы все пошли наверх в свои спальни. Колин вновь напомнил мне о моем обещании осмотреть Херст вместе с ним, и я уже жалела, что это обещание дала. Но какой у меня был выбор — дядя Генри, продолжавший изливать на меня разрушительное ощущение безнадежности, или Тео, который мог быть невыносимым с этими своими прекрасными манерами?

Захватив с собой в кровать путеводитель по Креморн-Гарденз, я позволила себе утешаться только сладкими мыслями об Эдварде. Я припомнила, как мы встретились год назад, его очарование, и как горда я была, показываясь с ним на Серпентайне. В Эдварде было все, что женщина ищет в мужчине, и я бесконечно счастлива тем, что получила его.

Когда я уже крепко и сладко спала, мне приснился странный сон о Колине Пембертоне…

На следующее утро над Херстом бушевал ужасный ветер, ломавший деревья и взметавший вихри сухой листвы. Сегодня за завтраком собрались все, с удовольствием угощаясь, вновь и вновь согреваясь пряным чаем Гертруды, Родственная атмосфера очень радовала меня, хотя снова лишали сил мысли об отце и брате.

Марта и тетя Анна планировали поездку в Ист Уимсли в экипаже дяди Генри, который собирался посетить фабрики. Они обычно ездили туда дважды в месяц, чтобы нанести визит вежливости викарию и пожертвовать беднякам старую одежду. В Ист Уимсли, как я поняла из их разговора, царила большая бедность — там жили рабочие фабрики.

— Если б не Пембертоны, — хвалился дядя Генри над своими тостами с джемом, — у этих субъектов вообще не было бы работы. Они бы отправились болтаться в большие города и еще больше переполнили бы трущобы. Надо держать деревенских в деревне, там, где им и положено быть.

— Это все поезда, отец, — подал голос Тео, который, казалось, вечно был озабочен тем, чтобы сказать нужную фразу. — До изобретения парового двигателя крестьянам некуда было податься. А теперь, по пенни за милю, он может взять свою семью и уехать туда, куда пожелает. Вот что погубило Лондон.

— Лондон не так уж плох, — рискнула я вступиться, — действительно, у нас перенаселенность и шум, но у нас и лучшие в мире больницы.

— Ерунда! Мы не нуждались бы в них, будь города почище, — отмел дядя Генри мое возражение. Стало ясно, что он твердо верит в бесполезность женских мыслей. Мы не должны иметь своего мнения и, уж конечно, не должны его высказывать.

— Лейла, дорогая, — спросила тетя Анна, — ты захватила подходящую одежду для такой ужасной погоды? Ты, кажется, носишь такой же размер, как Марта, и я уверена…

— Спасибо, тетя Анна, у меня достаточно одежды. Я всегда старалась быть практичной в плане одежды, больше следя за качеством, чем за модой.

— Можно иметь и то, и другое. — Она оглядела мое утреннее платье, и по ее виду было ясно — она думает, что оно могло бы быть и получше.

— Я прекрасно обойдусь, спасибо.

Впервые подал голос Колин:

— Я полагаю, что теперь, когда вы снова стали членом нашей семьи, вы могли бы одеваться как представительница рода Пембертон. Думаю, тетя Анна на это намекала.

— Позволь нам сделать для тебя несколько нарядов, Лейла, — сказала Марта, — это будет такое удовольствие!

Колин внимательно смотрел на меня, и я хорошо понимала, о чем он думает. Кузина Лейла вернулась в семью, чтобы наслаждаться ее богатством и жить как Пембертоны. Поскольку мне хотелось разрушить его глупое представление о том, что я прибыла сюда ради богатства Пембертонов, я не снизошла до этого уровня.

— Это очень мило с вашей стороны, и я вам очень благодарна. Но мне придется шить новые наряды, когда я выйду замуж.

— Конечно! — Марта оживилась еще больше. — А ваша свадьба будет здесь, в Херсте!

Дядя Генри вскинул голову.

— Что?

— О нет, — запротестовала я, — я на это не рассчитывала. Просто маленькая церковь и несколько наших друзей…

— О, ты не должна так делать. Тетя Анна, вы согласны? У нас в Херсте годами не было свадеб! Десятилетиями! Дядя Генри?

— Я уверен, что Лейла и ее молодой человек уже подготовили планы, было бы самонадеянно предлагать изменения.