Дом с Привидениями и другие Президентские ужасы

Вот это были деньки! Но и сегодняшний день не промах. Ведь так?

Вот, какая сочная тёлка сидит сейчас рядом с ним. Перед началом первого фильма на экране появился Джеймс Вудс, который с серьёзным лицом предупредил американскую молодёжь о вреде кокаина. После чего потребовалось не так уж много времени, возможно всего пять минут, чтобы растопить лёд мрачного уныния Кэрон Энн. Темнота сыграла свою роль, и она наконец соизволила заняться старой доброй проверенной рукодрочкой. В темноте ведь не видно, что её кожа была цвета моркови.

Они слились в объятиях друг друга.

От одного только аромата её шампуня, к югу от брючного ремня Робби, тут же образовалась уже знакомая припухлость, а когда эти большие и сочные, умопомрачительного четвёртого размера, сиськи прижались к его груди и их губы встретились, Робби вздрогнул и замер. Всего один поцелуй, даже не поцелуй, а слюнявый школьный засос - и крепость уже готова была сдаться на милость победителя, но…

– Робби, в чём дело?

Но что он мог ей ответить?

Её губы на вкус были как… Как морковь.

* * *

– Ма-а-ам!
– в глазах Джинни Страйкер стояли слёзы.
– Гораций ничего не ест, я за него волнуюсь.

Прижав кролика к груди, словно это была ваза из драгоценного хрусталя, она шагнула на кухню, как предвестник Апокалипсиса, трагически вещающий о приближении конца света.

– Ну, думаю, ему не нравится новый корм из той большой коробки, которую ты купила на распродаже.

– Корм для кроликов, это корм для кроликов, солнышко, он везде одинаковый, - ответила её мать, пихая последнюю тарелку в посудомоечную машину “Kenmore”.

Папа лежал на диване в зале и смотрел бейсбол.

– Сраные “Янки”!^[2]– заорал он, - уберите с базы этого мудака, если долбаный Рипкен просрёт ещё один хоум-ран^[3], я лично добегу до “Camden Yards”^[4] и засуну биту ему в жоп…

– Фил!
– прикрикнула на него мисс Страйкер, - прекрати немедленно!

Плечи Джинни поникли. Никому из её родителей не было дела до бедного Горация.

– Мама, он не ел целый день, ему не нравится эта еда.

И тут вдруг её осенило. Салат! Гораций всегда с удовольствием ел листочки салата.

– Мама, а у нас есть салат? Гораций его точно скушает.

– Сейчас я посмотрю, солнышко, - мать улыбнулась Джинни вымученной улыбкой и открыла дверцу холодильника.

– Ура! Сейчас мы тебя накормим, Гораций, - но улыбка матери быстро увяла, и она закрыла холодильник.

– Прости, Джинни, я забыла, что он у нас закончился.

Слёзы хлынули из глаз двенадцатилетней Джинни.

– Обещаю, я куплю салат завтра, плюс возьму ещё пару других коробок с кроличьим кормом, - мать погладила Джинни по голове, - не плачь, вот увидишь, завтра твой Гораций будет лопать так, что за уши не оттащишь.

– Я поспорил с долбаным Чиззмором на ящик пива, что вы выиграете эту игру, - не унимался в зале отец.
– Мне опять поить его бухлом за свой счёт? И где, ёб вашу мать, Майк Мусина?^[5] Вы ж его купили. Из всех вас, криворуких уродов, он один может сделать нормальную подачу! Господи Иисусе, да вы там что, в штаны друг другу насрали?!

– Фил!
– снова крикнула мисс Страйкер, - хватит орать на весь дом, ты пугаешь нашу дочь.

– Сраные “Янки”!

Джинни тоскливо побрела обратно в свою комнату, прижимая Горация к груди.

Им на него плевать,– думала она.
– Бедный, бедный Гораций.

Она вскарабкалась на кровать, положила вялого Горация рядом и начала гладить его по голове, и чесать его за ушами.

– Не грусти, Гораций, - уверила его девочка.
– Завтра мы купим тебе много-много свежих листочков салата.

Она растянулась рядом с ним на кровати, внезапно почувствовав себя дико уставшей, и, незаметно для себя, вскоре задремала. И тогда, всегда такой послушный и милый, белый и пушистый кролик Гораций прыгнул к ней поближе. Его розовый нос задёргался.

Когда маленькая Джинни проснулась, её крик чуть не расколол окна спальни.

Что с ней?

Она же вздремнула всего на минутку. Подняв руку, Джинни вытаращила глаза. Мизинца на руке фактически не было, на его месте белели лишь голые косточки, кто-то обглодал с пальца всю кожу и мясо, и что самое страшное, на том месте где недавно лежала её рука, расплывалось большое мокрое пятно, и это точно была не кровь, потому что Джинни знала, что кровь красная, а это пятно было светло-зелёного цвета, такого же светло-зелёного, как листья салата. Гораций сидел рядом и пялился на свою визжащую хозяйку, нос его всё ещё дёргался принюхиваясь, а крошечный розовый ротик был заляпан чем-то похожим на…

* * *

– Вы, что, блядины, надо мной издеваетесь?!
– проревел Президент Соединённых Штатов Америки, в данный момент шло закрытое совещание прямо у него в Овальном Kабинете.

Начальник Штаба Кетчам тоже был здесь, как и временно уполномоченный секретарь Салли из “Департамента жилищного строительства”, как и Напмэн - представитель от “Комиссии по ядерному регулированию”, и ещё Ходж - начальник “Оперативного отдела Cлужбы Hациональной Безопасности”.

– Похоже у этой инфекции ограниченый ареал, господин Президент, - робко объявила Салли, - за всё время мы не получали ни одного сообщения, что кто-то заразился к востоку от Cкалистых Гор.^[6] Это хорошая новость.

– Хорошая новость?!
– завизжал Президент.
– К западу от Cкалистых Гор все превратились в ёбаные овощи, и это по-вашему хорошая новость?!!

– Ну, не совсем так, господин Президент, - продолжала Салли.
– Во-первых, инфекция селективна, то есть поражает выборочно. Возможно, заражено не более десяти процентов населения из тех, кто в той зоне, и во-вторых, они не превращаются в овощи буквально, сэр. У них просто меняются хромосомы, ну, как бы замещаются хромосомами сельскохозяйственных культур.

– И где же вас таких рожают, ебанаты?!
– заорал Президент.
– Надо было сразу шлёпнуть вас всех, паскуды, и точка. Как меня переизберут на второй срок, если куча гандонов на Западном Побережье превратилась в мутантов, пока я рулил страной. Господи Иисусе. Да ведь там Калифорния! Вы, блядь, представляете скольких я лишусь голосов, и как такое вообще могло случится, ёб вашу мать?!!

У Напмэна, представителя от “Комиссии по ядерному регулированию”, был подозрительный британский акцент. Президент не любил англичан. Они напоминали ему евреев.