Дом у кладбища

За исключением истории о мертвом женихе, приведенной голландским капитаном, все прочие «духовидческие» «Записки Парселла» носят скорее комический характер. Пьяница, узревший ад под ступеньками собственной лестницы; мужа за три дня отсутствия сочли мертвым, жена спешит обвенчаться с другим до наступления поста, а священника зовут изгонять подоспевшего к свадьбе «призрака»; в старого гусака, по мнению местного специалиста по «гастрономии» (разумеется, «астрономия»), вселился дух покойного крестьянина. «Реальное» привидение обнаруживается только в рассказе «Привидение и костоправ» — покойный сквайр заставляет перепуганного крестьянина вправлять ему вывихнутую лодыжку, а для храбрости подкрепляется глотком самогона… увы, по ошибке он хватается за бутылку со святой водой и тут же рассеивается, оставляя в руках костоправа больную ногу. И это правильно: в основе народных рассказов о призраках лежат панибратские отношения со смертью, великой уравнительницей. «Костоправ» не призрака боится, а своего барина, и при жизни известного неласковым нравом.

Уже в этих «Записках» проступает интерес к социальному укладу Ирландии, к ее традиции, характерам и типажам, которые отходят в прошлое. Рассказы о привидениях, как и некоторые баллады, можно счесть условно этнографическими, другие рассказы — о дуэли последнего О'Коннора и похождениях капитана Фицджеральда — тяготеют к жанру исторической новеллы. Комическая струна, к сожалению, вскоре умолкнет (право, жаль — именно такая интонация всего пленительнее в «страшной истории»). Зато историческая линия, «вальтер-скоттовская», развернется в роман о старом Дублине «Петух и якорь», отзвуки которого специалисты находят у Джойса в «Поминках по Финнегану», и в сложнейший роман «Дом у кладбища».

«Дом у кладбища» вышел в переводе на русский язык; не стоит лишним пересказом перебивать читателям удовольствие. Можно с полным правом обещать все, что любят в «толстой книге перед сном»: тайны и ужасы, родовую месть, неслыханное коварство, отвергнутых наследников, внезапные узнавания, несправедливые приговоры, преданную любовь и счастливый конец. В этом романе удачно сошлись все лучшие стороны писательского дара Ле Фаню: знание исторических деталей и местных преданий, любовь к таинственному в сочетании с реалистическим подходом, умение увлекать, не обманывая. Сам автор считал эту книгу вершиной своего творчества. И был разочарован, не добившись ожидаемого успеха.

Критики привыкли делить профессиональную жизнь писателя на три периода. Первый — молодая, яркая пора — заканчивается примерно в 1850 году. В первые же два года своей литературной деятельности Ле Фаню создал двенадцать рассказов, вошедших позднее в «Записки Парселла». Среди них имелось и несколько вполне реалистичных, в том числе разросшаяся позднее в «Дядю Сайласа» «Тайная история ирландской графини» и повлиявшая на Шарлотту Бронте история невинной девушки, выданной замуж за двоеженца и преследуемой его первой, скрываемой и полубезумной женой. Удивительна гибкость фантазии молодого автора, его способность работать на любом поле, от комического до страшного, от занудно-реалистического до философского. Из двенадцати текстов (включая один стихотворный!) едва ли найдется два однотипных. Но в 1840 году Ле Фаню приобретает газету «Уордер» (на деньги, которые отец предназначал для начала его адвокатской карьеры), в скором времени возглавляет «Дублин Ивнинг Мейл» и продолжает тесное сотрудничество с «Дублин Университи Мэгэзин». В ту пору, помимо рассказов, Ле Фаню публикует множество литературных и театральных рецензий. Он пишет множество «правильных» историй с привидениями, удовлетворяя потребности своих изданий, в том числе создает «готическую новеллу» в духе Анны Рэдклифф с непременными итальянцами: «Спалатро: из записок фра Джакомо». Как и многие другие произведения того периода, безделушку эту Ле Фаню подписывать не стал. Только в 1980 году публикацию из «Дублин Университи Мэгэзин» за 1843 год атрибутировали — а ведь именно в этой проходной вещи впервые возникает образ красавицы-вампирши, из которого тридцать лет спустя возникнет бессмертная (во всех отношениях) Кармилла.

Все его сюжеты раннего периода настолько оригинальны и хороши, что ко многим он возвращался (порой дважды и трижды), перерабатывая их в новые рассказы или в целые романы. Но для молодого Ле Фаню призраки — поденщина, хлеб насущный. Серьезная книга — это исторический роман с проирландской ностальгией, подобной прошотландской тенденции у Вальтера Скотта; это «Петух и якорь» или «Судьба полковника Торлофа О'Брайена». Однако ирландский колорит оказался невостребованным. Публика решила, что хватит с нее одного Вальтера Скотта. К тому же ирландцы оказались не столь живописными, как шотландские горцы. Неуспех «Дома у кладбища» казался тем более обидным, что роман был издан после долгого молчания, во всяком случае, после долгого перерыва в «серьезных книгах». Между «Судьбой полковника О'Брайена» и этой книгой пролегло шестнадцать лет, за которые многое успело измениться в судьбе самого писателя и его страны.

Около 1840 года корабль, приплывший из Южной Америки, занес в Европу вредителя Phytophthora infestans. За короткое время плесенный грибок истребил практически весь урожай картофеля. В Ирландии, где земля принудительно делилась между всеми наследниками, а не передавалась старшему сыну — именно с целью раздробить и ослабить владения католиков, — две трети крестьянских хозяйств были так малы, что выращивали только картофель. Несколько неурожаев подряд означали голодную смерть. С 1845 по 1849 год в Ирландии погибли около миллиона человек, а кто сумел — бежал за море. С этого момента и на протяжении 70 лет население Ирландии продолжало убывать и в итоге сократилось вдвое. Только в 2006 году было сообщено о полном восстановлении прежнего числа жителей на западе страны.

Эта ситуация выглядела уж вовсе несправедливой на фоне общего благополучия Соединенного Королевства. В процветающую и человеколюбивую Викторианскую эпоху люди умирали от голода. И в разгар голода продовольствие продолжали вывозить на соседний остров, откуда в Ирландию поставляли солдат и судей. В такой обстановке, пожалуй, не до исторических романов, и Ле Фаню перестал их писать. Он занялся как раз тем, к чему готовили его «семья и школа»: политической, общественной деятельностью. Обличал равнодушие правительства, призывал к разумным и правильным мерам. Его соученики по Тринити-колледжу Джон Митчелл и Томас Райлли зашли гораздо дальше в своих обличениях и в 1848 году были осуждены как мятежники и вывезены на каторгу за океан. Самым деятельным оказался некий Уильям О'Брайен (неужто Ле Фаню своим юношеским романом напророчил?), который даже попытался поднять вооруженное восстание. О'Брайен этот, кстати говоря, был протестантом и богатым дворянином — еще один из былых оккупантов, ставших на сторону побежденных. Шеридан Ле Фаню возмутительных листков не издавал и за оружие не брался. Его протест против деятельности правительства или отсутствия таковой был, безусловно, корректным и консервативным. Тем не менее это стоило ему политической карьеры: на местных выборах в парламент в 1852 году Ле Фаню провалили.

Впрочем, все это мало что значило по сравнению с домашними бедами. Примерно в ту же пору Сюзанна Беннет, с которой он состоял в браке с 1844 года и имел уже несколько детей, обнаруживает первые признаки «нервного расстройства» — частый в ту пору «женский» диагноз. Двойное чувство ответственности и вины — за самого близкого человека и за тех самых ирландцев, которых ведь искренне любил, благодаря общественному интересу к которым делал свои первые шаги как писатель и светский оратор, а помочь на деле вовсе не сумел, — тяжело давило на плечи. К середине пятидесятых годов Ле Фаню превращается в «князя-невидимку», то есть исчезает из светских салонов, почти не пишет, хотя успешно продолжает руководить своими газетами. После смерти Сюзанны в 1858 году он окончательно превращается в затворника. Но именно тогда он вновь берется за перо и создает те самые вещи, которые принесли ему если не славу, то устойчивую и справедливо заслуженную репутацию.

«Второй период творчества», с начала пятидесятых по начало шестидесятых, не сводился только к издательской деятельности. Ле Фаню зарабатывал, обеспечивал семью самым надежным способом — историями с привидениями. Сначала публиковал их в «Дублин Университи Мэгэзин», потом лучшие компоновал в сборники, иногда что-то добавляя, переписывая из раннего. Как ни парадоксально (хотя профессиональный мистификатор заслуживал чего-то подобного), его великолепные ранние «штучки» не были изданы в виде сборника при жизни. «Записки Парселла» были собраны и опубликованы посмертно, в 1880 году. А спустя почти сто лет в Америке вышла книга под тем же названием, но с совершенно другим составом, с включением множества более поздних, знаменитых новелл. Поделом человеку, многократно переписывавшему свои сюжеты и лучшие из них дарившему другим рассказчикам. Еще одну «золотую дюжину» новелл, извлеченных из «Дублин Университи Мэгэзин» и диккенсовского еженедельника, в 1923 году издал под общим названием «Дух мадам Краул» пылкий поклонник Ле Фаню, признанный мастер «привиденческих историй» М.Р. Джеймс. С этого момента полузабытый автор — вот уж действительно «князь-невидимка» — вернулся в круг насущного досужего чтения.

Как всякий автор «чтива», Ле Фаню и после смерти, и при жизни во многом зависел от издателя. Его заявка на важную книгу, исторический роман, который включит славное прошлое в обустроенное настоящее, сделает повседневность более поэтичной, а тайны — менее зловещими, не оправдалась. Но оставался путь профессионала, издателя и беллетриста, поставляющего читателю такое чтение, какое востребовано.

Не слишком теплый прием ждал «Дом у кладбища» в том числе и потому, что создавался этот роман в виде сериала и так, отрывками, был заранее прочтен основной аудиторией в «Дублин Университи Мэгэзин», — а роман сложный, запутанный, со множеством персонажей. Став в 1861 году владельцем журнала, Ле Фаню решил повысить спрос, предложив читателям модный (с его точки зрения — дешевый) сенсационный роман. «Рука Уайлдера» создавалась едва ли не параллельно с «Домом у кладбища», и некоторые мелодраматические приемы оттуда в «серьезный роман» проникли. А главное — за эти годы Ле Фаню убедился в недостаточности провинциального признания. И ради заработка, и ради честолюбия следовало ориентироваться на Лондон. Его лондонский издатель Ричард Бентли, публиковавший «Оливера Твиста», Уилки Коллинза, Эдгара По, рекомендовал от старины перейти к современности, а главное — сменить ирландский ландшафт на английский. Конец «Парку Феникса», древнеирландской крепости и нормандскому поместью XI столетия, монастырю рыцарей-иоаннитов, замку XVI века, крупнейшему парку-заповеднику Европы. Вместо всей этой пышной романтики — спокойный и скучный дом английского помещика. Ну и, конечно, потайная дверь и опиум в буфете. В том же 1864 году, словно только подобного заказа и дожидался, Ле Фаню заканчивает «Дядю Сайласа». И попадает в мир гораздо страшнее того, в котором он жил прежде.

«Сенсационный роман», вошедший в моду к середине века, сосредотачивался на тайнах, преступлениях, заговорах и интригах. Просвещенный читатель с удовольствием погружался в трущобы дна, заглядывал в тюрьмы и воровские притоны, читал биографии знаменитых преступников. Собственно, мода началась еще в XVIII веке, с Дефо, бойко сочинявшего «исповедь» куртизанки и «признания» приговоренного убийцы. Разница в том, что теперь зло проникает в великосветскую гостиную, в мирный дом сельского священника и сквайра, в контору делового человека, в кабинет врача и даже в детскую. Ле Фаню был среди тех, кто совершил этот переворот. Всего восемь лет проработал он в этом жанре — с 1864-го и до своей смерти в феврале 1873-го. Этого было достаточно, чтобы имя его стало в один ряд с именем Диккенса, который им восхищался, и Коллинза, с которым его сравнивали.