Дом под сиренями

Хозяйка звала его «мой помощник», и Бен старался не ударить в грязь лицом. Он так храбро бросался навстречу трудностям, что заслужил ее уважение.

Мисс Селия сама излучала счастье, и окружающим невозможно было грустить, поэтому Бен вскоре снова повеселел, хотя болезненные воспоминании о смерти отца прятались в самом укромном уголке его сердца. На новом месте ему было так славно, что вскоре мальчик почувствовал, что у него впервые появился настоящий дом. Теперь у него будут ежедневные занятия, которые не смогут надоесть, потому что они такие легкие и разнообразные. Теперь вместо грубого Пэта, срывающего на нем свою раздражительность, у Бена появилась самая прекрасная хозяйка, которую только видел свет. С ее губ похвала слетает чаще, чем порицание, а благодарность превращает работу в наслаждение.

Сначала казалось, что возможны трения во взаимоотношениях двух мальчиков. Торни был прирожденным хозяином, властным, иногда даже деспотичным, а болезнь сделала его слабым и раздражительным. Бена учили повиноваться тем, кто старше его и, если б Торни был взрослым, у Бена не было бы к нему претензий. Но ему трудно было смириться с тем, что его «гоняет» мальчишка, к тому же вздорный.

Но одно слово мисс Селии развеяло угрожающие тучи на горизонте их отношений. Ради нее брат обещал постараться набраться терпения, ради нее Бен торжественно заявил, что никогда не станет «психовать», если мистер Торни будет несправедлив к нему. Оба очень скоро позабыли про хозяина и слугу и жили как два товарища, добродушно принимая изменения в характерах друг друга и находя взаимное удовольствие и пользу в новой дружбе.

Единственным вопросом, по которому мальчики никак не могли прийти к соглашению, были ноги. Они доставили много веселых минут мисс Селии, которая от души хохотала над их серьезными и жаркими дискуссиями по этому мучившему их вопросу.

Торни настаивал на том, что Бен был кривоногим. Бена обижало это определение. Он утверждал, что ноги хорошего наездника должны иметь легкую кривизну, и каждый, кто хоть что-нибудь понимает в этом деле, подтвердит, что, во-первых, это необходимо, а во-вторых, красиво. Торни же говорил, что все это, возможно, имеет смысл, когда сидишь на лошади. Однако, сойдя на твердую землю, такой ездок ходит, переваливаясь, как утка. На что Бен, в свою очередь, замечал, что уж лучше ходить переваливаясь, чем мотаться из стороны в сторону, как лошадь, у которой плохо с головой.

Тут он, конечно, мог поддеть своего оппонента, потому что бедный Торни действительно выглядел как нерешительный жеребенок, когда делал попытки ходить. Но он не собирался это признавать и набрасывался на Бена с уничтожающими примерами из жизни греков и римлян, которые славились не только своим искусством верховой езды, но и красивыми ногами. Бен ничего не мог на это возразить. Он только гордо упомянул о гонке на колесницах по примеру античных состязаний, в которой принимал участие. А это, между прочим, посерьезнее, чем болтовня всяких типов с длинными ногами.

— Джентльмены никогда не насмехались над своими лучшими друзьями за их увечья, — заметил Торни, бросая печальный взгляд на свои тонкие руки и страстно желая задать Бену хорошую трепку.

Этот намек напомнил последнему о страданиях молодого хозяина и обо всем, чем он обязан своей дорогой хозяйке. И Бен, как всегда, закончил спор, сделав несколько сальто в качестве разрядки, и снова пришел в хорошее расположение духа. Эх, если бы Торни сидел сейчас в своем кресле-каталке, он бы со свистом прокатил его вокруг сада на скорости, от которой у того захватило бы дыхание, доказав этим, что кривые ноги, возможно, и не кажутся очень красивыми некоторым отсталым существам, но с их помощью очень удобно ходить и бегать.

Торни это понравилось, и он на время прекратил спор, вежливо сменив тему. Так что приближающаяся ссора потонула в смехе над какой-то мальчишеской шуткой. С тех пор слово «ноги» избегали произносить по взаимному согласию, пока один случай не заставил его прозвучать снова.

Даже в лучших из нас сидит дух соперничества, который является полезной и вдохновляющей силой, если мы знаем, как им воспользоваться. Мисс Селия это знала и с помощью этого пыталась заставить мальчиков помогать друг другу. Причем не путем хвастливого или мелочного сравнения талантов, а словно обмениваясь ими, отдавая и принимая свободно, с добротой, радуясь возможности любить то, что есть у другого. Торни восхищался силой Бена, его деятельным характером и независимостью. Бен завидовал начитанности Торни, его хорошим манерам и изысканному окружению.

Мисс Селии удалось сделать так, что оба испытали радостное чувство, словно между ними существует некое равенство. Оба мальчика стали обмениваться своими небольшими познаниями, достижениями, и оба от этого становились лучше и счастливее, потому что только таким образом мы можем по-настоящему любить нашего соседа, как самого себя, и получать от жизни реальное удовольствие.

Не было конца новым работам, которые должен был сделать Бен, от содержания в чистоте тропинок и клумб, кормления домашних животных до обслуживания Торни и выполнения поручений мисс Селии. У него была маленькая комната в старом доме, недавно оклеенная новыми обоями со сценами из охотничьей жизни, которыми он не уставал восхищаться. В стенном шкафу висело несколько старых костюмов Торни, из которых тот вырос, переделанных для Бена, и — что бывший бродяга ценил гораздо больше — пара сапог со шпорами, найденных на чердаке, хотя он никогда бы не позволил себе терзать этими шпорами горячо любимую Литу.

Множество картинок, вырезанных из иллюстрированных журналов, на которых были изображены лошадиные бега, животные и птицы, были наклеены на стены комнаты, придавая ей вид цирка или бродячего зверинца. Это, однако, делало ее лишь более уютной для теперешнего владельца, который чувствовал себя чрезвычайно богатым и респектабельным, когда обозревал свое помещение.

В одном выдвижном ящике изящного маленького бюро Бен хранил реликвии своего отца, не представлявшие интереса ни для кого, кроме него, — письмо, сообщавшее о его смерти, потертую цепочку от часов и фотографию сеньора Хосе Монтебелло с юным сыном, стоящим у него на голове: оба прекрасно одеты и улыбаются с выражением превосходства, которое джентльмены их профессии обычно имеют на публике.

Другие сокровища Бена были украдены из котомки во время его скитаний. Но этими он очень дорожил и часто смотрел на них перед тем, как лечь спать. Он спрашивал себя, какже выглядит рай, если там еще лучше, чем в Калифорнии, и обычно засыпал с неясными мыслями о том, что рай, должно быть, напоминает Америку времен ее открытия Колумбом — прекрасная страна с яркими цветами и высокими деревьями с листьями и фруктами, которые никто никогда не видел раньше. И по этой счастливой райской земле отец теперь вечно ездит на прекрасном белом коне с крыльями, какого он видел на картинке в комнате мисс Селии.

Славные часы провел Бен в своей маленькой комнате, погруженный в книги, которых у него постепенно становилось все больше. Его любимыми были «Истории о животных» Хэмертона и «Наши молчаливые друзья». Обе книжки были полны интересных картинок и историй, какие любят мальчишки. Не меньше ему нравилось работать по дому, помогая приводить его в порядок.

Но самым интересным оставались ежедневные путешествия с мисс Селией и Торни, если позволяла погода, и одинокие поездки в город даже в проливной дождь, если нужно было срочно отправить или получить письмо.

Соседи скоро привыкли к смелым выходкам «этого мальчишки», но Бен знал, что служит объектом интереса, когда скачет на лошади во весь опор по главной улице, заставляя старых леди вскрикивать от испуга, а остальных приникать к окнам, думая, что кто-то устроил побег из местной тюрьмы. Лите это удовольствие нравилось не меньше, и она неслась во всю прыть, быстро научившись понимать интонации его голоса и знаки, которые он подавал, толкая ее рукой или ногой.

Эти эскапады побудили местных мальчишек относиться к Бену Брауну с глубоким восхищением, а девочек — с робким благоговением. Всех, кроме Бэб, которая страстно желала подражать ему и старалась это делать, как только у нее появлялась такая возможность — к крайнему огорчению бедного старого мерина Джека, поскольку это многострадальное животное было единственным существом, на котором ей разрешали ездить.