Дом с золотыми ставнями

Лодка заботами Ма Ирене была в полной сохранности.

Мы провели в Агуа Дульсе весь день, и, как прошлый раз, крошка Флор де Оро не отпускала ни на шаг от себя Филомено. Странно и трогательно было видеть, как серьезно семилетняя девочка принимает это жениховство, и как неловок и застенчив с узкоглазой желтокожей куколкой бесстрашный шестнадцатилетний воин. Он сажал ее ладонь и поднимал к потолку, а она скрещивала ножки, подбирала юбочки и кричала:

– Нет, нет, отпусти меня, право, это неприлично!

Она сказал ему на прощание:

– Я умею теперь читать и писать. Пиши мне, пожалуйста, и я буду отвечать тебе сама.

Это был уже не тот испуганный зверек, что в прошлом году, – немного серьезная, немного кокетливая маленькая девочка. Мы с Ма Ирене не знали, что может получиться из всего этого, но худого не ожидали.

В Порт-Рояле все было, как предвиделось. Пришло письмо от Мэшема: обещал приехать. И, конечно, наведывался сеньор Суарес.

Он не стал разговаривать ни с кем в доме. Узнав, когда примерно ожидается приезд зятя, хмыкнул и обещал проверить точность его слов. Про меня даже не спросил.

– Что будем делать, мальчики?

Энрике предложил нам с ним подождать визита капитана. "А Филомено пусть отправляется назад", – не годилось оставлять одних Сили с малышкой на руках и едва поправившегося отца.

Месяц безвылазно просидела я в доме, ожидая визита дона Федерико. Наконец гость появился.

– Так, молодой человек, я приехал, не надеясь застать вас на этом месте. Уж очень поспешно вы уехали в тот день…

– Разве я не имел на это оснований? Вы хотели отнять у меня жену, и естественно, я постарался спрятать ее в надежное место.

– И до каких пор ты собираешься ее прятать, плут?

– До тех пор, пока никто не сможет увезти ее от меня против ее собственной воли.

– К твоему, сведению, она моя несовершеннолетняя дочь.

– Отлично осведомлен! Ничто, кроме вашего упрямства, не мешает ей совмещать роли моей любимой жены и вашей нежной дочери, а так же мамы очаровательной дочурки – вашей, к слову сказать, внучки.

Капитан долго расспрашивал про девочку – казалось, он настроен гораздо менее воинственно, чем в прошлый раз. Наконец махнул рукой.

– Играйте в прятки, дети – это скоро вам надоест. Скажи-ка, ведь сейчас при Сесилии осталось это семейство головорезов – Кассандра и иже с ней?

– Не имею представления, кому они режут головы сейчас, – ответил Энрике холодно. – Я забочусь о своей семье. Они, полагаю, позаботятся о себе сами.

– Можешь считать, что я тебе поверил, сынок. Я лично думаю, что Сандра стирает сейчас пленки моей внучки и утюжит юбки моей дочки. Когда поедешь в другой раз проведать жену, скажи Сандре, что я не стал давать хода бумагам. Пусть не боится и даст о себе знать. Я хотел бы поговорить с ней пообстоятельнее. Будь мы на Кубе, я бы давно выследил, где она есть. Здесь мне это сделать труднее… и не хочу. Я думаю, ты знаешь все, что между нами было, – если не от нее самой, то от Сесилии. Если ты настоящий мужчина, сынок, ты должен понять, что это за женщина.

– Вы недооцениваете обаяния вашей дочери, дон Федерико, – отвечал сын. – А меня никогда не привлекали пожилые негритянки.

– О вкусах не спорят… хотя я вижу, что в женщинах ты не слишком разбираешься.

Хорошо, каждому свое. Я не буду тебя больше беспокоить и не стану требовать клятв. Обещай только, что если увидишь Кассандру, или кого-то из ее семьи, то передашь то, что я сказал. Если увидишь… идет? Эта женщина мне нужна. Найди мне ее, и я оставлю в покое тебя и дочь, узаконив ваш брак. Договорились?

– Я понял, чего вы хотите, – сказал Энрике, – но от меня ли это зависит?

Нужны ли вы этой женщине?

– Когда-то я был ей не противен и на это уповаю. До свидания, сынок.

Я вышла из-за портьеры, где простояла весь разговор.

– Все, опасность миновала. Можно ехать за остальными.

– Ты хочешь говорить с ним сейчас?

– Не имею желания. Но в любой момент, когда он нагрянет, я могу ему сказать: слушаю вас внимательно, сеньор!

Энрике мялся что-то и все крутил в руках серебряную пепельницу.

– Ма… извини, может, это не мое дело. Почему бы тебе не… Ну, словом, дон Фернандо человек мужественный и благородный. Он любит тебя – почему бы тебе не уважить его чувства? Только не говори мне про долг перед семьей. Ты на глазах у мужа можешь путаться с Санди – и муж делает вид, что ничего не видит. Ведь ты была любовницей дона Федерико, и тогда, кажется, Гром против этого не возражал.

Или как оно там было?

Я глазом не моргнула, потому что ожидала давно этот вопрос.

– Как было, так и было, сынок! Во-первых, мы были тогда рабами. Во-вторых, я не знала о твоем тесте того, что знаю сейчас.

– Что же такого ты о нем знаешь?

– Одну прелюбопытную вещь… но тебе скажу ее, если только уж очень пригорит.

– Ладно, пусть. Ну, а Санди? – не унимался сын. – Зачем он тебе?

– Не столько он мне, сколько я ему. Я ему нужнее, чем он мне. Представь себе, что я уважила его чувства на тот же манер, как ты предлагал мне уважить чувства своего тестя.

– Ну, а Гром? Черт меня возьми, ему это словно не важнее, чем зеленый огурец!

– Может, так, а может, не так, – отвечала я. – Знаю, что по-хорошему вроде бы так не полагается. Но жизнь – она разная, в каждом монастыре свой устав.

Сначала Гром терпел, когда мною пользовались хозяева, потом я сквозь пальцы смотрела на то, что он имел гарем, а потом это все стало не так уж важно.

– Анха! – кивнул Энрике. Вижу, что у вас сохраняются, по крайней мере отчасти, африканские порядки в семье. Вообще-то это никому не мешает, поскольку никого не касается. Меня волнует лишь одно: не вздумает ли перенять эти порядки моя супруга?

Ох, как я хохотала! Я смеялась так, что рассмешила даже помрачневшего сына.

Утерев набежавшие слезы, я успокоила его: это скорее он, полуафриканец, станет пялить глаза на сторону, и провались я на месте, если не вступлюсь за него, когда дело дойдет до битья горшков.

Через день или два, наняв рыбачью лодку, я снова переправилась на кубинский берег. Там уже измаялись, целый месяц ожидая от нас вестей. А еще через несколько дней все наше семейство вернулось в Порт-Рояль в полном здравии.

Нет, не все было гладко, по дороге мы попали в шквал, какие имеют обыкновение в наших местах налетать откуда ни возьмись. Нас немилосердно поливало дождем, а ветер трепал лодку со спущенным парусом, как собака пойманную крысу. Разгулялась волна – а скорлупка наша до того была мала по сравнению с водяными махинами! Ни разу мы не попадали в эдакую переделку и перетрусили не на шутку. Но дождик вымочил, а ветер высушил, и все обошлось благополучно, кроме одного: у Сесилии, просидевшей весь шторм в крошечной каюте и тоже отчаянно боявшейся, с испугу пропало молоко. Так что первой заботой по возвращении было – искать внучке кормилицу.