Дом последней надежды

Огромный каравай хлеба.

Привычного.

Круглого.

С темной корочкой, густо посыпанной тмином. Слегка приплюснутого с одной стороны и украшенного поперечною трещиной. От него исходил умопомрачительный аромат.

Для меня.

А Иоко запах казался кислым, да и… она удивлялась, что это вообще съедобно.

— По обычаю тьерингов, — Хельги отломил горбушку, которую протянул мне.

Ноздреватый.

Сладкий. И я оказывается, вечность не ела хлеба… нет, не вечность, всего-то пару недель.

— Благодарю, — Иоко поклонилась, ей вот хлеб совсем не понравился. Вязкий и кисловатый, и тяжелый, то ли дело лепешки из рисовой муки. Я доела хлеб, — полагаю, с моей стороны будет правильно пригласить вас отобедать…

Хельги ткнул паренька локтем в бок.

— Видишь, говорю, они тут другие… извините, госпожа Иоко, но мы тут устали… у вас слишком много всяких обычаев. Вы и сопли подтереть не можете, чтоб не обозвать это действо красивым словом… и к каждой сопле собственный платочек припасете…

…беззлобное ворчание.

Но вновь вспышка…

…рука.

…шелковый платок, который соскальзывает с запястья. Белый шелк с алой каймой. Ослабевшие пальцы пытаются ухватить его, но шелк капризен. Вздох.

Улыбка.

И растерянность в глазах Кэед, которое гаснет, как гаснет луна в рассветных водах озера Тугами…

…скоро парк откроют для посещений, ибо каждый, рожденный под красным солнцем Накугари, имеет право любоваться приходом осени. А еще на площади перед парком начнется ярмарка мастериц… и быть может, нам стоило бы принять в ней участие, вот только с чем…

— Не буду вам мешать, — я коснулась виска. Все же голова ныла, будто бы засела в ней стальная заноза. И значит, воспоминания важны, но…

…терпение.

Если память возвращается, то рано или поздно я узнаю все.

— И чего им надо? — Шину наблюдала за тьерингами из-за шелковой ширмы.

— Не ошибусь, если скажу, что тебя, — Кэед стояла здесь же, опираясь на резной столбик, и видно было, что даже стоять ей тяжело. — Во всяком случае рыжему. Второй, как полагаю, свободен?

— Именно…

— Кто он?

— Мастер по дереву, как я поняла…

— Плотник, — Кэед наморщила нос.

— А тебе сразу Наместника подавай…

— Отчего ж… плотник тоже неплохо…

— Мастер по дереву делает корабли, — сказала Араши, выглядывая из своей комнатенки. — Его берегут. Воином может стать любой, а вот услышать дерево — только тот, в ком дар имеется… слово хорошего мастера ценят больше, нежели слово воина.

И пояснила.

— Так отец рассказывал.

Кэед кивнула, одарив светловолосого тьеринга весьма многозначительным взглядом, правда, сосредоточенный на заборе, тот ничего не заметил.

— Что ж… это многое меняет…

— Ага, — Араши выглянула наружу и, потянув носом, сказала: — Он для тебя хорош… а вот ты для него?

— Не твоего ума дела, — Кэед медленно развернулась и, сделав крохотный шаг, застыла. Ее лицо исказила мучительная гримаса.

— Болят? — Шину протянула руку, на которую Кэед оперлась.

— Благодарю…

— От…

…к благодарности, пусть и произнесенной тоном ледяным, показно-равнодушным, Шину не привыкла. И смутилась. И оттопыренные уши ее, пожалуй, единственное, что во всем обличье могло показаться красивым, запылали.

— …тебе к нашей Мицу надобно, она в травах понимает… или к исиго…

— Исиго мне не поможет, — Кэед сказала это совсем иным тоном, обманчиво спокойным. И добавила. — Отец обращался, когда… когда стало понятно, что благородного жениха мне не дождаться… только исиго сказал, что кости уже выросли и теперь ничего не изменишь… мазь дал, чтобы не болела. И взял за это три золотых монеты. А если все-таки выправлять, хоть немного, то двести отдать надо…

Араши сказала слово, которого девица благородная и знать-то не должна бы.

— …та мазь и вправду помогала, но… она закончилась еще прошлою зимой. А отец решил, что три золотых монеты за крохотную склянку — это чересчур. Он подумывал отправить меня в монастырь. Так что, могу сказать, мне повезло, что в конце концов я оказалась здесь. Госпожа Иоко… я закончила работу над ширмой.

— Быстро, — Шину ступала медленно, чтобы Кэед успевала за ней.

— Все равно здесь больше нечем заняться, а работа меня всегда отвлекала.

…она и вправду была удивительной мастерицей.

Яркая зелень горы.

Алые крылья дракона.

Море седое, с чернотой. Живое. Застывшее с лодчонкой в огромных своих ладонях. И пусть держало оно лодочку бережно, но стоит дракону дыхнуть, и огненный шквал заставит море вздрогнуть.

Вскинуться в страхе ли.

В ярости.

А может, удержав несчастное суденышко, оно попытается сохранить его, но сосны на скалистом берегу вспыхнут, что спички…

Тихо вздохнула Шину.

Араши и та не нашлась, что сказать. А Кэед, проведя по ширме пальцами, сказала:

— Мне впервые попалась подобная работа… и я благодарна, что вы доверили ее мне, госпожа…

— Иоко, — мне давно уж надоело быть госпожой. — Зови меня Иоко…

— Что ж, — Шину подошла поближе и, присев у ковра, пощупала край пальцами. Цокнула языком. Хмыкнула. И сказала. — Пожалуй, за это мы выручим тысячи полторы… не меньше.

Но разом помрачнев, добавила:

— Если найдутся те, кто захочет иметь дело с женщинами…

Найдутся.

Я была уверена, что эта ширма привлечет немало внимания, вот только… Шину права в том, что появятся те, кто захочет получить ее даром.

Или почти даром.

Ведь разве способна женщина постигнуть истинную ценность вещей?

— Скоро осенняя ярмарка, — я, кажется, знала, что стоит сделать. — И думаю, нам будет что предложить на продажу…

Тишина.

И Араши поглаживает рукоять деревянного меча. Я знаю, что она сама его сделала, и не только его…

Был еще нефритовый зверь причудливого вида, сунутый в ладошку Юкико.

На удачу.

И широкий браслет, вырезанный из дерева и украшенный тонкими пластинами из камня. Такие на Островах не носят, но…