Дом с золотыми ставнями
Шрифт:
– Ма, – сказала я, – твой внук был настоящий китаец. Какой черт, не то что негр, додумается эдаким про запас, на всякий случай?
И рассказала, что можно выжать из этого листка с витой подписью и датой: "I-е октября 1826-го года".
Ма знала подробности давней истории. Мы обсуждали детали этого дела, как вдруг Ма Ирене сказала, словно вспомнив:
– Не забудь навестить Марту. Ее подружка по борделю, парда из дома капитана, приезжала к ней как-то и говорила, что нашла твоего белого мальчишку. Будто бы ты заплатила ей за это задаток и уехала.
Тут-то у меня и поплыло перед глазами и закачало в удобном кресле, словно на корабельной
Глава шестнадцатая
Марта встретила нас так, будто рассталась вчера. Она, кажется, вообще никогда ничему не удивлялась. Она только растолстела, обрюзгла, но манеры не переменила.
– Евлалия? Ну да, была с год назад. Она нашла твоего мальчишку. Мало того, она подсунула его самому сеньору в помощники – капитан после отставки занялся торговлей, и ему потребовалось что-то вроде конторщика. Энрике Вальдес его зовут, и он такой же беленький, как этот сеньор, как вас, дон Алехандро? Едва ли он не белее вас, дон Алехандро. Он там и живет, в доме капитана. Но я бы советовала тебе повидать сначала Евлалию, ты ей, по-моему, задолжала. Вильяверде? Там имение оставлено на майораля, а хозяева живут в Гаване. Так что, негры, вам ехать в Гавану так или иначе.
Чтобы удобнее и незаметнее подойти к Гаване, мы дали здоровенного крюка вокруг острова. Факундо, хорошо знавший город по прежним временам, привел нас в припортовый квартал, на улицу Меркадерес, где в маленькой гостинице не очень-то смотрели в бумаги гостей. Хозяин сразу признал в Санди моряка, какими улица кишела, а с негров при белом хозяине какой спрос? А поскольку трактирщики знают все и всех, у него же Санди узнал, как найти таможенного инспектора дона Косме Сотомайора.
С сеньоры Сотомайор я начала наши дела в Гаване.
Я давно убедилась, что наряд горничной из богатого дома – самый подходящий для негритянки, если она не хочет, чтобы прохожие глядели на нее с подозрением.
Оборванные босячки бросаются в глаза альгвасилам. Богато одетая дама вызывает любопытство: кто такая? Но если поверх хорошо сшитого платья надет белый передник с большими карманами, а на голове кружевная наколка, а еще лучше – корзина для покупок, все думают одно: доверенная служанка спешит с поручением хозяйки.
Корзинки у меня не было, но платьем лондонского покроя, наколкой и передником запаслась. Под передником в складках юбки спрятала на всякий случай пистолет, а в кармане, аккуратно переписанная, лежала копия расписки, данная одному разбойнику некоей нетерпеливой дамой.
Без особого труда нашла хорошенький особнячок на улице Агуакате. Сеньора оказалась дома – час стоял ранний, что-то около девяти. Молоденькая горничная спросила, как доложить.
Достала копию расписки и подала девчонке:
– Скажи только, что ее хочет видеть человек, принесший эту бумагу.
Та крутанула юбками и унеслась: одна нога здесь, другая там. Минуты не прошло, как уже высунула с лестницы любопытствующее лицо:
– Сеньора велела просить немедленно.
Сеньора ждала меня в маленьком кабинете на втором этаже. Начавшая полнеть дама была перепугана – бледная, с выступившим потом.
Первое, что она сказала:
– Как ты имела наглость прийти ко мне с этой бумажкой? Я этого не писал, это не моя рука!
– Совершенно верно. Это моя рука. А то же самое, только написанное вашей рукой, находится в миле
отсюда, у моих друзей.– Какое ты отношение имеешь ко всему этому?
– Я была одной из тех, что сунул вашу сестрицу – пусть в аду ее черти гложут, – головой в кожаный мешок.
Донья Вирхиния кивнула.
– Я помню, среди нападавших была одна женщина. Значит, ты? Что тебе нужно, деньги? Нет? А что?
– Речь пойдет о кое-каких услугах для Каники.
– Он умер полгода назад. В Гаване об этом говорили шепотом, жандармское управление не хотело огласки скандальной истории, но я знаю все подробности.
Меня, как можно догадаться, очень интересовало все, что касалось твоего друга.
Она говорила, а я все к ней присматривалась. Я не увидела в этой испуганной женщине ни коричневого тумана злости, ни цветных линий хитрости. Судьба ее пришибла с детства нищетой, потом – замужество за ничтожным чиновником, дети, траты, сведение концов с концами, потертые платья, стоптанные башмаки, счета из лавок, торговля на базаре до хрипоты из-за пучка зелени, чтоб выкроить лишний сентаво.
Я нарочно тянула время, – я ее попросила рассказать, откуда взялась такая несусветная злоба в обычном с виду человеке, ее сестре, и услышала историю о том, как Мария де лас Ньевес жила в приживалках у герцогини Харуко, и оттуда нетрудно было как на ладони представить судьбу второй сестрицы. Бедность! Она на многое заставляет идти. Ходить пять лет в рваных юбках, когда рядом лежит жирный кусок, который по закону тебе же достанется! Конечно, она написала ту бумагу. Конечно, она жила эти годы в постоянном страхе. Конечно, вздохнула с облегчением, узнав о смерти того, чьей мнимой сообщницей была. И едва успела успокоиться, как сваливается словно орех на голову неизвестно кто и требует неизвестно чего.
– Так что же вам всем от меня надо?
Я еще поглядела на нее минуту-другую, отчего дама заерзала на стуле. Конечно, она будет шелковая в наших руках.
– Вы, сеньора, христианка?
– Что за вопрос! Слава всевышнему, я добрая католичка. Я никогда не обижала негров. Паулина и вся ее семья получили вольные.
– А вы любопытны, донья Вирхиния?
– Во всяком случае, не сую нос в чужие дела.
– Похвально, но не всегда годится. Вы слышали, что у Каники осталась дочь?
– Разумеется. Он водил шашни со своей хозяйкой, насколько я знаю. Он умер как мужчина… Хотя не достойно мужчины убивать женщин.
– Это отдельный разговор… Но хорошо, что у вас остались уважительные воспоминания о нашем друге. Вы можете проявить человеческое любопытство заодно с христианским милосердием и оказать ему посмертную услугу.
И рассказала, в чем дело – "девочке нужны настоящая опека и забота, и мы, друзья ее отца, будем заботиться о ней, но в официальные опекуны, конечно не годимся. Нам нужен человек, которому мы могли бы доверять, – как, донья Вирхиния?" Дама успокоилась слегка, поняв, что ничего страшного ей пока не грозит. Но не совсем:
– А что же с подлинником этой расписки?
– А зачем он вам? Мы так славно обо всем договорились. Он много лет не всплывал наружу и не всплывет. До свадьбы девочки еще далеко!
Одно дело было сделано. Затруднений в нем я не предполагала и не встретила. Надо было приступать ко второму. А меня брал страх: как я скажу парню, убежденному, что он белый…
Санди попробовал посоветовать: придумай что-нибудь, мол, ты его кормилица или что-то в этом роде. Но Гром сказал, чтобы не морочили голову парню и самим себе.