Дом у реки
Шрифт:
— Как ты думаешь, что она в нем нашла? — спросила Ева. — Он же старик для нее.
— Я ей задала тот же вопрос.
Ева уставилась на Люси:
— Да ладно! Ну конечно, ты сделала это. И что она ответила?
— Ответила, что он милый и любящий, и добавила, что у него блестящий ум.
Марго смотрела на дверь и думала, что больше всего хочет сейчас оказаться дома, забраться под одеяло и быть подальше от пристального внимания сестер и отца.
— Я говорила Марго, что ей надо привести себя в порядок, сказала Люси, меняя тему разговора. Все эти старые толстовки и спортивные штаны ей совершенно ни к чему.
— А мне нравятся, заявила она, опустив голову, — и вообще, в жизни есть вещи поважнее одежды и косметики.
Ева повернулась, чтобы посмотреть на себя в зеркало, одернула широкую
— Боже, у меня такие огромные сиськи! Мне казалось, я быстро похудею после беременности, акушерка сказала, что ребенок вместе с молоком высосет из меня весь жир, но, кажется, она наврала. Никогда такой толстухой не была!
— Может, вы уже прекратите? — воскликнула Люси. — Вы обе просто прекрасны! А если чувствуете себя не очень хорошо, то, может, стоит пойти ко мне позаниматься йогой?
Ева и Марго переглянулись и расхохотались.
— Что? Это на самом деле весело. Йога полезна для любого тела. Это мантра нашей студии. Тебе точно понравится, Ева.
Но та только закатила глаза:
— Люси, да если бы у меня появился хотя бы час, свободный от вечно орущего и недовольного существа, которое постоянно цепляется за меня и требует то еды, то чистых подгузников, знаешь, что бы я сделала? Я бы забралась под одеяло и поспала.
Да, подумала Марго, я тоже.
— Да нет, — не сдавалась Люси, — тебе, наоборот, стало бы лучше после занятий. И тебе, Марго, это добавило бы сил. А то ты выглядишь такой… такой…
Сестры принялись разглядывать Марго в зеркале.
Люси не закончила фразу, но Марго понимала, что она хотела сказать. Сальные волосы, тусклая кожа, уродливая серая толстовка с капюшоном, которая то и дело норовила подчеркнуть ее тело. Она знала, что сестры заметили эту омерзительную, безобразную правду, которую она так старательно прятала ото всех.
Она смотрела на свое отражение в зеркале над раковиной и поражалась тому, что оно все еще там есть. Ведь она ощущала себя такой опустошенной, точно полая изнутри кукла. Сломанная кукла, которую нельзя починить. Сухой листок, готовый улететь по ветру.
Ева зевнула:
— Нам надо возвращаться. А то они поймут, что мы говорим о них. Да и вообще. Чем быстрей мы закажем десерт, тем скорее я вернусь домой и лягу спать. И если на нас не снизойдет рождественское чудо, Хлоя опять поднимет меня в два часа ночи, чтобы я покормила ее.
Вернувшись за столик, Марго позволила разговорам и смеху увлечь себя. Все обменялись подарками и попытались порадоваться наступающему Рождеству. Пили шампанское, ели печенье. Тед не мог оторвать взгляда от Сибеллы, которая сидела положив руку ему на колено. А он вел себя так, точно выиграл главный приз на ярмарке, гигантского плюшевого мишку, и теперь ни за что его никому не отдаст. Ева беспрестанно зевала и смотрела на часы, а Люси только и говорила что про свое невероятное путешествие по Индии. Марго казалось что она наблюдает за их бурлящей, счастливой жизнью точно из-под толщи воды или из-за стекла. Наконец Гед оплатил счет и отвез ее в Уиндфолз.
Всю зиму Марго тщательно оберегала свой постыдный секрет, жгучий, точно раскаленный уголек. Она часами лежала на кровати, то читая книги, то слушая музыку в наушниках, то впадая в странное состояние ступора — не сон, но и не бодрствование. Иногда она таскала вино из шкафа на кухне, зная, что Кит все равно не заметит пропажи. Она выпивала его в своей комнате, наслаждаясь недолгим кайфом, благодаря которому на время забывалась. Иногда она покупала сигареты и курила, сидя на подоконнике, пока ее не начинало тошнить. Теперь она одевалась в самую широкую и мешковатую одежду Евы, совсем перестала следить за волосами, так что они стали напоминать какое-то гнездо. В школе она ходила с опущенной головой и делала только тот предельный минимум, который позволял ей там выживать. Ее больше не интересовали ни школьные постановки, ни результаты экзаменов. Постыдный секрет забирал всю ее энергию. Ей дико хотелось, чтобы все это оказалось просто сном, но каждое утро она просыпалась, зная, что нет, это не сон. Что все это явь.
В последний день накануне Пасхи и весенних каникул Марго вышла из школьного автобуса и от правилась домой пешком. Это
был не самый удачный день. Учительница английского поставила ее перед всем классом и начала распекать за то, что она так и не сдала итоговое сочинение.— Я ничего не понимаю, Марго. — Поток недовольства учительницы обтекал ее со всех сторон, она стояла низко опустив голову. — Это же совершенно на тебя не похоже — так безалаберно относиться к своей работе!
Может, вы просто меня плохо знаете, думала Марго, закипая внутри. С самого утра она чувствовала себя усталой и раздраженной, спина несильно, но неприятно болела и не давала ей расслабиться и принять хоть какую-то удобную позу. Она как могла сдерживала себя, чтобы не нагрубить учительнице в ответ и не выскочить из класса. На ланче она уронила свой поднос в столовой, чем вызвала поток насмешек со всех сторон. Так что остаток дня Марго провела в уборной для девочек, сидя в кабинке и плача безо всякого повода.
На дорожке она заметила стайку одноклассников. Они весело что-то обсуждали. Среди них был Джейми и еще несколько ребят, игравших в том спектакле. Марго натянула капюшон поглубже на голову и свернула на лесную тропку, которая вела к реке. Так она срезала почти половину пути до Уиндфолза.
Оказавшись в лесу, Марго поняла, что раздражение, которое мучило ее весь день, немного улеглось. Весеннее солнце набирало силу, в лесу уже стоял запах черемши. Впереди целых две недели каникул — ни школы, ни школьного автобуса, ни кого, с кем не хочется сталкиваться. Она знала, что мать уже вот-вот закончит свою безумную гонку с текстом.
— Осталось всего две главы, милая, — сказала она сегодня за завтраком. Глаза ее были совершенно остекленелыми.
Вот и с ней можно будет не пересекаться. Ева занимается своей маленькой дочкой. Люси собирается открывать собственную йога-студию в Бате Так что все пасхальные каникулы Марго проведет в полном одиночестве.
Может, она наконец напишет сочинение по английскому и вообще займется уроками.
На половине пути, среди залитых солнцем деревьев Марго вдруг почувствовала, что внутри у нее как будто что-то расслабилось и хлопнуло. Она даже услышала этот хлопок. И в этот же момент почувствовала, как что-то горячее выливается из нее и течет по внутренней стороне бедер. Она замерла, потрясенная этим ощущением. Неужели она обмочилась?! Вот так, вдруг, внезапно. И в эту же секунду тело пронзила жуткая опоясывающая боль. Резкая и острая, точно впившийся ремень. Марго ухватилась за ствол ближайшего дерева, навалилась на него, пережидая, когда боль утихнет. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Внутри как будто что-то клокотало и шевелилось, чтобы выйти из нее.
Боль наконец утихла и она смогла выдохнуть и отпустить дерево. Когда силы вернулись, она устремилась домой, чувствуя, как широкие спортивные штаны прилипают к бедрам при каждом шаге.
Вскоре боль снова настигла ее, буквально пригвоздив к месту. Она схватилась за живот, чувствуя, как он напрягается под ее руками, и тихонько всхлипнула. Ей было страшно. Ее постыдный секрет. Он вот-вот раскроется.
Марго пробиралась по тропинке, охваченная болью, от дерева к дереву. Напряжение накатывало на нее волнами. На пике одной из таких волн ее вырвало остатками ланча. Она застонала, лоб покрылся испариной. Казалась, она вся пышет жаром. И снова боль. Сокрушительная, всепоглощающая волна боли.
Она схватилась за живот и, повинуясь какому-то первобытному инстинкту, сошла с тропинки в густые заросли ольхи и присела в их тени. Ее снова вырвало. Слезы текли по лицу.
— Помоги мне, — взмолилась она, глядя на безмолвный кусок синего неба среди густых крон деревьев.
Она не знала, к кому обращается, но ей так хотелось, чтоб все наконец закончилось. Чтобы этот кто-то услышал ее и сжалился. И помог. Пожалуйста.
Она была вся мокрая от пота, не могла дышать, рвала на себе одежду, что-то рвалось из нее наружу, и она знала, что уже ничего не может с этим поделать. Она упала на колени, вцепившись ногтями в землю, она стонала и рычала при новых приступах боли, которая раздирала, разрывала ее на части. И тут что-то как будто вышло из нее, на миг ей стало легче, но новая вспышка боли совсем ослепила ее. Ей ничего не оставалось делать, как подчиниться природе и позволить телу исторгнуть из себя все и очиститься.