Дом с характером
Шрифт:
– Могла бы сделать так, чтобы они сами увидели, каков этот Ролло, а не сердить их еще больше, – напирал Питер.
– Зато я не смеялась над ними, как дедушка Вильям, – возразила Чармейн. – Это он их рассердил, а не я!
– И где он теперь? – сказал Питер. – Краны у него забрали, посуда вся грязная. Так что теперь именно нам придется все перемыть – а горячей воды нет даже в ванной!
Чармейн бросилась в кресло и снова принялась распечатывать королевское письмо.
– Почему это «именно нам»? – буркнула она. – К тому же я не имею ни малейшего представления, как моют посуду.
Питер был потрясен:
– Ты что, никогда не мыла
Чармейн наконец открыла конверт и вынула красивый большой сложенный лист плотной бумаги.
– Мама дала мне приличное воспитание, – объявила она. – Она никогда не подпускала меня ни к мойке, ни вообще к кухне.
– Ушам своим не верю! – воскликнул Питер. – С чего она решила, будто ничего не уметь – это приличное воспитание? Неужели прилично разжигать очаг куском мыла?
– А это, – гордо ответствовала Чармейн, – было нечаянно. Пожалуйста, помолчи и дай мне прочитать письмо.
Она нацепила очки на нос и развернула плотную бумагу.
– Дорогая мисс Бейкер, – прочитала она.
– Вот что, пойду и сделаю все сам, – заявил Питер. – Еще не хватало – чтобы меня тиранила толпа маленьких синих человечков! И хотелось бы думать, что у тебя хватит чувства собственного достоинства помочь мне.
– Тихо, – велела Чармейн и погрузилась в письмо.
Дорогая мисс Бейкер!
С Вашей стороны было очень любезно предложить Нам свои услуги. Обычно Нам вполне достаточно помощи Нашей дочери принцессы Хильды, однако обстоятельства сложились так, что Наша дочь должна принимать Важных Гостей и вынуждена оставить Работу в библиотеке на время Визита. Посему Мы с признательностью принимаем Ваше Любезное Предложение на временной основе. Если Вы будете так Добры явиться в Королевскую резиденцию утром в ближайшую среду, около половины одиннадцатого, Мы будем рады принять Вас в библиотеке и дать все указания по Работе.
Пока Чармейн читала письмо, сердце у нее бухало и екало, и, лишь дочитав до самого конца, она поняла, что произошло нечто поразительное, невероятное, немыслимое – король согласился, чтобы она помогла ему разобрать Королевскую библиотеку! На глаза Чармейн навернулись слезы – она сама не знала почему, – и ей пришлось стряхнуть очки. Сердце заколотилось от счастья. А потом – от ужаса. Вдруг среда – это сегодня? Вдруг Чармейн упустила свою удачу?!
Она слышала, но не слушала, как Питер громыхает кастрюлями и отпихивает в сторону собачьи мисочки, чтобы войти во внутреннюю дверь. Затем она услышала, как он возвращается.
– Какой сегодня день? – спросила Чармейн.
В руках у Питера была огромная кастрюля, и он поставил ее на огонь – раздалось шипение.
– Я тебе скажу, если ты скажешь мне, где у чародея мыло, – ответил Питер.
– Вот зараза! – рассердилась Чармейн. – В кладовой, в мешке из-под корма для Потеряшки, на нем еще написано что-то про собак. Так какой сегодня день?
– Тряпки, – ответил Питер. – Сначала скажи мне, где взять тряпки. Известно ли тебе, что в кладовой появилось еще два мешка с бельем?
– Не знаю я, где тряпки! – в сердцах воскликнула Чармейн. – Какой сегодня день?!
– Сначала тряпки, – ответил Питер. – Чародей не отвечает
на мои вопросы.– Он же не знал, что ты здесь будешь, – фыркнула Чармейн. – Уже среда?
– Не понимаю, почему он этого не знал, – заявил Питер. – Он получил мое письмо. Спроси, где тряпки.
Чармейн вздохнула.
– Дедушка Вильям, – проговорила она. – Этот дурачок желает знать, где тряпки, скажите ему, пожалуйста.
Ласковый голос ответил:
– Представьте себе, душенька, я едва не забыл о тряпках. Они в ящике стола.
– Сегодня вторник, – сказал Питер и рывком выдвинул ящик, едва не стукнув им Чармейн прямо в живот. И сообщил, доставая оттуда кипы кухонных полотенец и тряпок: – Я точно знаю, что сегодня вторник, потому что отправился в дорогу в субботу и путь занял три дня. Довольна?
– Благодарю, – сказала Чармейн. – Так мило с твоей стороны. Значит, завтра мне, к сожалению, придется отлучиться в город. Возможно, на весь день.
– Как удачно, что я здесь и есть кому присмотреть за домом, правда? – сказал Питер. – Куда это ты собралась?
– Король, – сообщила Чармейн с большим достоинством, – попросил меня прийти помочь ему. Не веришь – прочитай.
Питер взял письмо и проглядел его.
– Ясно, – кивнул он. – Ты организовала все так, чтобы быть в двух местах одновременно. Остроумно. А раз так, будь добра, прекрати сидеть сложа руки и помоги мне перемыть всю посуду прямо сейчас, как только вода нагреется.
– С какой стати? Я ее не пачкала, – отозвалась Чармейн. Она сунула письмо в карман и встала. – Я пошла в сад.
– Я ее тоже не пачкал, – возразил Питер. – И это твой дедушка, а не мой разозлил кобольдов.
Чармейн молча метнулась мимо него в гостиную.
– Тоже мне приличное воспитание! – крикнул Питер ей вслед. – Ты просто лентяйка, вот ты кто!
Чармейн и ухом не повела и метнулась дальше, к входной двери. За ней увязалась Потеряшка, умильно путаясь под ногами, но Чармейн так злилась на Питера, что на Потеряшку уже не хватило сил.
– Вечно придирается! – бурчала она. – Как только ступил на порог, так и начал и не может уняться! Как будто у самого нет недостатков! – И она распахнула входную дверь.
И ахнула. Кобольды даром времени не теряли. Ни секундочки. Да, кусты они не состригли, потому что она им запретила, зато срезали все до единого розовые цветы и почти все бордовые и белые. Дорожка была устлана розовыми и лиловыми зонтиками гортензий, и было видно, что среди кустов лежит еще больше цветов. Чармейн издала яростный вопль и бросилась их подбирать.
– Лентяйка, значит?! – бормотала она, собирая головки гортензий в подол. – Ой, бедный, бедный дедушка Вильям! Какой кошмар. Он ведь любит, чтобы гортензии были разноцветные! Ох, мелкие пакостники!
Чармейн пошла к столу под окном кабинета, чтобы выгрузить цветы на него, и обнаружила у стены корзину. Она прихватила ее с собой, чтобы собрать гортензии, лежавшие среди кустов. Потеряшка прыгала вокруг, принюхивалась и пофыркивала, а Чармейн собирала срезанные головки, пока не набрала целую корзину. И не без яда посмеялась, когда обнаружила, что кобольды не очень-то разобрались, что считать синим, а что нет. Они оставили большинство бирюзовых и зеленоватых соцветий и некоторые сиреневые, а с одним кустом им, наверное, пришлось совсем туго, потому что каждый цветок в каждом зонтике был розовый в серединке и голубой по краям. Судя по множеству крошечных следов вокруг этого куста, кобольды устроили из-за него