Дом шалунов

Чья-то нежная рука легла на его плечо, нежные губы коснулись его лба. Гога оглянулся.

— Мама! — вскрикнул мальчик.

ГЛАВА 12

Неожиданная радость. Он! Ему становится лучше. Его мама

— Мамочка! Мама! — и Гога осыпал руки и лицо молодой женщины поцелуями.

Мама отвечала ему тем же. Она не узнавала своего Гогу в этом странно изменившемся мальчике. Прежнее капризно-надменное выражение исчезло с его лица. Глаза не смотрели на всех с суровой неприязнью. Они были печальны и тоскливы, эти глаза, полные слез. Гога точно переродился.

— Мамочка, как ты приехала? Так неожиданно! И ничего не написала! — забросал Гога вопросами мать.

— Я получила письмо от твоего директора, где он написал о страшном происшествии с быком и о том, что один мужественный, смелый и благородный мальчик спас тебя от верной гибели. Я и приехала поблагодарить этого мальчика и повидать тебя и его, — отвечала госпожа Владина.

— Ах, мама, он, Котя, он умирает. Мы пришли сюда молиться за него, — прошептал Гога.

— Да, он умирает, — хором повторили пансионеры, окружая госпожу Владину и ее сына.

— Бедный ребенок. Неужели ему суждено погибнуть за его великодушный поступок, — печально проговорила молодая женщина и потом тихо спросила у окружающих ее детей:

— А мне позволено будет повидать его?

— Ну, конечно, — отвечал Алек, — ведь он все равно лежит без чувств. Вы его не можете потревожить. Позвольте, я проведу вас туда.

— Пожалуйста, милый Гога, не пойдешь ли и ты взглянуть на твоего спасителя? — предложила она сыну.

— Александр Васильевич нам запрещает в лазарет, — отвечал ей кто-то из мальчиков.

— В таком случае я пойду одна. Ты подождешь меня, хорошо, мой мальчик?

— Хорошо, мама!

Госпожу Владину проводили до дверей комнаты больного.

У порога ее встретил директор и горячо пожал ей руку.

— Я знал, что вы чуткая, отзывчивая и захотите непременно повидать того, кто спас вашего Гогу, — произнес он тихо. — Он очень плох, несчастный мальчик. Впрочем, сейчас ему чуточку лучше, нежели было утром.

От этих слов на лице г-жи Владиной и на лицах сопровождавших ее мальчиков отразилась улыбка надежды.

Потом вновь прибывшая вошла за директором в комнату больного. Толпа маленьких пансионеров притаилась у дверей.

Попав из светлой комнаты в полутьму спальни лазарета, госпожа Владина ничего не могла разобрать в первую минуту. К тому же острый запах лекарства, царивший здесь, ударил ей в голову. Ей сделалось почти дурно, и она едва устояла на ногах. Мало-помалу глаза молодой женщины привыкли к темноте, и она различила большую кровать в углу, кресло и столик с лекарствами подле постели, директора, сидевшего в кресле, и что-то маленькое, круглое, обложенное пузырями со льдом посередине подушки.

Госпожа Владина приблизилась к постели, наклонилась и поцеловала маленькую худенькую ручку, выбившуюся из-под одеяла.

— Спасибо тебе, смелый, отважный мальчик, спасибо, что спас моего Гогу, — произнесла она и поспешно отошла от постели.

— Вы видели его близко, сударыня? — спросил ее директор.

— Нет.

— Я вам покажу его сейчас. Мы приподнимем штору. Все равно придется давать ему лекарство и потревожить его. Удивительный мальчик, я вам скажу. Я редко встречал таких детей. Во время болезни он сильно изменился. Пришлось срезать ему волосы. Они были как чистое золото.

— Как золото, говорите вы? — рассеянно проронила молодая женщина и снова наклонилась над постелью больного.

Александр Васильевич осторожно поднял штору. Луч солнца ворвался в комнату и осветил Котю. Этот свет потревожил его. Его веки слабо затрепетали. Черные глаза широко раскрылись и странным взглядом окинули незнакомую даму, стоявшую у его постели. Он пошевелил головою, и тяжелый мешок со льдом свалился с его темени и лба.

Молодая женщина наклонилась над больным мальчиком.

Котя увидел склоненное над ним ласковое лицо. Он чувствовал себя как во сне, как в том сне, когда то же ласковое, то же милое женское лицо склонялось над ним и слышалась нежная песня.

И Котя чуть слышно, слабым голоском попытался спеть:

Ты мое солнышко жаркое, Ты мой серебряный луч, Утро весеннее, яркое, Ясное утро, без туч!

Котя, будучи не в силах, забылся в обмороке.

Глаза Владиной впились в бледное, изнуренное болезнью лицо Коти. Странная судорога прошла по всему ее телу. Она продолжила песню:

Мальчик мой, крошка прелестный, О, как люблю тебя я! Пташка моя поднебесная, Радость, утеха моя!

И с легким криком: «Он, это он!» Екатерина Александровна Владина упала на руки подоспевшего директора.

* * *

В комнате было светло. Окно открыто. За окном видны были целые сугробы снега, покрытые белым инеем деревья в саду и тучи галок, сидевших на крыше.

— Как я долго спал, однако! — подумал мальчик. — Уже снег выпал, значит зима! Неужели же я проспал целую осень!

И это показалось ему таким смешным и забавным, что он слабо рассмеялся.

Его смех разбудил старушку, спавшую подле его постели в широком кресле.

Лицо старушки показалось Коте ужасно знакомым. Но где он видел его — он не мог припомнить.

— Скажи, бабушка, — произнес он слабым нежным голоском, — неужели же я проспал всю осень?

— Нет, ты проболел всю осень, дружочек, — радостно встрепенувшись, произнесла старушка, — а теперь ты поправился, слава Богу, батюшка ты мой!

— Ах, да, — вспомнил Котя. — Бык, кажется, подбросил меня на рога. Не так ли?

— Да, милый! И ты заболел от этого.

— Потому что я стукнулся обо что-то, да? — припомнил мальчик.

— Значит, ты помнишь все? — удивилась старушка.

— Все! А вы чья же, бабушка, будете? — спросил он ее снова.

— Я — ничья, милый. Я просто няня…

— А чья няня?

— Одного мальчика, которого зовут Гогой.

— А у него нет мамы и папы, у вашего Гоги?

— Мама есть. Она приехала сюда, чтобы повидать Гогу и тебя поблагодарить за то, что…